Джеффри Арчер - Дети судьбы Страница 16

Джоанна Палмер положила книги на длинный стол во главе аудитории и повернулась лицом к расположенным ярусами рядам, заполненным студентами.

— Французская революция — это поворотный момент в современной европейской истории, — начала она, обращаясь к восхищённым слушателям. — Хотя Америка к тому времени уже избавилась от монарха, — она сделала паузу, — правда, без того, чтобы отрубать ему голову…

Студенты рассмеялись, а Джоанна обвела взглядом аудиторию и задержала его на Джимми Гейтсе. Тот подмигнул в ответ.

Взявшись за руки, они пошли через кампус на свою первую лекцию. Они подружились во время репетиции «Укрощения строптивой» и переспали — оба впервые — во время весенних каникул. Когда Нат сообщил своей девушке, что поступает не в Йель, а в Коннектикутский университет, Ребекка почувствовала себя виноватой в том, что этому обрадовалась.

Родителям Ната Ребекка понравилась с первого знакомства, и своё разочарование из-за того, что Нат сразу же не поступил в Йель, они компенсировали тем, что их сын, кажется, впервые в жизни был спокоен и счастлив.

Первая лекция в Бакли-холле была по американской литературе. Её читал профессор Хайман. Ещё раньше, во время летних каникул, Нат и Ребекка прочли все книги из списка обязательной литературы — Генри Джеймса, Стейнбека, Хемингуэя, Фицджеральда и Сола Беллоу — и затем в подробностях обсудили «Вашингтон-сквер», «Гроздья гнева», «По ком звонит колокол», «Великого Гэтсби» и «Герзага».[19] Так что когда утром во вторник они заняли свои места, чтобы прослушать лекцию профессора Хаймана, то чувствовали себя хорошо подготовленными. Но как только профессор Хайман произнёс свои первые фразы, они сразу поняли, что были всего лишь читателями. Они и понятия не имели о том, какое влияние на творчество этих авторов оказали их происхождение, воспитание, образование, религия и обстоятельства их жизни, и им в голову не приходило, что даром рассказчика могут обладать выходцы из любого слоя населения, любого вероисповедания, любой расы.

— Возьмите, например, Скотта Фицджеральда, — продолжал профессор. — В его рассказе «Берениса коротко стрижёт волосы»…

Нат оторвался от своих заметок и увидел перед собой затылок. Он почувствовал, что к горлу подступила тошнота. Он перестал слушать рассуждения профессора Хаймана о Фицджеральде и некоторое время тупо смотрел на этот затылок, пока его обладатель не обернулся к своему соседу. Оправдались худшие ожидания Ната. Ралф Эллиот был не только студентом того же университета, но и выбрал тот же лекционный курс. Как будто почувствовав, что на него смотрят, Эллиот неожиданно обернулся. Ната он не удостоил вниманием, но в упор уставился на Ребекку. Нат взглянул на неё, но она была слишком занята конспектированием рассуждений профессора об алкоголизме Фицджеральда во время его пребывания в Голливуде, чтобы заметить, что Эллиот проявляет к ней явный интерес.

Нат подождал, пока Эллиот вышел из аудитории, после чего собрал свои книги и поднялся с места.

— Кто это обернулся и пялился на тебя в аудитории? — спросила Ребекка, когда они шли в столовую.

— Его зовут Ралф Эллиот, — ответил Нат. — Мы с ним вместе учились в Тафте, и мне показалось, что он смотрел не на меня, а на тебя.

— Он очень симпатичный, — сказала Ребекка с ухмылкой. — Он немного напоминает мне Джея Гэтсби.[20] Не про него ли мистер Томпсон говорил, что он очень подходит для роли Мальволио?

— «Вылитый Мальволио» — по-моему, Томп так сказал.

За обедом Ребекка расспрашивала Ната об Эллиоте, но он сказал, что мало что о нём знает, и всё время пытался переменить тему.

Эллиот не был на послеобеденной лекции о влиянии Испании на её колонии, и вечером, когда Нат провожал Ребекку до её комнаты, он почти забыл о своём старом сопернике.

Женское общежитие было в южном кампусе, и староста первого курса предупредил Ната, что мужчинам не разрешается туда заходить после наступления темноты.

— Тот, кто составлял эти правила, — сказал Нат, устраиваясь рядом с Ребеккой на её односпальной кровати, — должно быть, думал, что студенты могут любить друг друга только в темноте.

Ребекка рассмеялась.

— Значит, во время весеннего семестра тебе не нужно будет возвращаться в свою комнату аж до девяти часов.

