Дэвид Лодж - Райские новости Страница 17

— Алоха! — сказала она. — Вы племянник Урсулы, да? — Бернард признался, что да, он самый. — Я сразу вас узнала, как увидела, у вас такой же нос. Я Софи Кнопфльмахер, живу с Урсулой в одном доме. А это, должно быть, ее брат Джек. Алоха! — Она набросила вто­рую гирлянду на мистера Уолша, и тот испуганно ша­рахнулся. — Вы, наверное, знаете, что означает «алоха»?

— Видимо, «здравствуйте», — отважился Бернард.

— Правильно. Или «до свидания», смотря по тому, приходишь ты или уходишь. — Маленькая леди издала смешок-кудахтанье. — А еще — «я тебя люблю».

— Здравствуй, до свидания, я тебя люблю?

— Слово на все случаи. Урсула попросила меня пе­редать вам ключи от ее квартиры, поэтому я решила, что лучше мне вас встретить.

— Как это любезно с вашей стороны, — сказал Бер­нард. — Но у нас забронирован номер в гостинице...

— В какой?

— «Вайкики серфрайдер».

— У Урсулы вам будет удобнее. Больше места. Там своя гостиная и кухня.

— Ну что ж, ладно, — согласился Бернард. Раз уж миссис Кнопфльмахер побеспокоилась их встретить, это казалось разумным, да и просто вежливым.

— Тогда едем. У меня тут на стоянке машина. Вы, друзья, наверное, совсем замучились, да? — Этот во­прос она адресовала в первую очередь мистеру Уолшу.

— Замученным я был в Лос-Анджелесе, — сказал мистер Уолш. — А для теперешнего моего состояния слов у меня нет.

— Это был его первый полет, — объяснил Бер­нард.

— Не может быть! Вы шутите! В таком случае, мис­тер Уолш, я считаю, что вы чудесно поступили, проде­лав такой путь, чтобы повидать свою бедную сестру.

Мистер Уолш сделал вид, что принимает эти слова как нечто само собой разумеющееся, но был заметно доволен. Бернард объяснил Линде, что транспорт им не понадобится, равно как и гирлянды, и они гуськом двинулись в путь: впереди миссис Кнопфльмахер, за ней — мистер Уолш и — замыкающим — Бернард с ба­гажной тележкой. Оставив гостей на тротуаре у выхо­да из аэровокзала, миссис Кнопфльмахер пошла за ма­шиной, ее розовое одеяние струилось на ветру.

— Как мило с ее стороны встретить нас, — заметил Бернард.

— Как там ее фамилия?

— Кнопфльмахер. Кажется, по-немецки это «пуго­вичный мастер».

— Значит, она немка? А по выговору вроде нет.

— Ее семья могла иметь немецкие корни или семья ее мужа. Немецкие евреи, я думаю.

— А... — Не нужно было это уточнять. В голосе мис­тера Уолша послышалась определенная доля холодно­сти. — Могу я снять эту штуку? — спросил он, теребя свою гирлянду.

— Пожалуй, не стоит, пока не стоит. Это может по­казаться невежливым.

— Я стою тут как какая-то рождественская елка.

— Это местный обычай.

— Идиотский обычай, если хочешь знать мое мне­ние.

Мимо прошел Роджер Шелдрейк, на шее у него, как цепь лорд-мэра, висела гирлянда из желтых цветов. Перед ним шествовал мужчина в форменной фуражке, несший его багаж. Шелдрейк остановился и повернул­ся к Бернарду.

— «Уайетт» прислал за мной лимузин, — сказал он, указывая на припаркованный у края тротуара странно искаженный автомобиль — необыкновенно длинный, с низкой осадкой, будто отраженный в кривом зеркале ярмарочного балагана. — Какая любезность с их сто­роны. Подбросить вас?

— Нет, спасибо. Нас подвезут, — ответил Бернард.

— Ладно, увидимся. Не забудьте позвонить мне.

Водитель ждал у открытой дверцы лимузина. Бер­нард заметил сизый ковер, кожаную обивку салона и нечто похожее на маленький бар.

Роскошный автомобиль отбыл, и вскоре появилась миссис Кнопфльмахер за рулем спортивного вида бе­лой «тойоты» с убирающимися фарами. Она была на­столько мала ростом, что ей приходилось сдвигаться на самый край сиденья, чтобы доставать до педалей.

— Как тут у вас красиво и прохладно, — заметил Бернард, когда они забрались внутрь.

— Да, машина с кондиционером. Мистер Кнопфль­махер умер в тот день, когда ее доставили, — сказала миссис Кнопфльмахер. — Он проехался до Алмазной головы и обратно и был так ею доволен, вы не пред­ставляете. Но той же ночью умер во сне. Кровоизлия­ние в мозг.

— О, мне очень жаль, — посочувствовал Бернард.

— Да, однако он умер счастливым, — продолжила миссис Кнопфльмахер. — Автомобиль я оставила как своего рода память. Сама я, правду сказать, езжу мало. До всех нужных мне в Вайкики мест я вполне могу дой­ти пешком. А вы, Бернард, какую машину водите? — Она произнесла его имя на французский манер, с уда­рением на втором слоге.

