Гилберт Адэр - Ключ от башни Страница 16

— Говорю же вам, что мы совершенно невинны и вы напрасно нас подозреваете.

— Невинны, вы говорите, невинны? Неужели вы не понимаете Лантерн, что люди моей профессии не должны доверять именно невинным? На мошенников я могу положиться. Злодеев я понимаю. У них есть своя специальность, и, да благословит их Бог, они остаются ей верны. Растратчики не шантажируют. Поджигатели не мухлюют с уплатой налогов. Серийные убийцы не грабят табачные магазины. А вот невинные! Они, по определению, способны на все, и мы узнаём, на что они способны, только когда уже поздно. Господи, сохрани меня от невинных! — Тут Риети сложил кончики пальцев, словно и в самом деле возносил молитву Всемогущему. — Существует (да, да, да я лично за это поручусь!) разновидность, очень зыбкая разновидность, не спорю, но тем не менее разновидность воровской чести. Однако до сих пор я что-то не замечал избытка чести среди вас, честных людей.

Вслед за этой тирадой наступило молчание. Ни Беа, ни я не нашли что ответить. То есть пока ее нижняя губа не скривилась в полуулыбке и она внезапно не спросила:

— Скажите, Риети, вам многих усилий стоит казаться поперек себя выше?

Риети уставился на нее, и даже Малыш прекратил по-детски трогать пальцами приборную доску и обернулся, чтобы услышать, как его наставник ее обрежет.

Но, к моему удивлению, лицо Риети тут же расслабилось, а из крохотного чопорного ротика вырвался тот же гулкий утробный хохот.

— Черт побери, мадам, вы редкостная женщина, что есть, то есть! Просто редкостная! Если бы мы встретились при более благоприятных обстоятельствах! — Он вздохнул. — Да, но мы напрасно тратим время, не ваше — мое. Где, повторяю, находится «La Clé de Vair»? Если у вас на вилле, в чем у меня есть серьезные причины сомневаться, отдайте мне его, и через пару недель вы станете богаче, чем вам могло привидеться в самом сладком сне. Если нет, так отправимся немедленно туда, где находится картина.

Беа продолжала невозмутимо курить, используя сигарету — я понял, что она всегда использует их таким образом — как реквизит, как старый-престарый, освященный обычаем прием, который помогал ей унять дрожь в руках и давал время подготовить следующую реплику. Однако, затеяв эту игру теперь, казалось мне, она сильно рисковала, поскольку я не просто видел, но непосредственно ощущал, как эта уловка все больше раздражает Риети, — эта слишком уж очевидная уловка, слишком откровенное притворство. Я чувствовал, как его бескостная жирность все больше напрягается на заднем сиденье рядом со мной.

— Мадам, вы заставляете меня ждать.

В том, что Беа в конце концов рассказала ему, правда имелась, но не вся. Сначала она сказала, что («извините, я повторяюсь») на шоссе Сен-Мало действительно произошел обмен машинами. Что, как и заподозрил Риети, Ла Тур уже не в сейфе виллы. Что, поскольку они вместе решили, что картина будет в большей безопасности у него в студии, ее хранителем теперь стал партнер Жан-Марка Александр Либерман, чье имя как крупнейшего из ныне живущих специалистов по творчеству Жоржа де Ла Тура, конечно, Риети известно. И что она и я («Ах, Гай, вот как? — вставил Риети. — Интереснее и интереснее!») сегодня утром решили забрать ее назад.

Наступило молчание, затем Риети пожал плечами:

— Очень хорошо. Нет, я не говорю, что поверил вашей истории — с какой, собственно, стати? — но я готов принять ее, хотя бы по той причине, что она очень мило подводит нас к этой минуте — при условии, вы понимаете, что следующая часть окажется не менее удовлетворительной. Где студия этого мистера Либермана?

— Ну, видите ли, — сказала Беа, — в этом-то и проблема.

— Проблема! Я так и думал.

Из приборной доски Беа выдернула маленькую пепельницу, вбила окурок в кучку пепла и резко защелкнула ее.

— Проблема в Саше.

— Саше? Кто такой Саша?

— Александр. Нашел картину Саша, но сразу же план начал его очень смущать. В своей основе, поймите, он честный человек. Он даже говорил о том, что ему следует обратиться к надлежащим властям и отдать картину. Однако я знаю, что сумею его переубедить. Сказать правду, он в меня влюблен.

— Вполне естественно! Он же мужчина, не так ли?

— Но если я явлюсь к нему с вами и с… — она запнулась, словно такое имя-прозвище невозможно было произнести вслух, — с вами и с Малышом, ну, он может потерять контроль над собой. Я искренне считаю, что ради нас всех нам с Гаем следует поехать одним.