— Возможно, правила позволят мне оставаться с тобой после летнего семестра, — сказал Нат, не объясняя, что он имеет в виду.

Во время первого семестра Нат с удовлетворением обнаружил, что он очень редко сталкивается с Ралфом Эллиотом. Тот не занимался бегом на длинные дистанции, не интересовался театром и музыкой, поэтому Нат очень удивился, когда в последнее воскресенье семестра увидел, что Эллиот разговаривает с Ребеккой около часовни. Как только Нат к ним приблизился, Эллиот поспешно отошёл.

— Чего он хотел? — запальчиво спросил Нат.

— Просто обменяться мыслями о том, как улучшить работу студенческого совета. Он баллотируется как представитель первого курса и хотел знать, выставишь ли ты свою кандидатуру.

— Нет, — твёрдо ответил Нат.

— Почему ты так его ненавидишь? — спросила Ребекка. — Только потому, что он побил тебя на этих глупых школьных выборах?

Нат увидел, что вдали Эллиот беседует с группой студентов: он так же неискренне улыбался и, должно быть, как и раньше, сыпал неискренними обещаниями.

— Не думаешь ли ты, что он мог измениться? — спросила Ребекка.

Нат не ответил.

— Так, — сказал Джимми. — Первые выборы, на которых ты можешь выставить свою кандидатуру, — это выборы представителя первого курса совета Йельского колледжа.

— Я бы хотел избежать каких-либо выборов, пока я на первом курсе, — ответил Флетчер. — Мне надо серьёзно заниматься.

— Ты не можешь этим рисковать, — заявил Джимми.

— Почему нет? — спросил Флетчер.

— Потому что, согласно статистике, тот, кого на первом курсе выбирают в совет колледжа, почти наверняка через три года становится председателем студенческого совета.

— А может быть, я и не хочу быть председателем студенческого совета.

— Может быть, Мерилин Монро[21] не хотела получить премию «Оскар», — сказал Джимми, вынимая из портфеля какую-то брошюру.

— Что это?

— Справочник первокурсника — их отпечатано больше тысячи.

— Я вижу, ты снова становишься руководителем избирательной кампании, даже не спросив кандидата.

— Приходится, потому что я не могу сидеть и ждать, пока ты примешь решение. Я проделал кое-какое исследование и установил, что у тебя нет или почти нет никаких шансов даже выставить свою кандидатуру в совет колледжа, если на шестой неделе ты не выступишь в дебатах первокурсников.

— Почему? — спросил Флетчер.

— Потому что это — единственный случай, когда все студенты первого курса собираются вместе в одной комнате и получают шанс выслушать перспективных кандидатов.

— Ну, и как же тебя выбирают выступающим?

— Это зависит от того, выступаешь ты за или против выдвинутого тезиса.

— Ну а каков же сам тезис?

— Рад слышать, что ты наконец-то заинтересовался, потому что в этом — наша следующая проблема.

Джимми вынул из кармана листок, на котором было напечатано: «Тезис: Америка должна уйти из Вьетнама».

— Я не вижу никакой проблемы, — сказал Флетчер. — Я охотно выступлю против этого тезиса.

— В том-то и проблема, — сказал Джимми, — потому что всякий, кто — против этого тезиса, считается ужасным ретроградом, даже если выглядит, как Кеннеди, и говорит, как Черчилль.

— Но если я выступлю убедительно, они могут решить, что я — как раз тот человек, который достоин быть их представителем в совете.

— Как бы убедительно ты ни выступил, Флетчер, всё равно это будет самоубийство, потому что почти все в университете — против войны во Вьетнаме. Так что почему бы не предоставить возможность выступить против этого тезиса какому-нибудь психу, который вообще не хочет, чтобы его выбрали в совет?

— Я — как раз такой псих, — ответил Флетчер, — и мне кажется…

— Мне наплевать, что тебе кажется, — прервал его Джимми. — Я думаю только о том, как сделать так, чтобы тебя выбрали.

— Джимми, ты когда-нибудь слышал о нормах нравственного поведения?

— Откуда мне? — ответил Джимми. — Мой отец — политический деятель, а моя мать занимается продажей недвижимости.

— Несмотря на твой прагматизм, я не могу заставить себя выступить в защиту такого тезиса.

— Тогда ты будешь всю жизнь заниматься бесконечной научной работой рука об руку с моей сестрой.

— Меня это устраивает, — сказал Флетчер. — Особенно учитывая, что ты, кажется, неспособен иметь серьёзные отношения с какой-либо женщиной дольше двадцати четырёх часов.