Владимир Файнберг - Приключения первого бессмертного человека на Земле Страница 15

Счастье было рядом со мной. И единственное, чего мне не хватало, уверенности, что отец жив–здоров, что с ним всё в порядке.

Конечно, можно было бы написать ему, позвонить. Но я боялся, что письмо или звонок перехватят люди Джангозина, а ещё пуще того, что отец, конечно, потребует моего возвращения. Способен ли был он понять, что я только теперь начал жить, а не готовиться к какой‑то бессмертной жизни? Да за один глоток этой свободы можно было отдать всю бессмертную жизнь!

Впрочем, в Бельгии, в городе Брюгге, расклеивая афиши, увидел будку телефона–автомата возле одного из каналов, позвонил, чтобы хоть голос услышать. Отец не отозвался. Наверное, куда‑то ушёл, в кафе или к Микеле.

Зима в Западной Европе стояла мягкая, дождливая. После Нового года мы стали спускаться обратно на юг – в Италию.

Ичо понемногу стал приучать меня водить машину. Это оказалось несложным делом, и к тому времени, когда мы попали в Турин, я уже мог вполне заменять Альфреда, у которого открылось новое увлечение. Теперь его не столько интересовали девушки, сколько игорные автоматы и лошадиные бега. Где он проматывал наши денежки.

Однажды Ичо его избил. После чего стал чёрный, как головешка.

— Ичо, ты чёрный, как головешка, — сказал я.

— Не как головешка, — ответил он мрачно. — Как сосиска, которая пролежала в холодильнике два месяца.

Какой‑нибудь кинорежиссёр смог бы снять многосерийный фильм о наших скитаниях. О наших разборках с албанскими эмигрантами–рекетирами. О том, как потерялась в Нюренберге Шанталь, и я нашёл её, вызволил из полиции, от радости поцеловал. И она обняла меня, прижалась так, что я услышал стук её сердца…

Был конец марта. Расцветали фруктовые деревья, когда мы оказались в приморском городке Маргарита де Савойя. Который, как это можно было увидеть на потёртой Ичиной карте, находился всего километрах в тридцати от того места, где, кажется, сто лет назад жил я с отцом в кастелло.

17

— Трилье! Трилье! – раздавались монотонные крики под окном нашего фургона. – Трилье!

Трилье – это небольшие рыбёшки барабульки. Может быть, самые вкусные из всех средиземноморских рыб. Особенно, если их зажарить. Особенно, если их есть с помидорным салатом.

Я вскочил со своей койки. Оделся. Койка Ичо была пуста.

Мы приехали в Маргарита де Савойя ночью. Остановились на каком‑то пустыре.

Выскочив из фургона, я зажмурился от лучей поднимающегося над морем солнца. А потом увидел Шанталь. Она бежала ко мне с перекинутым через плечо полотенцем.

— Готфрид, бонджорно! —крикнула она издали. – Добрый день!

— Купалась? Ещё март. Вода холодная.

— Отличная! – она на секунду прижалась ко мне, и я ощутил исходящую от неё прохладную свежесть.

— Трилье! Трилье! – продолжал взывать чей‑то голос.

Мы оглянулись.

Оказалось, фургон стоит посреди маленькой, окружённой кустами и деревьями площади, где, как это часто делается в европейских городах, по утрам возникают крохотные рынки. Тут, «с колёс», из вытащенных из нескольких автомашин и фургонов ящиков продавали раннюю клубнику, зелёные пучки разнообразных салатов, помидоры, огурцы. Здесь же, у своего автомобиля с поднятой крышкой багажника перминался торговец рыбой.

Мы подошли поближе.

В багажнике стояло несколько оцинкованных лотков, полных ещё трепещущей барабулькой.

— Хочется! – сказала Шанталь. – Ужасно!

— Что ж, давай попросим денег у Ичо.

Мы повернули к фургону. Пахло цветущим шиповником, зацветающими кустами роз. Над кустами летали пчёлы.

Подойдя к фургону, мы увидели в его раскрытой двери Альфреда. Белокурый красавец сидел на порожке с подставленным солнцу лицом. Курил с закрытыми глазами.

— Привет! —сказал я . — Где Ичо?

— Не знаю. Соно тристе, соно деморалидзато, — тихо просипел он, не открывая глаз. —Я грустен, я деморализован.

Я улыбнулся. Спросил:

— Что случилось?

— Ичо сказал – фарингит. Совсем потерял голос. Сопли текут. —В доказательство он шмыгнул носом.

И тут подошёл Ичо с какой‑то бумажкой в руке.

— Открой глаза, бездельник! Видишь, за деревьями по ту сторону площади большой дворец? Это «Терми» – знаменитая лечебница южной Италии. Как раз для таких несчастных, как ты. Иди! Вот квитанция. Я заплатил за тебя. Иди–иди, не то пройдёт очередь.

