Владимир Файнберг - Приключения первого бессмертного человека на Земле Страница 16

Фотографии, расставленные капканами для моей поимки, смерть собаки – из‑за этого я весь день был, как под током. Ичо и Альфред покрикивали на меня. Всё валилось из рук. Плохо закрепил один из концов батута. Во время первого представления Альфред–Чарли Чаплин чуть не соскользнул с него.

Тем не менее, сборы у «Терми» получились большие, как никогда. Ичо, подсчитавший груду монет в фургоне, сказал, что выручка составила около четырёхсот евро.

Но потом подъехал какой‑то чиновник с представителем полиции, приказал убираться из центра.

Вечернее представление пришлось давать на вытоптанном футбольном поле, за которым начинались виноградники. Зрителей из окраинных кварталов стянулось немного, человек двадцать. Среди них — цыгане.

Когда всё было убрано, сложено в прицеп, Альфред ушёл спать в фургон. Судя по всему, ни он, ни Ичо не видели в городе моей фотографии.

Мы с Шанталь собрали прошлогодние обрезки лозы, разожгли костёр близ фургона на краю виноградника. Жарили на веточках оставшихся от завтрака барабулек. Становилось прохладно.

— Где Ичо? —спросил я Шанталь, накидывая ей на плечи свою курточку.

— Пригласили на свадьбу здешние цыгане.

Она сидела на барабане из нашего реквизита. Как подмерзшая птичка. Попытался притянуть её к себе, обнять.

— Врал! Ты не Готфрид! – она вырвалась. —Кто ты?

Небесный свод мерцал звёздами. Наш негреющий маленький костёр нисколько не мешал различать знакомые созвездия.

— Смотри, Шанталь, вон Большая медведица, Плеяды… — я всё‑таки привлёк её к себе. —А вон над горизонтом голубоватая звёздочка. Это Венера. Планета. Голубая, потому что окутана облаками. Видишь?

Она уткнула холодный носик в мою шею и прошептала:

— Люблю тебя, Артур.

…В ту ночь я открыл ей, что являюсь первым бессмертным человеком на Земле. Рассказал о браслете, об отце. Обо всём. О Джангозине.

Теперь Шанталь смотрела на меня во все глаза.

— Почему на объявлениях о розыске ты один, только твоё фото, без отца? Неужели он уже в их руках? Тебе не жалко его? Скажи, не жалко?

— Что ты, Шанталь! Я предал его…Но, надеюсь, с ним всё в порядке. Наступит утро – нужно немедленно уезжать из этих мест. Пока меня кто‑нибудь не опознал, понимаешь?

— Артур, застегни воротник ковбойки. Совсем замёрз. Погоди, вынесу тебе Ичино пальто.

— Не надо.

Но она побежала к фургону.

В самом деле, била дрожь. Самая замечательная, самая красивая девушка в мире призналась в любви!

— Артур! – Шанталь бежала ко мне от фургона, — Окурок дымится!

— Какой окурок?

— Альфредов окурок! В пепельнице.

— А где Альфред?

— Видно, только что куда‑то спешно ушёл…

В эту минуту мы оба поняли – подслушал разговор, побежал искать объявление. Чтобы узнать номер телефона. Выдать. Получить сто тысяч евро.

Теперь мне стало жарко.

Понял, если попадусь в руки Джангозина и его бандитов, сорвут для исследований браслет. Погублю себя, отца. Дело всей его жизни.

18

Сидел, вцепившись в руль. Мчал в автофургоне по шоссе. Сзади громыхал прицеп. Било в глаза встающее навстречу солнце.

Кроме того, что о случившемся нужно немедленно известить отца, я не знал, что делать.

Хорошо, бензобак был наполовину заполнен. Хорошо, дорожные указатели вывели меня на прямую трассу, ведущую к городу, возле которого находился кастелло.

Ворота, замыкающие высокую ограду вокруг замка, обычно закрыты на замки и на цепь. Поэтому, чтобы не терять времени на объяснения с отцом по переговорному устройству, не ждать, пока он спустится, я решил проникнуть в кастелло тем же путём, каким ушёл.

Как только на вершине холма показались стены и башни, я высунул голову из окна кабины. Погони, вроде, ещё не было.

Резко свернул с асфальта, поехал по берегу моря, по влажному от утренней росы песку, огибая ограду.

Остановился у того места в скале, где была замаскированная диким плющом решётка. Выскочил из машины. Протиснулся между разогнутых прутьев.

Увидел – в корзине лежит Кис с котятами. Он оказался кошкой!

Пробирался в темноте подземелья. Торопился увидеть отца. Только теперь я понял, насколько соскучился по нему.

Внутренний двор кастелло был, как всегда, пуст. Я добежал до широкой лестницы с низенькими ступеньками.

