Александр Гроссман - Образ жизни Страница 17

— Обязательно приду. Мы же друзья. — Он уже знал, чем кончается «ты мне друг», даже если в полном смысле этого слова. По дороге корил себя: переступил грань. Неизжитая детдомовская привычка быть со всеми накоротке. Пора поумнеть, товарищ Коваль.

В оставшиеся от отпуска дни Пётр колол дрова на зиму, брал лодку на Юровском мысу, проплывал под мостками, блуждал среди зарослей или подымался вверх по Ижу; днями бродил по окрестным лесам, примечая уютные уголки, чтобы вернуться весной. Немного выше по течению Ижа наткнулся на светлый мысок, устроился под деревом и перечитал «Эксодус», прощаясь с сопричастностью. Где бы ни находился, чем бы ни был занят, неслышная душевная работа не прекращалась ни днём, ни ночью. Ненужное в его новом качестве отправлялось на долгое хранение, стереотипы поведения, выработанные одной реальностью, заменялись новыми. Из отпуска вернулся другой человек: решивший искать работу по душе, найти свою судьбу и прилепиться. «Женись, Петя, не живи один».

Глава 9

Я удивился и обрадовался, когда увидел Нину, теперь Нину Алексеевну, в заводском читальном зале. На мой вопрос: — Чему обязаны? — Она ответила просто: — Здесь больше платят. — Я знал её по институтской читальне. Студенты засматривались на неё, старались обращаться к ней за книгами и не упускали случая поболтать. Мне она тоже нравилась. Слегка размытые черты лица, ни одного острого угла. Удачное сочетание характерных черт народов, осевших между Камой и Волгой. Все знали, что она рано вышла замуж и родила двоих. Глядя на неё, планов не строили, себя рядом не примеряли, просто любовались. Я заметил, что Пётр поглядывает на неё, и она, перебирая карточки каталога, нет-нет, да и посмотрит в нашу сторону. Я решил, что на Петра. Ну, не на меня же! Со временем выяснилось, что внимание её привлёк формуляр Петра с зачёркнутой фамилией и другой, выведенной сверху. Бывает, посмотришь на человека раз-другой, перекинешься двумя-тремя словами, и он остаётся с тобой, как мотив, от которого не отвяжешься, пока ему самому не надоест.

Осталось совсем немного — построить графики, выполнить пример расчёта в живых цифрах, отдать методику и ждать, когда Николай Васильевич выполнит свою часть соглашения. После трудов дневной смены, в тепле и полумраке читального зала клонило ко сну, и Пётр задремал.

— Пётр Иванович, мы закрываем. — Над ним стояла и улыбалась Нина Алексеевна. — Выспались?

— Даже сон видел. Снилось, что я уже в кино и мотив звучал, — он стал тихонько напевать популярный мотив. Потянулся, принялся складывать книги и неожиданно для себя сказал: — Пойдёмте в кино, отличный фильм — «Мужчина и женщина», не пожалеете.

Нина внимательно посмотрела на него. Что он знает о ней, и что означает это приглашение? С тех пор, как он стал постоянно бывать здесь вечерами, о нём много говорили и сошлись во мнении, что женщины его не интересуют.

Пётр собрал книги и подошёл к её столу. — Так мы идём?

«Как просто у него получается, словно мы старые друзья, и приглашает только в кино, а не на свидание. Может так оно и есть? Просто в кино.»

— Хорошо. Только на последний сеанс — раньше не управлюсь.

В фойе перед сеансом и по дороге к её дому они непринуждённо болтали. «Как две подружки», — подумала Нина. И вновь её приятно удивила лёгкость общения, захотелось поговорить по душам, но она тотчас подавила этот порыв. Засыпая, Нина мысленно продолжала разговор и отметила, что за весь вечер он не задал ни одного вопроса. Всю следующую неделю она работала утром. В пятницу заглянула в формуляр Петра и отметила, что её запись была последней. В выходные дни, среди домашних занятий, она спохватывалась, что говорит с Петром и жалуется ему на свою судьбу и на свою нерешительность.

Когда пришли книги, заказанные Петром по межбиблиотечному абонементу, Нина позвонила в цех и стала ждать встречи. Пока передавали, пока Пётр пришёл, случился день рождения заведующей, и настроение её переменилось. Пётр пришёл в конце дня и, не оставляя сомнений, сразу сказал: — Я специально так поздно, чтобы проводить вас.

— Мне ещё надо в магазины.

— И мне не помешает, если не возражаете.

Ещё в кино, прогуливаясь перед сеансом, она заметила, что женщины обращают внимание на её спутника. Сейчас, идя рядом, она ловила быстрые оценивающие взгляды прохожих, и ей это льстило. Пётр рассказал, как встретил на лыжне семью лосей. — Постояли, поглядели друг на друга, пришлось повернуть назад — у них рога, а у меня ещё всё впереди.

