Анна Гавальда - Я ее любил, Я его любила Страница 17

- Вас это веселило?

- Нет. Не слишком.

- Вы ее любили? - Да.

- Как сильно?

- Я ее любил.

- А что у вас осталось в памяти от тех лет?

- Жизнь пунктиром… Ничего. Кое-что. Ничего нового. Опять кое-что. И снова ничего… Вот почему все пролетело так быстро… Сейчас мне кажется, наш роман длился месяца три… А может, и того меньше… Так, дуновение ветра, мираж… Нам недоставало повседневности. Думаю, именно от этого Матильда больше всего и страдала… Знаешь, я мог только догадываться, но однажды вечером, после долгого рабочего дня, внезапно получил подтверждение.

Когда я вернулся, она сидела перед маленьким секретером и что-то писала на фирменной бумаге отеля - перед ней лежало не меньше десяти страниц, исписанных ее мелким, убористым почерком.

- Кому это ты пишешь? - спросил я, заглядывая ей через плечо.

- Тебе.

- Мне?

«Она меня бросает», - промелькнуло у меня в голове,

и мне сразу стало плохо.

- Что с тобой? Ты ужасно бледный. Тебе нехорошо?

- Почему ты мне пишешь?

- Вообще-то это даже не тебе, я просто пишу, чем бы мне хотелось с тобой заняться…

Исписанные листки валялись повсюду - у ее ног, на кровати. Я взял один наугад:

…ездить на пикник, спать после обеда на берегу реки, есть персики, креветки, круассаны, слипшийся рис, плавать, танцевать, покупать себе туфли, белье, духи, читать газету, глазеть на витрины, ездить на метро, следить за временем, пихать тебя в постели, чтобы ты подвинулся, стелить белье, ходить в Оперу, съездить в Бейрут, в Вену, посещать бега, ходить за покупками в супермаркет, готовить барбекю, злиться, потому что ты забыл уголь, чистить зубы одновременно с тобой, покупать тебе трусы, стричь газон, читать газету из-за твоего плеча, отнимать у тебя арахис, ходить по погребкам на Луаре и в Хантер-Вэлли тоже, идиотничать, трепаться, познакомить тебя с Мартой и Тино, собирать ежевику, готовить еду, съездить еще раз во Вьетнам, поносить сари, будить тебя, когда ты храпишь, сходить в зоопарк, на блошиный рынок, поехать в Париж, в Лондон, в Мелроуз, на Пикадилли, петь тебе песенки, бросить курить, попросить тебя постричь мне ногти, покупать посуду и всякую ненужную всячину, есть мороженое, смотреть на людей, выиграть у тебя в шахматы, слушать джаз, регги, танцевать мамбу и ча-ча-ча, скучать, капризничать, дуться, смеяться, щекотать тебя, приручить тебя, подыскать дом с видом на луг, где пасутся коровы, нагружать доверху тележки в супермаркетах, побелить потолок, сшить шторы, часами сидеть за столом с интересными людьми, дергать тебя за бородку, постричь тебе волосы, полоть сорняки, мыть машину, любоваться морем, перебирать барахло, звонить тебе снова и снова, ругаться, научиться вязать и связать тебе шарф, а потом распустить это уродство, подбирать бездомных кошек, собак, попугаев, слонов, брать напрокат велосипеды и не кататься на них, валяться в гамаке, перечитывать бабушкины комиксы 30-х годов, перебирать платья Сюзи, пить в тенечке «Маргариту», жульничать, научиться гладить утюгом, выбросить утюг в окно, петь под дождем, сбегать от туристов, напиться, выложить тебе все начистоту, а потом вспомнить, что этого делать нельзя, слушать тебя, держать тебя за руку, подобрать утюг, слушать песни, ставить будильник, забывать чемоданы, остановиться на бегу, выбрасывать мусор, спрашивать, любишь ли ты меня по-прежнему, ссориться с соседкой, рассказывать тебе о моем детстве в Бахрейне, описывать перстни моей няньки, запах хны и шариков амбры, делать наклейки для банок с вареньем…

И все в том же духе страница за страницей. Страница за страницей. Я перечислил тебе, что пришло в голову, что вспомнил. Это было невероятно.

- И как давно ты этим занимаешься?

- Начала, как только ты ушел.

- Но зачем?

- Потому что мне скучно, - веселым тоном ответила она, - представь себе - я умираю от скуки!

Я подобрал странички и уселся на край кровати, чтобы разобраться. Я улыбался, но на самом деле столько желаний, такая энергия меня парализовали. И все-таки я улыбался. Она умела находить такие забавные слова, такие остроумные… Она ждала моей реакции. На одной из страниц между «начать все сначала» и «наклеивать в альбом фотографии» я прочел «ребенок», вот так просто, безо всяких комментариев. Я продолжал изучать ее бесконечный список, ни слова не говоря, а она кусала губы.

- Ну, как? - Она затаила дыхание. - Что скажешь?

