Александр Сапсай - Семейная реликвия. Месть нерукотворная Страница 16

— Трудно себе представить, что целых двадцать лет прошло. Чуть ли не человеческая жизнь. Даже не верится, что иных уж из наших нет, «а те далече». И еще как далече. По всем странам и континентам, считай, за последнее десятилетие разлетелись. Если мне память не изменяет, Ленок, то последний раз мы все полным составом встречались чуть ли не десять лет назад. Так ведь? А Татьянин день в прошлом году — это, я думаю, не в счет. Народу было не так много… Да и настроения что-то особого тоже не было.

— А я думаю, что и та встреча совсем неплохо в результате прошла, — перебила Ольгу Елена. — Помнишь же, как к Юрке после торжественной части завалились домой, до полуночи вспоминали нашу студенческую вольницу, занятия, гулянки, экзамены, любовь…

— Помню, конечно. Идея нынешней встречи очень даже привлекательная. Леночка — ты чудо! Скажи только, кому мне звонить? У кого дальше все узнавать? И по сколько скидываемся? Вы же опять по цепочке обзванивать всех будете? Да? Точно?

— Оля, я все подробно разузнаю и завтра позвоню тебе, идет? Ну ладно, рассказывай, как жизнь? Как сама? Как твоя дочурка поживает? Как муженек ее драгоценный? Как твой Олег? Что пишет? Где бывает? Что купила? Ой, извини, чуть было не забыла. Дорогая, ты знаешь, что Андрюшка, твоя университетская любовь, сейчас в Москве, проездом из Бонна в Вашингтон? И, как мне сообщили из совершенно надежных источников, обещал быть на нашей общей встрече.

— Ленок! Да ты не меняешься совсем. Всегда и все знаешь. Что касается моей жизни, то у меня все более-менее… Олег сейчас в командировке в Австрии. Галину, мою дочку, знаешь же ее хорошо, светская жизнь совсем закрутила. Общаемся, не поверишь, больше по телефону. Все некогда ей. Вечно куда-то она бежит, торопится, колготится… Вернее, не бежит, а едет. И не сама по себе, а всегда с шофером передвигается по Москве, причем в 600-м «Мерседесе». Когда не позвоню ей по мобиле, всегда только одно и слышу: «Извини, мамуля, я очень занята. Поговорим потом. Вечером. А сейчас я еду к Раулю, или к Юдашкину, или к кому-нибудь еще». То новый бутик «Кавалли» открылся, то «Валентино» осваивает, то в «Ванили» кофе пьет… Вот ты, дорогая, знаешь, например, этих раулей, кавалли, андрияновых, далакян, а? Уверена, не знаешь. А догадываешься хотя бы, где находится «Ваниль» или «Обломов»? Наверняка даже не догадываешься.

— Да я что-то сразу, понимаешь ли, и не припомню даже, кто такой Юдашкин-Мордашкин. А уж все остальное, лучше и не спрашивай… Стыдно, каюсь, темная я, но не знаю. Вот, все же вспомнила: Юдашкин — это, наверное, телеобозреватель НТВ? Точно? Или какой-то другой программы, но что-то в этом духе…

— Все ясно с тобой, госпожа великий архивист. Далека ты от московской великосветской тусовки. Не врубишься никак в новую жизнь, все при совке живешь, как сейчас говорят мои студенты.

— Каюсь, матушка, слишком далека я от современной жизни… Ох, и далека…

И подруги заливисто, как в былые студенческие годы, стали безудержно хохотать…

— Ха-ха-ха, Оля! — давясь от смеха, проговорила Елена. — Это у нас с тобой опять приступ студенческого безумия. Помнишь, как на лекциях по истории КПСС, когда профессор Зайченко, главный факультетский идеолог, начинал перечислять нам достижения социализма: сколько пшеницы, ржи, ячменя и овса было собрано, какое поголовье скота выращено, сколько тракторов и комбайнов выпущено и т. д. и т. п. И что самое главное, все это «под мудрым руководством Коммунистической партии и лично товарища Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева»… А мы с тобой тут же ржать взахлеб начинали и остановиться уже никак не могли…

— Да, конечно, помню я все, Ленуся. Прекрасно помню. Разве такое забудешь когда-нибудь?

— А помнишь ли ты, моя дорогая, как Зайченко, имя его и отчество забыла, нас с тобой однажды выгнал во время очередного приступа нашего безумия?

— Я даже помню, как он просто позеленел от злости, когда мы пробирались с тобой по рядам и спускались вниз, изгоняемые из рая, — также давясь от смеха, напомнила подруге Ольга.

— А еще он ведь тогда на нас кричать как резаный стал. Ужас, как орал, аж страшно было. «Таким не место в комсомоле! Позор распущенным, несознательным элементам… Так смеяться, и где — на лекции по истории КПСС… Вы еще позволяете себе ходить на лекции в МГУ в таких неприлично коротких юбках?! Куда смотрят ваши родители-коммунисты?! Не понимают, наверное, что вы чужие места на факультете занимаете?!» — совсем взвился он, когда увидел нас, выходящих из аудитории.