— Если будете ходить один, они у вас никогда не вырастут.

— Составьте компанию.

— А кроме меня так уж и не кому? Прибедняетесь, Пётр Иванович. Подруга ваша московская делилась впечатлениями в библиотеке.

Пётр остановился. — Погодите, о ком это вы?

— Блондинка крашеная, командировочная из Москвы.

— А я тут при чём?

Она уже пожалела, что начала этот разговор. Сказала вяло: — Намекала на особые отношения.

— Ладно. Спрошу при встрече. Мы уже пришли. Вот ваша сумка. Спасибо за книги.

Она вытерла варежкой глаза. «На морозе слезятся, что ли? Не вовремя вырвалось и некстати».

В день рождения заведующей после работы накрыли стол в задней комнате. Распили, как водится, бутылочку и перешли к чаю с тортом. Перемыли косточки знакомым и добрались до Петра. Гадали: просто так приходит заниматься или кто-то у него на уме. Вспомнили командировочную блондинку, показали, как она закинула руки за голову, блаженно потянулась и размечталась: «Можно устроить потрясающий отпуск, если удастся вытащить его на юг». Нина слушала весёлый трёп, и ещё одно разочарование добавлялось к её постоянной обиде.

Я хорошо помню, как это начиналось. В конце рабочего дня позвонила мама: — Виктор приехал. Сегодня они у нас. Разыщи Зину и попроси её после работы сразу же идти домой, а вы с Катенькой можете не торопиться.

Виктор Григорьевич и жена его Надежда Георгиевна — старинные наши приятели. Мама уверяет, что в раннем детстве я донимал их вопросом: почему другие папа и мама не живут с нами? Дружить наши семьи начали, когда я появился на свет и почти сразу же начал болеть. Надежда Георгиевна, мама Надя, детский врач. С частых визитов к моей кроватке началось её знакомство с мамой, потом выяснилось, что и мужья хорошо знакомы, а с какого-то времени повелось, что и водой не разольёшь.

Три молодых инженера вдохнули жизнь в новый проволочный цех, подняли его до уровня требований военного времени и почти одновременно покинули его после войны. Николай Васильевич поднялся по служебной лестнице, отец стал заместителем главного механика завода, а Виктор Григорьевич, как занимался технологией производства проволоки, будучи заместителем начальника цеха, так и продолжал заниматься ею в заводской лаборатории — пока не пришёл его звёздный час.

Помимо общих воспоминаний, эту троицу объединяла «пламенная страсть» — рыбалка. В этом деле Виктор Григорьевич не знал себе равных, и вовсе не потому, что был он бессменным председателем заводского «Общества охотников и рыболовов». Природа наделила Виктора Григорьевича золотыми руками. Дома он экспериментировал с рыболовной снастью и, видимо, достиг на этом поприще больших успехов, что доставляло ему немало беспокойств. Особенно зимой. Пока отец не махнул на меня рукой и не переключился на младшего сына, я наблюдал, как простые работяги и важные партийные работники выпрашивали у Виктора Григорьевича мармышки, рассматривали его самодельную лопатку для сверления лунок, кивали головами и цокали языками. Стоило им с отцом просверлить лунки и начать таскать из-подо льда рыбёшек, как со всех сторон начинали подтягиваться менее удачливые коллеги. Мы переходили на другое место, подальше от окружения, и всё повторялось.

Виктору Григорьевичу оставалось уже недолго до пенсии, когда в нём возникла нужда. Мой друг Пётр в таких случаях говорил: нужный человек, в нужное время, на нужном месте и добавлял: главное — это готовность.

Власть предержащие замыслили очередной «большой скачок». На этот раз в металлургии. Страна ежегодно производила сто миллионов тонн проката, а металла всё не хватало. Частично из-за бесхозяйственности и, в основном, из-за отсталой технологии использования металла. Огромное количество металлорежущих станков круглые сутки перегоняли металл в стружку. Стружку собирали, переплавляли, теряя половину, и снова точили, фрезеровали… Собака гонялась за своим хвостом. И вот нашли панацею — фасонные профили высокой точности. Стальные прутки, имеющие форму детали в поперечном сечении. Остаётся нарезать, как колбасу, просверлить, если надо, дырочку и деталь готова. Ни тебе стружки, ни станков, ни рабочих. Сказка, а не технология. В отдельных случаях так оно и есть. Просто неплохая сама по себе идея не тянула на палочку-выручалочку в масштабе всей страны, как и кукуруза. На гребне этой волны Виктора Григорьевича отправили в командировку на родину фасонных профилей. Бригада «торговых представителей» посетила западногерманские фирмы, привезла рекламные буклеты, каталоги, сувениры и очень мало сведений о технологии. Их любезно встретили и показали только то, что и должно интересовать покупателей.