- Кто такие Марта и Тино? - спросил я вместо ответа. По тому, как дрогнули ее губы, поникли плечи и упала рука, я понял, что очень скоро потеряю ее. Задав этот идиотский вопрос, я сунул голову в петлю. Она ушла в ванную и, прежде чем закрыть, дверь крикнула: «Хорошие люди!» Вместо того чтобы догнать ее, броситься ей в ноги, сказать: «Да! Конечно. Все, что захочешь, потому что я и живу-то на этой земле лишь для того, чтобы сделать тебя счастливой», я отправился на балкон покурить.

- И что потом?

- А ничего. Она хмурилась. Мы спустились в ресторан поужинать. Матильда была очень хороша. Прекрасна, как никогда, - так мне казалось. Такая живая, такая веселая. Все на нее смотрели. Женщины оборачивались, а мужчины мне улыбались. Она… как бы тебе это объяснить… она вся светилась… Кожа, лицо, улыбка, волосы, движения - она притягивала свет, вбирала его в себя и отражала с невероятным изяществом. Это смешение жизненной силы и нежности озадачивало меня. «Ты прекрасна», - признавался я, а она пожимала плечами. «У тебя глаза сияют». «Да, - соглашалась она, - сияют…»

Когда я вспоминаю ее сегодня, спустя столько лет, то, прежде всего именно такой - длинная шея, темные глаза, маленькое коричневое платье - она пожимает плечами в австрийском ресторане.

Знаешь, она не случайно была так хороша и обаятельна в тот вечер. Прекрасно знала, что делает: хотела, чтобы я запомнил ее именно такой. Возможно, я ошибаюсь, хотя не думаю… Это была ее лебединая песня, прощание, взмах платком из окна. Она была так умна, что просто не могла этого не осознавать… Даже ее кожа в этот день была нежнее, чем всегда. Понимала ли она? Что это было - благородство или жестокость? Думаю, и то и другое… И то и другое… В ту ночь, после ласк и стонов, она спросила:

- Могу я задать тебе вопрос? - Да.

- Ты ответишь? - Да.

Я открыл глаза.

- Тебе не кажется, что нам хорошо вместе?

Я был разочарован - ждал чего-то более… ну… оригинального. - Да.

- Ты согласен? - Да.

- Мне кажется, нам хорошо вместе… Я люблю быть с тобой, потому что никогда не скучаю. Даже когда мы не разговариваем, даже когда ты до меня не дотрагиваешься, даже если мы в разных комнатах, я не скучаю. Я вообще никогда не скучаю. Наверное, потому, что я тебе доверяю, тебе и твоим мыслям. Понимаешь? Я люблю в тебе все, что вижу, и то, чего не вижу. А ведь я вижу твои недостатки. Но, знаешь, мне кажется, твои недостатки дополняют мои достоинства. Мы боимся разных вещей. Даже наши демоны уживаются вместе! Ты лучше, чем хочешь казаться, я - наоборот. Мне необходим твой взгляд, чтобы… чтобы быть материальней, что ли. Как это по-французски? Устойчивей? Как говорят, когда человек интересен своим внутренним миром?

- Глубиной?

- Точно! Я похожа на воздушного змея - если кто-нибудь не держит в руках катушку, я - пфффр - и улетаю… А ты… знаешь, это забавно, ты достаточно силен, чтобы меня удержать, но при этом тебе хватает ума отпускать меня на волю…

- Зачем ты все это мне говоришь?

- Хочу, чтобы ты знал.

- Но почему сейчас?

- Не знаю… Разве это так уж невероятно - встретить человека и сказать себе: мне с ним хорошо.

- И все-таки, почему именно сейчас?

- Да потому, что мне порой, кажется - ты не осознаешь, как нам повезло…

- Матильда… - Да?

- Ты меня бросишь? - Нет.

- Ты несчастна?

- Не слишком. И мы замолчали.

На следующий день мы отправились бродить по горам, а еще через день разъехались - каждый в свою сторону.

Мое питье остывало.

- Это все?

- Почти.

- Прошло несколько недель, и она приехала в Париж. Позвонила и попросила уделить ей немного времени. Я был счастлив и одновременно раздосадован. Мы долго бродили, почти не разговаривая, а потом я повез ее обедать на площадь, на Елисейские Поля.

Когда я, наконец, осмелился взять ее руки в свои, она меня огорошила:

- Пьер, я беременна.

- От кого? - спросил я, бледнея. Она поднялась, просияв.

- Ни от кого.

Она надела пальто, оттолкнула стул, сияя улыбкой.

- Благодарю тебя, ты произнес именно те слова, которых я ждала. Да-да, я проделала весь этот путь, чтобы услышать два этих слова. Это было слегка рискованно.

Я что-то мямлил, тоже хотел подняться, но зацепился за ножку стола… Она сделала мне знак:

- Не двигайся. Глаза ее сверкали.

- Я получила то, что хотела. Мне никак не удавалось с тобой расстаться. Я не могу провести жизнь, ожидая тебя, но я… Да нет, ничего. Я должна была услышать эти слова. И увидеть твою трусость. Пощупать ее, понимаешь? Нет, не двигайся… Не вставай, говорю тебе! Не шевелись! Я сейчас уйду. Я так устала… Если бы ты знал, как я устала, Пьер… Я… я больше не могу…