Олег Суворов - Красотки кабаре Страница 15

Эмилия задумалась, а потом решительно сказала:

– Сходите к нему сами, или давайте отложим это до завтра. С утра я буду дома – вот мой адрес. Заезжайте за мной в полдень, хорошо?

Вульф взял протянутую визитку, кивнул и, склонившись, поцеловал ее руку. Эмилия улыбнулась ему, опустила вуаль и быстро пошла к выходу. Большинство присутствующих мужчин смотрели ей вслед. Смотрел и Вульф, думая о том, что Берта Тымковец, возможно, до сих пор еще лежит мертвой в номере провинциальной гостиницы, в то время как ее подруга спокойно направляется на репетицию. Красотки кабаре…

На следующий день Вульфу не пришлось ехать в полицию, поскольку ровно в десять утра на пороге его номера возник комиссар Вондрачек собственной персоной.

– Вы? – удивился Вульф, пропуская его внутрь. – Признаться, не ожидал увидеть вас у себя, хотя… – Он хотел было добавить: «хотя сам сегодня к вам собирался», но вовремя прикусил язык, решив сначала узнать цель визита.

Комиссар Вондрачек не стал лукавить.

– Вчера Берта Тымковец была найдена мертвой в одном из номеров гостиницы «Майстринг». Это в Кальтенбрюндльберге, неподалеку от Вены, – сразу заявил он, прохаживаясь по комнате и оглядывая ее цепким взором.

– Я знаю, – со вздохом признался Вульф, – Присаживайтесь. Если бы вы не пришли ко мне сами, то через пару часов я бы уже сидел в вашем кабинете.

– Вот как? Ну, тогда рассказывайте.

И Вульф начал пересказывать вчерашний разговор с Эмилией. Комиссар слушал очень внимательно, время от времени совершая такие движения верхней губой, словно пытаясь пошевелить усами. Но поскольку усов не было, движения комиссара производили весьма комичное впечатление, отнюдь не соответствовавшее серьезности разговора.

– У вас есть письмо фрейлейн Тымковец, в котором она просит свою подругу приехать? – поинтересовался Вондрачек, когда Вульф умолк.

– Нет, оно осталось у фрейлейн Лукач, но зато у меня есть та самая страница из книги, о которой я вам говорил. – И Вульф протянул ее комиссару.

– Великолепно, – не сдержался тот, внимательно осмотрев листок. – Это настолько прекрасная улика, что вы даже представить себе не можете. Впрочем, способ ее появления наводит на некоторые подозрения…

– Вы надеетесь установить хозяина книги? – поинтересовался Вульф.

– Разумеется, и на девяносто процентов уверен в успехе.

– Но каким образом?

– Секрет следствия.

– Ну хорошо, а у вас есть какие-то предположения? – не унимался Вульф. – Это убийство связано с любовной историей?

– Ни одно убийство без нее не обходится, – невозмутимо заметил Вондрачек. – Вопрос лишь в том, что кто-то любит деньги, кто-то женщин, а кто-то просто любит убивать.

– А вам не приходило в голову, что вся эта история имеет какое-то отношение к масонству?

– Масонство? Очень может быть.

– Фрейлейн Лукач говорила, что у ее подруги появились деньги…

– Что ж, и мотив ограбления тоже не исключен.

Добродушное согласие Вондрачека вывело Вульфа из себя.

– Черт подери, но вы хоть кого-то подозреваете?

– Да, разумеется. Я подозреваю вас в том, что вы очень неравнодушны к фрейлейн Лукач, – лукаво усмехнулся комиссар.

– Ну, в этом отношении вы всегда можете рассчитывать на мое чистосердечное признание, – сердито буркнул Вульф. – А что вы скажете об этом Фальве?

– Фальва? – На этот раз Вондрачек задумался. – Может быть, и Фальва. Но меня в данный момент гораздо больше интересует тот загадочный джентльмен, на которого смерть фрейлейн Тымковец произвела столь глубокое впечатление, что он даже прихватил с собой орудие убийства, сняв чулок с ее шеи. Кто бы это мог быть?

– Но ведь этот господин явился уже после того, как фрейлейн Тымковец была убита!

– Так-то оно так, но ведь он мог совершить убийство и в бессознательном состоянии – в порыве ревности, например. А потом вернулся обратно и ужаснулся тому, что натворил. Что там говорит профессор Фрейд о либидо и бессознательном, а?

Глава 8.