Стремительно взбежал наверх. За долгие месяцы странствий походка стала лёгкой. Я уже не чувствовал себя осторожным роботом. Знал, отец порадуется, глядя на меня. Простит.

По утрам в это время он закрывался в лаборатории. Сумрачным коридором пошёл прямо туда.

И увидел – дверь распахнута. Внутри пусто. Пустые стеллажи. Штативы без пробирок. На полках – никаких бумаг, папок. Исчез электроный микроскоп. Повсюду слой пыли.

Кинулся в его кабинет. Пусто! Даже книги пропали с полок.

Отца не было ни в кухне, ни в спальне. Ни в моей комнате–зале. Здесь как раз всё сохранилось. Мои учебники, мои книги. Не было никаких признаков разгрома.

Голубенькая книжечка «Тайна жизни и смерти» лежала на письменном столе. Когда я взял её в руки, на пыльной поверхности стола остался прямоугольный след.

«Отец исчез из кастелло. Давно. Он не мог не оставить мне записки, письма», — подумал я. Выдвинул ящики стола, снова обежал все помещения. Заглянул даже в пустой холодильник. Опять зашёл в кабинет. Пусто было и в ящиках отцовского секретера. Я чувствовал, времени у меня остаётся всё меньше.

Перевёл взгляд на винтовую лестницу, ведущую в обсерваторию – единственное помещение, где я ещё не был.

Взбежал туда.

И здесь дверь тоже была открыта. И здесь видны были следы поспешных сборов. На полу валялись астрономические таблицы. На одной из ступенек металлической стремянки лежал, видимо, оставленный впопыхах «Каталог комет».

И тут я заметил конверт! Он лежал на треноге. На том месте, где прежде стоял телескоп.

Развернул дрогнувшими руками сложенный вчетверо лист бумаги. Он был исписан с двух сторон:

«Артур, рано или поздно ты вернёшься. Прочитаешь письмо. Надеюсь, ты жив–здоров, браслет цел.

Не упрекай себя, Артур. Я сам во всём виноват. Чуть не отнял у тебя юность. Лишал главной ценности жизни – свободы.

Не знаю, простила бы меня твоя мама… С тех пор, как она умерла, судьба моя сложилась так, что я, не старый ещё человек, стал лишь придатком к микроскопу. Вся остальная жизнь как бы перестала существовать.

Вот почему я иногда вырывался посидеть в кафе за бокалом вина, посмотреть на мир других людей.

Впрочем, об этих обстоятельствах ты знаешь.

С Джангозиным после его «ультиматума» пришлось столкнуться. Убедившись в том, что ты сбежал, он временно утратил интерес к моей особе. Чисто теоретические исследования его не занимают. Тем более Микеле удалось выяснить местонахождение действительно организованной им международной фирмы (в Милане), нашли и его виллу, где‑то на море, вблизи города Маргарита де Савойя.

Помни, Джангозину нужен не ты, а браслет с его содержимым.

Должен со скорбью сообщить: зимой Микеле умер. Произошло отторжение пересаженной печени. Его хоронил весь город. Дом станет музеем.

А я лишился единственного верного друга.

Не говоря уже о том, что теперь муниципалитет забирает кастелло обратно в свою собственность. Кажется, нашёл другое убежище, другую страну.

Джангозин на время как будто затих. Но это, уверен, зловещая тишина.

Бессмертие, став предметом купли–продажи, сделалось бы источником бесконечных преступлений, смертей. Вот в чём парадокс.»

В этот момент слуха достиг отдалённый грохот. Я глянул в бойницу и увидел, далеко внизу, у ограды, какие‑то люди взламывают замки ворот. Стал лихорадочно думать, что же мне делать.

Заперся изнутри. Придвинул вплотную к двери стол, водрузил на него тяжёлую треногу. Затем, секунду подумав, исхитрился втащить и поставить на эту баррикаду металлическую стремянку. Как я ещё мог защититься?

Стремянка встала косо, неустойчиво.

Снова схватил письмо, торопясь его дочитать.

«Знай, пока ты рос и мужал, я тратил время не только на безуспешное изготовление небьющегося браслета. Нельзя браться не за своё дело. Я, признаюсь, лишь теперь закончил многолетние исследования в той области науки, которая ещё не имеет названия.

Тебе никогда не казалось странным, что у нас одновременно присутствуют микроскоп и телескоп?

Помнишь, в своё время я рассказывал – огромное количество клеток мозга у каждого человека почему‑то не задействованы. Так же, как непонятно назначение множества «лишних» генов в хромосоме. Законы развития, законы эволюции не предполагают ничего лишнего… Вот прояснением какой проблемы я занимался.»

…Приближающийся топот послышался в коридорах замка. Дочитать оставалось совсем немного.