Ирина Кисельгоф - Необязательные отношения Страница 15

Раньше Лаврова восхищалась ночным светильником с изысканным стеклянным абажуром цвета огненного опала со сверкающими россыпями золотых октаэдров металлической меди. Теперь оранжевые языки его пламени, вспыхивающие яркими искрами, отливающие багрянцем расширенные зрачки бесчисленных стеклянных глаз вызывали тревогу и заставляли колотиться сердце. Лаврова не умела спать при свете, и она не могла спать, когда ее изучают. Она стала вздрагивать от каждого прикосновения. Костя страдал, она раздражалась все больше.

— Только попробуй лапать меня глазами, пока я сплю!

— Хорошо, — говорил он. — Не буду. Прости.

— Вообще не трогай!

— Хорошо. — Он отводил глаза.

И Лаврова вновь просыпалась от его взгляда. Ее стала мучить бессонница.

Лаврова смотрела на икону, выполненную на стекле. Лик византийской святой под складками лазурной накидки, на ней сверкающая золотом Вифлеемская звезда и золотой кант по краю. Правильные черты лица, огромные глаза под дугами темных бровей, точеный нос, длинные тонкие пальцы правой руки безмятежно лежат на груди, Ребенок в белом свивальнике, отвернувшись, спит на ее плече. Картина наполнена тишиной и покоем, но тревожные, мятущиеся глаза, румянец на скулах и припухшие грешные губы, слегка изогнутые улыбкой, подчеркивают неоднозначный замысел автора.

— Ну, и как? — спросил Стас.

— Ересь, — выдавила Лаврова. — Этого не должно быть.

Она протянула руки.

— Тихо, тихо. — Стас отвел ее руки. — Я не должен был этого делать. Костя меня убьет.

Он завесил картину, убрал подальше и обернулся к Лавровой:

— Ничего ему не говори. Ты обещала.

Лаврова не ответила.

— У него талант. Все это говорят. Жаль, что он бросил учиться.

«Все намного хуже», — думала Лаврова. Она была раздавлена.

— Познакомь меня со Стасом, — потребовала Аська.

— Он же с Линкой.

— У него на нее не стоит. Она мне сама говорила.

— Нет. Я Линку боюсь. Давай я тебя с Костей познакомлю.

— С ума сошла! — бросила резко Аська. — Он же тебя любит.

— Не любит, а плачет.

— То есть?

— То и есть. Плачет каждый раз во время оргазма. Сначала меня это трогало, потом стало смешить, а теперь бесит. — Ложечка Лавровой, стукнувшись о кофейную чашку, раздраженно звякнула. — Представляешь? Голый здоровенный мужик рыдает прямо на тебе. Каково?

— Опупеть! — потрясенно протянула Аська.

— Надоело, — взор Лавровой был устремлен в окно. Ей хотелось на волю.

— Но он же художник. Тонкая натура. У каждого могут быть свои слабости, — жалобно сказала Аська.

Все женщины жалеют мужчин. Лаврова не видела ни одного мужчины, который жалел бы женщин.

— Натура — дура! Любовь в больших количествах яд. Ее надо принимать гомеопатическими дозами.

Лаврова взяла свою сумочку и засобиралась домой. Она спускалась по лестнице, Аська свесилась с перил.

— Идиотка! — крикнула она.

— Сама знаю, — пробурчала Лаврова.

Она думала, как ей незаметно пробраться домой. Свободный художник Костя взял за обыкновение ждать ее у дома. Лаврова подошла к своему подъезду, около него уже торчал Костя. У него был всегдашний несчастный вид.

— Что тебе от меня надо? — злобно выкрикнула она.

— Я люблю тебя, — тихо, с нажимом сказал он.

— Может, и жениться хочешь? И детишек хочешь? — распаляясь, кричала Лаврова.

— Хочу, — ответил он. — Хочу. Только от тебя.

Лаврова приблизила свое лицо к его. В ней бурлила ненависть.

— Не повезло! — Лаврова хрипло расхохоталась. — У меня не может быть детей! Ни от кого! Даже от святого духа.

Она поднималась по лестнице и смеялась, как ведьма, вспоминая его потрясенное лицо.

— Отвязалась. Слава тебе… — Она осеклась. — Гореть мне в аду!

Лаврова приходила с работы и ложилась на кровать. Не хотелось есть, пить, мыться. Ухаживать за своим никчемным, биологически нецелесообразным организмом было незачем.

Ей позвонил Стас.

— Ты что с ним сотворила?

— Что?

— Он целыми днями лежит. Ничего не делает. И молчит, — голос Стаса дрожал от возмущения.

— А я при чем? — вяло поинтересовалась Лаврова.

— Стерва! — Стас бросил трубку.

Глава 11

Лаврова сидела у Аськи. Они пили казахстанский коньяк и закусывали пирожками с капустой.