— В очереди сидеть? – Альфред, наконец, открыл глаза.

— Иди! —прикрикнул Ичо и обратился к нам, — Почему ничего не делаете? Тут из‑за этой «Терми» тысячи людей. Прибывают машинами, автобусами… Дадим сегодня не одно – два представления. Поэтому ты, Готфрид, хватай свои афишки, расклеивай по окрестным улицам. Шанталь, помогай ему. Вернётесь, позавтракаете, и будем подвешивать батут, канат. Готовиться.

— Ужасно барабульки хочется… — сказала Шанталь.

— О кей! Сам куплю. Бегите!

За время нашего разговора Альфред всё‑таки ушёл лечиться. Я захватил в фургоне свёрнутые в трубочку афиши, два тюбика с клеем, и мы с Шанталь вышли с площади на переполненные народом улицы городка. Действительно, люди, машины, автобусы – всё стремилось к лечебнице.

— Как паломники на богомолье, — сказала Шанталь.

Только мы остановились на углу, чтобы разделить афиши и разбежаться по кварталам, рядом послышался глухой удар, скрип тормозов.

Чуть ли не к нашим ногам отшвырнуло сбитую машиной собаку. Это была, по–моему, то ли помесь колли с овчаркой, то ли просто колли. Похоже, бродячая, без ошейника. Лежала у бровки тротуара, судорожно перебирая лапами. Из глаза скатывалась слеза…

— Что ты смотришь?! – закричала Шанталь и погрозила кулаком двинувшемуся потоку автомашин. —Делай же что‑нибудь скорей! Давай отнесём её в лечебницу!

Колли дёрнулась. И застыла. Только слеза продолжала стекать по мохнатой морде.

…Впервые я видел смерть. Пол Европы проездили, в какие только переделки не попадали. Да и раньше ни в кастелло, ни в России не видел, как это бывает.

При всём том, что и я был уязвим для несчастий, всяческих болезней, вспомнилось – я бессмертен. Не то, чтобы я об этом забыл. Но теперь сквозь бензиновый перегар с особой силой ощутил запах цветущих роз, свою молодость. Вечную.

Едва мы с Шанталь стали поднимать умершую собаку, чтобы оттащить за кусты на газон, как подъехала уборочная машина. Рабочий в комбинезоне зашвырнул труп в мусоросборник.

Мы пошли к виднеющейся вдалеке под пальмой большой круглой тумбе для расклейки объявлений.

— Не плачь, — сказал я Шанталь, — смерть можно победить…

Вдруг с очевидностью стало ясно, что я должен перенять эстафету у отца. Скорее делать что‑то, чтобы Шанталь не умерла. Никогда.

…На тумбе среди объявлений нужно было найти свободное место для нашей афишки. Мы начали было обходить её, как Шанталь дёрнула меня за руку.

— Смотри!

На уровне глаз был наклеен плакатик. Под надписью «Разыскивается» я увидел цветную фотографию. Себя! С синими глазами.

Под фотографией было напечатано, что за поимку этого юноши по имени Артур или за сведения о его местонахождении позвонивший получит вознаграждение в 100000 евро. Сообщались особые приметы: ямочка на носу, браслет на левой руке.

Первое, что я подумал – разыскивает отец. Но номер телефона был не наш. Это было частное объявление. Стандартные полицейские объявления о розыске выглядят иначе.

— Почему «Артур»? – Шанталь переводила взгляд с фотографии на меня, — Ведь это ты! Это про тебя?

Я попытался содрать плакатик. Но он не отклеивался. Налепил поверх него афишу. Ничего не стал объяснять встревоженной, сбитой с толку Шанталь.

Мы обегали весь городок. Всюду на тумбах, на стендах было моё фото. Некоторые объявления о розыске покоробившиеся, выцветшие, некоторые совсем новые.

В четыре руки мы безуспешно пытались их сцарапать.

— Так кто ты, Готфрид или Артур?

Что я ей мог ответить, моей Шанталь?

Необходимо было как можно скорее убираться из Маргарита де Савойя, вообще, подальше от этих краёв, где в каждом городке, наверняка, были расклеены подобные объявления. Кому не захочется получить сто тысяч евро!

К счастью, после выступлений здесь в планах Ичо, сколько я знал, было податься на крайний юг Италии. Оттуда на пароме пересечь Мессинский пролив, немного поколесить с гастролями по Сицилии. А потом, пока не наступила самая жара, перебазироваться пароходом на апрель и май в Северную Африку – в Марокко, Алжир и Тунис. По его словам фальшивые документы уже ждали меня в главном городе Сицилии – Палермо.

Пока я находился в Западной, объединённой Европе, ещё можно было путешествовать из страны в страну, таясь от полиции. Африканские государства были уже заграницей. Хорошо, у цыгана Ичо всюду имелись друзья–цыгане. По всему миру.