— У меня нет машины.

— Как у Урсулы, — заметила миссис Кнопфльма­хер. — Она даже и водить не научилась. Должно быть, это у вас семейное.

— Права у меня есть, — возразил Бернард. — Но ма­шины в настоящий момент нет. А как Урсула? Вы давно ее видели?

— Не видела с тех пор, как она вышла из больницы.

— Урсула не в больнице?

— Да, а разве вы не знали? Она сейчас — как это на­зывается? — в частном доме-пансионе, на окраине го­рода. Сказала, что временно. Видимо, не хотела, чтобы я ее навещала. Она, Бернард, знаете ли, очень скрытная дама, ваша тетушка. Мало что рассказывает. Не то что я. Лу всегда говорил, что я слишком много болтаю.

— У вас есть адрес?

— У меня есть номер телефона.

— А как она?

— Она не очень-то хорошо себя чувствует, Бернард. Не очень. Но будет безумно рада увидеть вас, друзья. Как вы там, мистер Уолш?

— Спасибо, нормально, — угрюмо отозвался с зад­него сиденья мистер Уолш.

Они неторопливо ехали по широкой, оживленной автостраде, справа вдалеке виднелся океан, а слева — темные горбатые очертания крутых холмов или не­больших гор, усыпанных огоньками домов. Мимо проплывали зеленые указатели, поразившие Бернар­да причудливо милыми, как в книжке детских сказок, названиями улиц: шоссе Лайклайк, бульвар Виноград­ника, улица Пуншевой Чаши. Миссис Кнопфльмахер обратила их внимание на небоскребы в центре Гоно­лулу, прежде чем свернуть, следуя указателю, на улицу Пунахоу.

— Учитывая, что вы малихини, я покажу вам Калакауа-авеню.

— Что такое »малихини»?

— Тот, кто впервые на островах. Калакауа — это главная улица Вайкики. Некоторым кажется, что она становится все вульгарней, но, по мне, там по-прежне­му весело.

Бернард спросил, сколько она живет на Гавайях.

— Девять лет. Лет двадцать назад мы с Лу приехали сюда отдохнуть, и Лу сказал мне: «Вот, Софи, это рай, сюда мы переберемся, когда выйдем на пенсию». Так мы и сделали. Купили в Вайкики квартирку, чтобы при­езжать в отпуск, а в остальное время сдавали ее. Потом, когда Лу вышел на пенсию — он торговал кошерным мясом в Чикаго, — мы переехали сюда.

— И вам здесь нравится?

— Обожаю это место. В смысле, обожала, пока Лу был жив. Сейчас мне иногда бывает как-то одиноко. Дочь говорит, что мне следует вернуться в Чикаго. Но как, спрашивается, после всего этого я снова встречусь с зимой Среднего Запада? А здесь мне круглый год только и нужно что «муму». — Она показала на свое просторное розовое одеяние и глянула на спортивно­го покроя твидовый пиджак и шерстяные брюки Бер­нарда. — Вам с отцом надо купить «гавайки». Так назы­ваются пестрые рубашки с ярким рисунком, носят их навыпуск. Вот и Калакауа.

Они медленно ехали по запруженной народом оживленной улице, по обе стороны которой выстрои­лись ярко освещенные магазины, рестораны и высо­ченные отели, крыши которых терялись из виду. Не­смотря на почти десять часов вечера, тротуары, или пешеходные дорожки, как называла их миссис Кнопфльмахер, были полны людей, одетых в основ­ном без лишних изысков — шорты, сандалии, футбол­ки. Здесь были люди любой комплекции, роста, возра­ста, цвета кожи, они не спеша прогуливались, глазели по сторонам, ели и пили на ходу, некоторые держались за руки, другие шли в обнимку. Сквозь закрытые окна в автомобиль проникала смесь из исторгаемой усилите­лями музыки, шума транспорта и человеческих голо­сов. Это напомнило Бернарду толчею на вокзале Вик­тория, разве что все вокруг выглядело значительно чи­ще. На фасадах магазинов даже виднелись знакомые названия: «Макдональдс»,«Кентуккийская жареная ку­рица», «Вулворт»[21], равно как и более экзотические: «Ху­ла-хат», «Потрясные рубашки», «Суши навынос», «Рай­ский экспресс» и надписи, которые Бернард расшиф­ровать не смог, потому что они были на японском.

— Ну? Как впечатления? — потребовала ответа мис­сис Кнопфльмахер.

— Это не совсем то, что я себе представлял, — ска­зал Бернард. — Все как-то очень застроено. Мне рисо­вались песок, море и пальмы.

— И девушки, танцующие хулу? — хмыкнула мис­сис Кнопфльмахер и ткнула Бернарда локтем в бок. — Пляж сразу за этими отелями, — показала она, махнув рукой направо. — А все девушки при деле — дают представления в ночных клубах и ресторанах. Когда мы приехали сюда в первый раз, между отелями был виден океан, а теперь уже не виден. Вы не поверите, как с тех пор развернулось строительство. — Повер­нув голову, она повысила голос: — Ну а вам, мистер Уолш, нравится?