— У тебя-то, наверное, казусных историй почище да покруче, чем наши с тобой, с твоими студентами за годы преподавания набралось тоже немало. Ты ведь и историю КПСС, как я помню, имела счастье студентам вдалбливать, госпожа профессорша. А сама-то ты тогда запоминала, что в этих учебниках писали? Это ведь было невероятно трудно. Пустота одна, беспредметность, как помню, да и только. Годами учили, а запомнить никак не могли. Даже совершенно конкретные даты съездов, и те путали. О другом уж ни говорить, ни вспоминать не хочется…

— Да ладно тебе. Что-то мы заранее устроили с тобой вечер воспоминаний. Побереги их для нашей встречи. А сейчас ты мне лучше скажи, ты продумываешь уже, в чем пойдешь на сбор?

— Я? Чтоб ты знала и больше не задавала мне вопросов на эту тему, у меня благодаря Гале — полный гардероб от кутюр.

— Шутишь? Слушай! Вспомнила наконец. Юдашкин — это модельер. Да? Вот видишь, не совсем я отсталый элемент. Но как бедная архивная мышь, у Юдашкина, Оленька, я ничего купить не могу. А если бы и могла, мне бив голову не пришло носить шмотки от Юдашкина. Очень уж все, на мой взгляд, вычурно, гламурно слишком. Стиль жизни для таких шмоток должен быть, по моему разумению, совсем другой. Как, например, у твоей Гали. А у меня, знаешь, жизнь — это дом — архив, архив — дом. Ну еще: завтрак, обед, ужин. Зарплата — слезы. Не будем о грустном? Живы — здоровы. И слава Богу! Заговорились мы, подружка. Главное — увидимся скоро. Надеюсь и жду! Целую тебя крепко! До встречи!

— Целую, Ленуся!

«Обязательно надо будет постараться пойти на встречу, — подумала Ольга, едва повесив трубку. — Ленку действительно давно не видела. Поболтаем хоть с ней всласть… Да и как ребята университетские живут, тоже интересно узнать. А главное — увидеть Андрея после стольких лет разлуки очень хочется. Сердечко-то забилось, когда о нем от Ленки услышала. Эх ты, а еще называешь себя железной леди. Говорила тогда: „Эта книга мной прочитана и поставлена на полку памяти“, — передразнила она вдруг саму себя. — Какая банальность. Хорошие-то книги не грех и перечитывать снова и снова. Глупая я все же женщина. Правильно мой брат говорит…»

ГЛАВА 5

Хозяйка Золотой Айдырлы

С раннего утра у Марии Петровны было самое что ни на есть чудесное настроение. Последние дни октября погода стояла не по-осеннему теплая. Особенно по утрам воздух был настолько чист и прозрачен, что иногда его хотелось пить, как самое дорогое шампанское — медленно-медленно, маленькими глоточками…

Три месяца Маша не была в Айдырле. Совершала длительный, утомительный, хотя и интересный вояж: Москва — Рига — Майори — Берлин — Париж. Там у нее были и дома, и квартиры, причем не одна и не две. Но самое главное, там жили дети, сыновья, мальчишки. Старшему, Никите, исполнилось уже двенадцать лет. А младшему, Глебу, было десять.

Айдырла да и все остальные прииски все это время были на ее брате Дмитрии. Целиком. Но на своего брата она всегда и во всех делах могла положиться даже больше, чем на себя. А уж что касается Айдырлы, то она для Дмитрия была, что называется, и семьей, и женой, да и любовницей в придачу. Своей семьей Дмитрий в свои годы так и не обзавелся. А все силы, любовь, внимание и заботу отдавал сестре и ее детям. И конечно же прииску… В немалой степени благодаря его стараниям жизнь здесь налаживалась, можно сказать, по-современному. Не то что у старателей в расположенных неподалеку поселках других уральских золотопромышленников.

Вот, например, недавно в айдырлинском поселке новый храм освящали. Церковно-приходскую школу здесь прекрасную открыли. Из Оренбурга молодого батюшку — отца Евлампия, специально в Айдырлу с этой целью пригласили. Причем не просто пригласили, а все условия для его жизни и деятельности заранее создали, и когда ему это предложили, отказаться он не смог и не захотел.

После процедуры освящения нового храма в Айдырле вместе с братом пригласила Маша отца Евлампия к себе домой в гости — отметить особо это знаменательное событие. Беседовали они с ним о том о сем, считай, до полуночи. А потом и об иконе их семейной речь конечно же зашла. Мария Петровна с гордостью показала ее просвещенному отцу Евлампию, заведя его для этого специально в домашнюю молельню, где и находился Спас Нерукотворный все время. Увидев его, молодой священник чуть дар речи не потерял. Потом же довольно долго им восхищался.