— Я всю ночь заснуть не могла. Все думала, что он там умирает. Долго. Как Сталин. Если бы ему оказали помощь вовремя, он бы выжил.

— Сталин?

— Дура! Ястреб.

У Аськи был сосед по подъезду со странной фамилией Ястреб. Ему уже перевалило за шестьдесят. Он разошелся с женой и жил один. Когда Аська загорала на балконе, он подглядывал за ней сверху со своего балкона. Охотился за ней по диагонали. Как и положено орлам, он гнездился на вершине скалы, на самом верхнем этаже человеческого дома.

— Вчера его жена просила, чтобы открыли дверь его квартиры, проверить, как он. Она не могла ему дозвониться уже два дня. Все отказались. Все тупо сидели у телевизоров и жрали свой ужин. Зачем напрягать себя после работы? Вдруг увидишь смерть и потом не уснешь. Ведь завтра на работе нужно быть огурцом.

— И что оказалось?

— Когда взломали дверь, он лежал на полу. Мертвый. Уже давно. Соседка, живущая этажом ниже, сказала, что два дня назад она слышала, как он упал и застонал. И ничего не сделала. Сука!

— Обычное дело, — согласилась Лаврова. — Это доказали еще Дарли и Ладен. Когда толпа людей слышит, как кого-то убивают, каждый надеется, что поможет другой. Твоя соседка рассчитывала, что ему помогут другие соседи. Виновата не она, а человеческая натура — привычка перекладывать ответственность на чужие плечи.

— Получается, все люди сволочи.

— Точно. Представляешь, мы умрем, и нас обнаружат недели через три по тошнотворному запаху из квартиры.

— Идиотизм! — Аська повела плечами. — Давай выпьем.

— Давай.

— Когда выпьешь, не так страшно, — крякнув, сказала Аська.

— Угу.

Нужно было забыться. Лаврова с Аськой и Линкой отправились в «Метро». Лаврова надела на себя самую короткую юбку, блузку завязала узлом на животе, открыв пупок. Ей хотелось оголить себя побольше. Костя говорил, что у нее атласная кожа.

«У всех людей кожа шелковистая, у тебя атласная. Это редкость», — уверял он, нежно скользя пальцами по ее обнаженной коже.

Из грузинской сережки с черным ониксом, пара к которой была потеряна, Лаврова сделала кулон и надела его на цепочку. Оникс тускло светился колдовским, цыганским глазом в ложбинке между ее грудей. Лаврова подвела глаза стрелками и стянула на макушке конский хвост. Он воинственно торчал, словно боевая ритуальная прическа древних ацтеков. Она собиралась выдержать бой со своей памятью, заранее зная, что проиграет. Лаврова не умела сражаться, ее этому не учили.

К ним почти сразу пристали два перца. Два молодца, одинаковых с лица. Они были перекачаны анаболическими стероидами. Лаврова с подругами пила за их счет. Перцы надеялись получить за это дармовое развлечение. Лаврова пошла в туалет. Ее догнал один из близнецов. Он прижал ее к стене и, дыша в лицо кислым табаком и перебродившим алкоголем, позвал в свою квартиру.

— Поехали, оторвемся. У меня дома есть гаш.

— Я люблю садо-мазо, — процедила Лаврова.

— Садо или мазо? — ухмыльнулся близнец близнеца.

— Я прикую тебя наручниками к кровати и буду бить металлической пряжкой.

— Где твои наручники? — продолжал дышать перегаром безмозглый, как амеба, качок.

— В сумке.

— Мне поровну. У моей кровати деревянная спинка, — заржал ходячий анаболик.

— Я прикую тебя к батарее, тушканчик! Понял? — Лаврова с силой толкнула его в грудь кулаками и, не разбирая дороги, помчалась к туалету.

Она с разбегу налетела на чье-то тело и подняла глаза. Перед ней стоял Минотавр. С ним была невысокая моложавая брюнетка. Ее ненастоящие волосы блестели черной фашистской каской, огромные губы распускались красным плотоядным амариллисом на бледной маске лица. Лаврова прищурила глаза и присудила кирпичным губам Минотавра поцелуй Иуды. Поцелуй превратился в смачный укус.

— Ты что, взбесилась?

— Я проверяю, где прячется ботокс.

Кровь Минотавра была горькой, как желудь, со слабым привкусом сухого мартини.

И тут послышался стрекот цикады, похожий на смех.

— Если ты собираешься найти себе девицу, далеко ходить не надо. Она на тебе уже висит.

— Я знаю, где прячется ботокс, — Лаврова в упор смотрела на толстые губы брюнетки.

Минотавр рассмеялся. Глаза брюнетки сузились.

— Старый мерзавец! — Она развернулась и пошла прочь.

Лаврова захлопала ей вслед. Она была солидарна с брюнеткой во всем. Минотавр хохотал как ни в чем не бывало.