Риети смотрел на нее почти так, будто разглядывал картину в галерее. Он актерски задышал, и я ждал, что он подавит зевок, однако он не был настолько уж прямолинеен. Тем не менее он заговорил с еще более театральной оттяжкой. Хотя, не мог я не заметить, от гулкого хохота он отказался.

— Так! Вы утверждаете, что оставили Ла Тура — причем ради большей безопасности картины — у индивида, который, как вы же сообщили мне, «в своей основе честный человек», индивиду, который даже говорит о том, чтобы обратиться к «надлежащим властям» — к полиции. Это недостойно вас, мадам. Воображение, которым вы наделены в избытке, ничего не стоит, если оно не настроено на потребности и побудительные мотивы тех, с кем вы имеете дело. В частности, потребность в уважении к их умственным способностям. Я не стану притворяться, будто понимаю, какую маленькую игру вы затеяли с моими нынешними потребностями и побудительными мотивами, и меня совершенно не трогает, если я никогда ее не пойму. Деньги не мои, и если быть абсолютно откровенным, а я предпочитаю, чтобы человек был откровенным, невзирая ни на какие обстоятельства, то лично я гроша ломаного не дам за Жоржа де Ла Тура. Но я задал вам разумный вопрос и ваш ответ нахожу оскорбительным. Меня оскорбляет, что меня сочли идиотом.

— Безусловно, я не считаю вас идиотом.

— Да? Тогда покончим с ерундой. Где, повторяю, «La Clé de Vair»?

— По причине, которую я вам объяснила, Риети, я не могу…

Она так и не договорила то, что собиралась сказать. Спокойно, абсолютно без единого ненужного движения Риети достал револьвер из кармана пальто и наклонился вперед. Он ухватил сзади скромный изгиб воротничка ее блузки и засунул ствол так глубоко вдоль ее голой спины, что виден был только кулак, сжимающий рукоятку. От щекочущего прикосновения холодного металла к голой коже спина Беа напряглась, под легким покровом блузы выпятились лопатки. Я подобрался, но, не посмотрев на меня, Риети сказал:

— Оставайтесь на месте, Лантерн, а не то я, безусловно, спущу курок.

Надо отдать ему должное. Этот маневр был осуществлен на редкость экономно — Малыш обернулся посмотреть, что происходит позади него, только услышав угрозу Риети.

Затем, еще больше наклонившись вперед и отвратительно изящным жестом отклонив жемчужную серьгу, словно она могла помешать Беа расслышать его слова, Риети начал нашептывать ей на ухо:

— Послушайте меня, милая дама. Я дважды задал вам простой вопрос и дважды получил по рукам. Я терпеливый человек, в отличие от многих и многих моих коллег, мог бы я добавить. И потому я вас спрашиваю в третий и последний раз. Но если вы и дальше будете втирать мне очки, я спущу курок. Не могу предсказать, куда попадет пуля. Она может располосовать вашу нежную спину, может застрять в развилке ваших не менее нежных ягодиц. Или же вовсе не задеть вашего тела. Это риск, на который я готов пойти. Это риск, на который вы должны быть готовы пойти, если откажетесь ответить.

— Беа, прошу тебя! — вскрикнул я. — Бога ради!

— Мон-Сен-Мишель, — сказала Беа.

— Мон-Сен-Мишель? — Не убрав револьвера, Риети покатал этот новый факт у себя в мозгу, как знаток вин благодушно катает на языке капельку марочного бургундского. — Мон-Сен-Мишель! Как забавно. Где на Мон-Сен-Мишель?

— Где?

— На какой улице? Номер дома?

— Я честно не знаю. Разве на Мон-Сен-Мишель дома нумерованы?

— Предупреждаю, мадам, перестаньте играть со мной, — сказал Риети, нахмурившись. — Я откупориваю свой револьвер, — он тут же поправился с тяжеловесным юмором, — я снимаю мой револьвер с предохранителя, извините за неуклюжую шутку.

Эта неуместная шутливость не помешала ему снять револьвер с предохранителя. Я услышал щелчок под тонкой завесой блузки Беа.

— Да погодите, погодите! — сказала она поспешно. — Я правда не знаю названия улицы. Или номера. Но я знаю, где находится студия Саши. Узнаю дом, когда окажусь там. Поверьте мне, я говорю вам правду. — И она повторила: — Поверьте мне.

Секунд десять Риети держал паузу. Наконец с нарочитой неторопливостью, которую я, возможно, слишком великодушно объяснил скорее осторожностью, чем жестокостью, он вытащил пистолет из блузки Беа и убрал назад в карман пальто.

— Хорошо, мадам, — сказал он, — мне кажется, я вам верю. Или, скажем, я решил вам поверить — пока. Значит, в Мон-Сен-Мишель.

Откинувшись на спинку поуютнее, он повторил: