Алексей Нелюбин - О времени и о себе. Рассказы. Страница 17

Конечно, этот поступок солдата-кузнеца не остался незамеченным. На другой же день ему дали звание ефрейтора и должность старшего полкового кузнеца. Во времена, когда лошадь в армии была основной тягловой силой, роль кузнеца была неоспоримой. Подковать, расковать, починить повозку, сбрую, шанцевый инструмент, кузнецов обучали в полковой школе. За два месяца курсант получал теоретическую подготовку и практические навыки.

Изучали строение копыта лошади, определение его по номерам, свойства металлов и сплавов, способы закалки сталей. Клим теории тоже учился, а практики ему было не занимать. Он с двенадцати лет пошел к отцу в кузницу и до самой армейской службы работал с ним. Он в совершенстве освоил походную горячую и холодную ковку лошадей. Мог у себя на колене подковать самую норовистую. Это давалось не каждому. Кузнечные секреты и методы передавались по наследству из поколения в поколение. В пятнадцатом году Клим вернулся в свою деревню. К этому времени у него подрастали уже две дочери. Вскоре после смерти родителей он остался полноправным хозяином всего крестьянского хозяйства. Те шесть десятин, полагающихся только на мужскую душу, конечно, не могли прокормить большую семью, и он продолжал много работать в кузнице. Обслуживал селян кузнечными работами, получая за это от земства определенную плату. Со своим «Георгием»он и здесь пользовался авторитетом и уважением. Как «кавалера» и побывавшего на Балканах его выбрали в земскую управу почетным советником. Жизнь налаживалась. Решили они с женой выкупить у земства кузницу, но нашлись противники, и они построили ее у себя на усадьбе. Плетеный сарайчик обмазали с двух сторон глиной, сложили горн, купили наковальню.

Инструмент Клим наделал своими руками. Через земство добился разрешения на частное ремесло и льготный налог как награжденному участнику войны. Октябрьская революция не заглушила желания стать хозяином своего дела, а только отдалила цель на два года, вырвав его из дома. Конный полк, где Клим также служил кузнецом, прошел вдоль Волги сверху вниз до Астрахани и там был расформирован. Какое-то время он еще  работал на общество, но после оглашения Лениным новой экономической политики начал перестраиваться в предприниматели. В местном банке взял денег под заем. Летом ездил по ярмаркам и торжищам, покупал подходящее железо по оптовым ценам. Узкая полоса — на подковы, круглое и квадратное — на болты и гайки, проволока — на гвозди, кровельное — на посуду и трубы. Все подбиралось с расчетом на снижение трудоемкости и получение большей прибыли. Первым помощником у кузнеца была его собственная жена.

Вся осень и начало зимы уходили у них на изготовление из этого железа нужных в хозяйстве изделий и скобяной утвари.

С наступлением потепления Клим Яров на своей подводе отправлялся торговать всем, что они изготовили за длинные зимние ночи при свете ламп и фонарей в кузнице или прямо в избе. Появились деньги. Начали откладывать на новый дом. Старый, родительский, прибывающую семью уже не вмещал.

Выхлопотали место под новый дом. В кузницу заказы прибывали. Появилась мода на выездные пролетки, под одну лошадь и под тройку, на рессорах. Это уже требовало особого художественного вкуса и тонкой ручной работы. Цены за такие работы соответственно возрастали. В связи с ростом благосостояния и накопления денег у народа появилось множество любителей поживиться за чужой счет. Грабеж бандитами торгового или мастерового человека среди белого дня стал нормой. Появились целые шайки: Гугина, «Черная кошка» и всевозможные воровские притоны. Чтобы как-то защититься, оборонить себя и свой дом, мастеровые люди тоже стали объединяться и вооружаться. Однажды жена, вешая мужнин полушубок на гвоздь, почувствовала в карманах что-то тяжелое. Сунула руку в карман, а там железо. «Отец!Что там у тебя?» Пришлось открыть секрет: «В одном кармане литая перчатка фунта на четыре, в другом-гирька с цепкой. При таком вооружении я могу не опасаться ни за себя, ни за свой товар. Подойти с любой стороны трудно. Пытались уже не раз. Отбивался!»

Милиция, конечно, эти шайки громила, но появлялись новые. И так до самой коллективизации и раскулачивания. После грабить стало некого.

… А дом строить все-таки надо. Начали готовиться. Как и везде на Руси, такие большие дела проводились с помощью односельчан и родных. «Помочь» — называлось это в народе. На это мероприятие частенько являлись и любители коллективно выпить по стаканчику, по два. Где и когда такая работа обходилась без вина? Первый камень — обмыть. Вывести фундамент над землей — наливай. Переруб без стакана не кладу. Кирпичную стену сложили-сбрызнуть. Матицу положили — отметить. Крышу свершили — ознаменовать. Много требовалось «монопольки», чтобы не нарушить строительных традиций. Расход обременительный. И решили гнать самогон. Всем этим делом занялась хозяйка. Хозяин только новый котел вмазал в каменку, да заготовил побольше дров.

И задымила баня с утра до вечера, на целую неделю. Нагнали несколько четвертей (3-хлитровая бутыль), прикопали их за баней. Одну взяли на расход. Но пронюхал это дело участковый Печенкин. Уж такой был неугодник, никому спокоя не давал.

Особенно подкапывался под Клима, который пообещал намылить ему шею под горячую руку, если тот еще раз незаконно придерется. На этот раз опричник пришел с двумя понятыми из комитета бедноты и начал расхаживать по избе как хозяин. Клим выставил на стол полбутылки под белой головкой, хозяйка подала закуску. Но чекист запротивился и начал требовать, чтобы ему выставили весь самогон как вещественное доказательство. Конечно, ничего ему не выставили, и он объявил обыск.

Двое понятых начали шарить по избе, во дворе, на чердаке, на сеновале. Один из сыщиков открыл западню подпола, зажег спичку, спустился вниз и увидел бутыль.

Приняв четверть, Печенкин поставил ее на стол, достал листок бумаги и начал составлять протокол. Хозяин еще раз попытался угостить участкового, но тот был непреклонен. Печенкин потребовал открыть пробку. И тут Клим двумя руками поднял бутыль над головой и с силой ударил ее об пол. Вещественное доказательство разлетелось на мелкие осколки.

— Из рук вырвался, самогонщик! — заскрипел зубами опричник. — Припомню я тебе эти выходки, да и угрозы твои не пройдут даром!

И припомнил. Через два года, когда начали составлять списки на раскулачивание и выселение, фамилия Клима Ярова стояла первой. Припомнилась ему служба в царской армии и «Георгий». Он объявлялся врагом народа…

Р. S. Под псевдонимом Клима Ярова выведен здесь самый близкий мне человек — мой отец.

Сапоги для чекиста

Поздно вечером забежал к нам мой крестный — дядя Коля и с оглядкой шепнул отцу: «Беги, вчера в сельсовете я слышал разговор — завтра тебя брать будут». По округе уже ходили слухи, что составлены списки на раскулачивание и выселение. За ночь отец собрался. Увязал котомку, сходил в кузницу, что была в мазаном сарайчике в конце усада, закопал кой-какой инструмент. Зашел во двор, погладил жеребчика Воронка, добавил корма Буренке, в сенях поговорил с мамой и после полуночи ушел, как в воду канул. Сказал только напоследок: «Ты, мать, за меня не переживай, я кузнец — не пропаду, а подойдет время поспокойнее — увезу и вас».

А наутро действительно пришли из комитета бедноты. Впереди шел участковый милиционер Печенкин. Длинный красный шарф на шее символизировал кровь и победу. Увели Воронка, выгнали трех овец, переловили кур. А уж когда выводили корову, та, видно, поняла свою участь, замычала так тревожно и громко, что мама не выдержала, бросилась корове на шею, упала к ней под ноги, а мы всей оравой с ревом кинулись за матерью. Не помогло, увели нашу кормилицу. Нас, пятерых детей, вытолкали во двор. Окна и двери дома заколотили досками крест-накрест. Никакой обуви, одежды, посуды не разрешили взять из дома.

Целый уповод допытывали нас, где отец? Мы отвечали, что не знаем. Да откуда нам было знать о том, что отец благополучно добрался аж до Урала и там в городе Златоусте устроился кузнецом на строительстве металлургического комбината. Время было такое, брали на работу без документов, да их и не было, даже без паспортов. Брали по специальности со слов самого работника.

Лето наша семья прожила в хибарке на краю деревни у дальней нашей родственницы. Мама настелила на пол слой соломы, и мы, как мышата, зарывались в нее на ночь с головой. Как мы выжили — одному Богу известно. И только благодаря милосердию односельчан не умерли с голоду. Подбирали всякие корни, траву. Ходили по деревням собирать милостыню. По каким-то каналам отец дал весточку о себе. Мать ему отписала о всех наших бедах. Переписка шла через третьи руки. Все боялись, что тоже упекут как пособников врагу народа. Но вот однажды, уже под осень, ночью около дома мы услышали скрип телеги и тихое ржание лошади. Это мой крестный, а с ним и наш отец подъехали, чтобы ночью, без лишних свидетелей, увезти семью в другое место. Посадили нас на телегу, прикрыли сверху соломой, чтобы не особенно заметно было, и тронулись. Ехали всю ночь и половину дня, лесом и низиной. Подъехали к берегу Волги, по трапу взобрались на дебаркадер пристани Коротни. Крестный отправился в обратный путь, а мы на пароходе взяли курс на Нижний Новгород, где в то время строился гигант автомобилестроения. Отец, видимо, там уже побывал, т. к. нам сразу разрешили занять большую землянку. Кто ее строил — мы не знаем, но приспособлена она была под большую семью или общежитие. Нары в два яруса, нестроганный стол, железная печь из старой бочки, две скамейки и метла в углу. Правда, на нарах были казенные тюфяки и байковые одеяла. Каменный уголь и дрова свалены около землянки.