Свидетель Гитлер

На следующий день, когда Сергей Вульф за чашкой утреннего кофе раскрыл свежий номер «Нойер винер тагеблат», его внимание сразу же привлекли два необычных рисунка, помещенных на первой странице. Прочитав подписи и заголовки, он подумал о том, что комиссару Вондрачеку повезло, ибо на одном из этих рисунков был изображен тот самый таинственный господин, который, согласно рассказу Эмилии Лукач, сначала стонал над постелью ее мертвой подруги, а затем удалился, прихватив с собой смертоносный чулок.

Все пояснения к рисункам давались в статье, озаглавленной «Загадочная смерть прелестницы из кордебалета». Быстро просмотрев сообщение о том, как труп молодой женщины обнаружила горничная, которая пришла убирать номер, Вульф стал читать более внимательно.

«…Благодаря удачному стечению обстоятельств в день убийства возле гостиницы „Майстринг“ находился молодой венский художник, рисующий открытки на продажу. Установив мольберт напротив входа, он делал карандашные наброски, когда его внимание привлек высокий седовласый господин в темных очках. Он быстро вошел в гостиницу, но не пролетело и пяти минут, как выскочил обратно – причем на этот раз, по словам художника, выглядел крайне взволнованным. Не успел этот господин скрыться из виду, как из гостиницы выбежала не менее взволнованная молодая дама, едва не опрокинувшая мольберт. Художник, узнав в ней одну из модных ныне певиц, чье имя редакция по моральным соображениям вынуждена держать в тайне, заподозрил любовную интригу и тут же, по памяти, набросал портрет седовласого господина.

Через какое-то время в гостинице поднялась суматоха. Тогда художник, прихватив с собой мольберт, вошел внутрь и, узнав об убийстве, попросил позволения подняться в номер. Там он и сделал тот карандашный рисунок фрейлейн Берты Тымковец, который мы воспроизводим рядом с портретом ее предполагаемого убийцы…»

Портрет «седовласого господина» не отличался особой выразительностью, зато труп молодой женщины был нарисован с каким-то пугающим вдохновением: приподнятая и согнутая в колене нога, разметанные по подушке волосы, страдальческое выражение застывших, полуприкрытых глаз, вывернутая кисть левой руки, свешивавшейся с кровати, темная полоса вокруг шеи…

Под обоими рисунками имелась подпись художника: А. Гитлер.

Дочитав до конца, Вульф отложил газету и призадумался. Все, что было изложено в этой статье, совпадало с рассказом Эмилии Лукач, поэтому здесь для него не было никаких откровений, зато имя художника, оказавшегося ценным свидетелем, показалось ему знакомым…

Недели две назад, когда они с доктором Сильверстоуном, беседуя о проблемах психоанализа и прогуливаясь по улицам Вены, случайно оказались неподалеку от дворца Евгения Савойского, им довелось стать свидетелями одного скандала.

Молодой художник, лет двадцати пяти, худощавый и бледный, с черными, прямыми, спадающими на лоб волосами и короткими усиками, похожими на черное пятно под носом, расположился со своим мольбертом напротив дворца, рисуя масляными красками открытку с его видом.

Вульф и Сильверстоун, заинтересовавшись его действиями, остановились чуть поодаль. Художник работал быстро, но безо всякого вдохновения, словно занимаясь надоевшей, но необходимой работой.

– Кстати, о вдохновении, – неожиданно заговорил англичанин. – Обратите внимание на то, что до недавнего времени оно считалось божественным даром, посещавшим творца в минуты мистического экстаза. Более того, оно могло служить одним из немногих достоверных доказательств наличия некоей Высшей Силы, которая руководит и направляет действия своих избранников. Но доктор Фрейд дал ему гораздо более прозаическое, я бы даже сказал, атеистическое истолкование. С точки зрения психоанализа вдохновение – это не более чем прорыв бессознательного в сферу осознанного, не требующий вмешательства ничего сверхъестественного. Не кажется ли вам, что это скучно?

– Что именно?

– А то, что наука, обретая все новые, естественные объяснения загадочных явлений мира и сознания и уменьшая тем самым сферу таинственного, делает нашу жизнь слишком предсказуемой, понятной и… банальной. Согласитесь, что вера в наличие мистической интуиции, с помощью которой художник может непосредственно общаться с Богом, гораздо увлекательнее, чем понимание того, что любая интуиция объяснима из свойств подсознания.

– Но ведь само подсознание остается крайне загадочным! – не согласился Вульф. – Неужели носить тайну в себе кажется вам менее интересным, чем иметь ее где-то перед или над собой?

Сильверстоун не успел ответить, поскольку в этот момент перед дворцом остановились два молодых еврея в черных сюртуках и кипах, которые яростно спорили между собой, не замечая того, что случайно, сами того не желая, загородили обзор художнику.