Александр Гроссман - Образ жизни Страница 18

Пока они под надзором недремлющего ока робко прикасались к запретному плоду, вышло постановление правительства о строительстве цеха фасонных профилей. Заводу предписывалось немедленно приступить к производству «на имеющихся площадях». Заводчане привыкли к таким поворотам и знали как себя вести. Виктора Григорьевича назначили начальником лаборатории фасонных профилей, подыскали помещение и начали срочно оснащать лабораторию оборудованием. А пока суд да дело, решили начать что-то делать в проволочном цехе.

Мы сидели, слушали, пили, закусывали и рассматривали подарки. Зинуле досталась шариковая ручка, мне — пачка с тремя сигаретами и листок с уверениями, что вдыхать дым через фильтры всё равно, что дышать альпийским воздухом. На фильтрах памятки — завтрак, обед, ужин. Дневная пайка, надо полагать. Я подышал, ничего не почувствовал и отдал сигареты брату — хоть похвастается.

Всё это я рассказал Петру, когда мы сидели на полу в его новой квартире и пили пиво.

— Да, это как раз то, что нужно, — сказал Пётр. — Соль профессии.

— Хочешь, я поговорю с Виктором Григорьевичем?

— Не спеши. Когда предлагаешь себя, надо что-то иметь за душой. А так, с пустыми руками… нет, не стоит. Я сам поговорю с ним, когда буду готов.

Виктор Григорьевич сел за свой стол и попытался успокоиться в тишине пустой лаборатории. Он только что вернулся от директора завода, где один из секретарей обкома вносил свой вклад в дело освоения производства фасонных профилей: — Немцам понадобилось тридцать лет, а мы не можем дать вам и трёх — три месяца и профили на стол! — Он постучал по директорскому столу, чтобы не оставалось сомнений на чей стол.

Камнем преткновения стали шлицевые валы. Их набралось уже больше десятка: с четырьмя шлицами, пятью… и так до восьми, с разной глубиной паза и из разных марок стали. На проспектах, привезенных из Германии, красовались все сечения по проходам — от исходного круга и до готовых валов, но, когда этот путь попробовали в точности повторить, ничего не вышло. Переломали оснастку и стали искать другие пути. Пока искали набрался полный короб обрывков и обломков. Хлопоты по устройству лаборатории, неудачи с изготовлением первых опытных партий, беспардонное вмешательство и постоянное понукание секретарей всех мастей и калибров — раздражали и обижали Виктора Григорьевича. «К чему весь этот ажиотаж? — ворчал он, — вроде не война? Да и что дадут несколько образцов? Пока цех построят, можно спокойно подготовиться к пуску…» Он знал, что покоя не будет — слишком много желающих отрапортовать и доложить. Так работала система, а он был знаком с нею уже не первый год. Зазвонил телефон, Виктор Григорьевич поморщился и снял трубку.

— Кто? Мастер? А, Пётр Иванович. Что? Хочешь изготовить шлицевый вал? Хорошо, зайду по дороге домой.

В цехе Виктор Григорьевич сказал: — Говори. Поздно уже. Старуха заждалась.

— Дайте мне чертёж вала, который посложней, я выполню чертежи оснастки, а потом и вал изготовлю. Прутков десять хватит?

Виктор Григорьевич усмехнулся. — Хватит. — «Самоуверенности парню не занимать.» — Завтра пришлю чертёж. Твори, выдумывай, пробуй!

Уже за проходной вздохнул: — Когда-то и мы такими были.

У телефонного звонка была своя предыстория. Пётр поблагодарил судьбу за то, что может учиться на чужих ошибках, и начал разбирать сваленные в короб обломки. Вечерами и ночью, закончив неотложные дела по смене, он доставал из короба очередную треснувшую фильеру с застрявшим в ней прутком, отпиливал передний конец, выбивал пруток и пытался понять, что же произошло в очаге деформации. Перед сном, лёжа с закрытыми глазами, силился представить поверхность плавного перехода с простого профиля исходной заготовки на замысловатый профиль готового изделия, засыпал, во сне ничего не являлось, но утром, во время бритья, приходили свежие мысли. Когда показалось дно короба, Пётр уже знал, что произошло в каждом отдельном случае, знал, как не надо проектировать оснастку, и не знал, как надо. За подсказкой, которая могла бы навести на свежую мысль, пошёл в библиотеку, попросил разрешение покопаться в хранилище, взял табуретку и таскал её за собой между стеллажами. Постепенно смальты сведений из разных источников стали складываться в неясную ещё картину, и он понял в каком направлении надо думать и что искать. Начал расставлять книги по местам и услышал:

— Пётр Иванович, мне сказали, что вы внизу. Я хочу извиниться. Дело даже не в извинениях. Пётр Иванович, что вы обо мне знаете?

— Имя, отчество и то, что вижу. Словом, я не прочь продолжить знакомство. Всё, пожалуй.

— Я не хотела вводить вас в заблуждение. Думала, вы знаете. Я замужем и у меня двое детей. Мальчик и девочка. Игорёк и Танечка.

— Везёт же людям. Игорёк и Танечка. И всё же мне кажется, вы не всё сказали.

— На сегодня хватит.

Пётр согласно кивнул. — Вполне.

В этот день уже не работалось и думать не хотелось. Было от чего расстроиться — наконец встретил и готов был полюбить… Пётр побродил по городу, купил чертёжную доску, рейсшину, другие принадлежности. Дома поставил под лампой свои два стула, положил на спинки доску и достал готовальню. «Ты мне друг. В полном смысле этого слова». Одел фуфайку и пошёл расчищать дорожки.

В выходной Пётр лежал на кровати, заложив руки за голову, смотрел в потолок и рассуждал сам с собой.

— Шлицевый вал, по существу, очень простой профиль, всего два элемента — собственно вал и шлицы. Большой вал и маленькие шлицы должны быть в равных условиях. Проходы — просто поперечные сечения, делящие на части переходную поверхность. Форма каждого сечения — выход из одной фильеры и она же вход в другую. А расстояние между сечениями… погоди, погоди — это же углы, а углы известны. Он встал, включил свет, раскрыл готовальню…

После ночной смены получался длинный выходной: кончали работу в субботу утром, а выходили в понедельник с четырёх. За это время Пётр превратил догадки в чертежи. Мысли, уложенные на бумагу, вселили уверенность — должно получиться! Он успел ещё поспать перед сменой и переполненный желанием действовать поспешил на завод. В последующие дни он в полной мере испытал весь набор чувств, сопутствующих творчеству: сомнения, тягостное ожидание результатов, почти физическое облегчение и окрыляющую эйфорию успеха. Нервное напряжение этих дней прошло, а искушение творчеством осталось. Он убедился, что все размеры в пределах допусков, погладил сложенные в пакет пятиметровые валы и пошёл звонить Виктору Григорьевичу. Сказал нарочито небрежно:

— Профили готовы. Заберёте или сложить где-нибудь?

Он не знал, как вовремя и кстати подоспели эти прутки. Обычное дело — организацию нового производства — превратили в оргию подобострастия, и все вовлечённые в неё фигуранты стремились проявить себя. Как только удавалось получить пару прутков нового профиля, из них вырезали образцы, полировали торцы до зеркального блеска и в лакированных коробочках, выложенных изнутри зелёным сукном, специальным самолётом отправляли в Москву. Заводам велено было, где только можно, использовать профили. Приказы принято выполнять, а об исполнении докладывать. Заводы, не задумываясь о целесообразности, подобрали чертежи деталей на замену, доложили об исполнении и стали ждать. Металлурги тоже выполнили свою часть работы — оперативно предоставили всё необходимое для изготовления опытных партий и вправе были ожидать результатов. Дело стало за малым — научиться тому, что умели делать немцы. Научиться самим, научить рабочих, начать изготавливать реальные профили из вороха чертежей, присланных заводами. Шлицевый вал подоспел, как нельзя, кстати. Образцы благополучно улетели, а директор завода, подписывая приказ о переводе Петра в лабораторию фасонных профилей, напутствовал Виктора Григорьевича: — Делайте эти чёртовы валы все подряд, рассылайте опытные партии по заводам и пусть у них болит голова, что с ними делать. И образцы… дайте образцы для Москвы, обкома, райкома для всех, кто просит, пусть видят — дело идёт. Цех когда ещё построим. Погасите волну и работайте спокойно.

Петра перевели на должность руководителя группы, которой не было, отдали в его распоряжение станки, за которыми никто не стоял, и поставили задачу — погасить волну.

Оставшиеся до перехода в лабораторию дни, Пётр проводил в Красном уголке, стараясь не мешать новому мастеру освоиться в смене. Он устроился за единственным в зале столом и размышлял над словами Доры Исаковны, сказанными по давно забытому поводу, и которые он вспоминал всякий раз, когда ему предстояло найти решение. «Талантливый идёт прямо к цели, а всем остальным остаётся перебирать варианты, но, чтобы выбрать единственно верный, тоже нужен талант». Заманчиво найти общий подход и не копить частности в надежде, что проклюнется общее. Чужих ошибок больше не будет, учиться придётся на своих.