Лидия Раевская - Билет на вчерашний трамвай Страница 18

Пришли врачи. Долго читали мою карту. Щупали мой живот. Разговаривали:

– Схватки?

– Слабые.

– Воды отошли?

– Нет еще.

– Стимуляция?

– Подождем. Сама должна.

– Шейка?

– На пять сантиметров.

– А почему не рожаем?! И все посмотрели на меня.

Мне стало стыдно. Да, я приехала сюда рожать. Но я понятия не имею, почему не рожаю! И не смотрите на меня так!

Я икнула и тут почувствовала, как подо мной растекается теплая лужа. Испугалась и заорала:

– Рожаю!!!

Ко мне подошли, пощупали живот, похвалили и ушли. Через минуту пришла акушерка, поменяла мне простынь и села рядом.

– Боишься? – спрашивает, а сама улыбается. Очень смешно. Из нее вода не течет…

– Боюсь, – честно отвечаю. И тут же меня колотить начало, как в ознобе.

– Завтра бегать уж будешь. Колбасой по коридору. Улыбается.

Я рот открыла, чтоб ответить что-то, и тут дыхание перехватило: по всему позвоночнику прошла волна боли, докатилась до коленей и пошла на убыль.

Сын твердо решил родиться до полуночи.

…Через три часа я лежала на мокрой от моего холодного пота кушетке, сквозь багровую пелену боли видя только свои покусанные руки и чьи-то холодные пальцы, убирающие с моего лица прилипшие волосы, и при каждой новой схватке выгибалась дугой.

Кто-то перевернул меня на бок и сделал укол. Стало легче.

Потом я увидела трех девочек-практиканток, которые без интереса смотрели мне куда-то между ног и тихонько переговаривались:

– Порвется…

– Не-а.

– Спорим?

– Не буду.

– Голова лезет…

– Надо Елену Анатольевну позвать… Голова лезет?! Уже?! Где?!

Руки непроизвольно потянулись под живот, но тут же были перехвачены на полпути.

– Ты че? Куда ты руками лезешь? Инфекцию занесешь! Второе дыхание открылось. На выдохе быстро спрашиваю:

– Волосы какого цвета?

– Темные. Плохо видно.

– А глаза? Глаза видно? Сдавленное хихиканье:

– Угу. Еще как.

Пришла врач. Тоже посмотрела. На голову и на часы. Потом протянула мне руку.

– Вставай. Только осторожно, на голову ему не сядь. Боком, боком поднимайся… Вот так… теперь идем… Тихонечко, не упади… Теперь давай лезь на кресло… Ножки вот сюда клади… Вот эти, как будто рычаги, видишь? Хватайся за них двумя руками, подбородок прижми к груди и тужься! Давай! Ну, еще чуть-чуть!

Ничего не вижу уже. Глаза щиплет от пота, волосы в рот лезут. Заколку где-то за кушеткой потеряла. Тужусь так, что позвоночник трещит. Слышу, как трещит.

– Давай, давай еще сильнее! Стоп! Все! Не тужься! Кому сказала – не тужься! Голова вышла, теперь тельце само родиться должно. Дыши, дыши глубже и не тужься, а то порвешься…

Не тужься. Как будто я могу это контролировать. Но – стараюсь. Дышу, как паровоз Черепановых на подъеме. Хлюп.

Такой странный звук… Как будто кусок сырой печенки на пол уронили.

И – пустота внутри. И дышать можно стало. Зажмурилась и почувствовала, что мне на живот что-то положили.

Теплое. Мокрое. Скользкое. И живое. И оно ползет!

Открываю глаза… Тяну руки. Накрываю ладонями маленькое, жидкое, как у лягушонка, тельце…

СЫН… Это МОЙ СЫН!

Животом чувствую, как стучит его маленькое сердечко. Кто-то осторожно убирает мои руки и просит:

– Еще потужься разок, девочка… Делаю все, как просят.

Через полминуты слышу детский крик. Поворачиваю голову вправо: надо мной стоит врач. Лица его не вижу – оно за повязкой. Вижу глаза. Морщинки лучиками разбегаются в стороны:

– Ну, смотри, мамочка, кто у нас тут?

Смотрю во все глаза. Улыбка до крови надрывает сухие, потрескавшиеся губы…

Потерянно смотрю на морщинки-лучики и выдыхаю:

– Сынулька… Все смеются.

Мне осторожно кладут на живот сына. Сын ползет к моей груди и тоненько плачет. Прижимаю к себе родного человечка, боясь его раздавить. Слезы капают на подбородок и на сыновью макушку. Целую его в головку и всхлипываю:

– Сын… Мой сын… Мой сыночек, моя кровиночка, моя радость маленькая… Мой.. Только мой… Самый красивый, самый любимый… Мой Андрюшка!

Имя выскочило само по себе. Почему вдруг Андрюшка? Хотели Никитку…

Но вы посмотрите: какой же он Никитка? Он не похож на Никиту! Это же самый настоящий Андрюшка!

Я ждала тебя, сын. Я очень тебя ждала. У тебя есть дом, малыш. Там есть маленькая кроватка и желтый горшок. Есть коляска и игрушки. Там живут твои папа, бабушка и дедушка. Там теплое одеяльце и ночник-колобок. Тебе понравится там, сын…

На часах – ровно полночь.

Меня на каталке вывозят в коридор и протягивают телефонную трубку.

Прижимаю к уху кусок казенной пластмассы, пахнущей лекарствами, облизываю губы и шепотом туда сообщаю:

– Папа Вова… У нас уже целых полчаса есть сын! Он маленький, красивый, и его зовут Андрюша. Мы ошиблись, папа… Это не Никита. Это Андрюша. Наш сын!

К Пашке на кухню я вернулась только через полчаса.

– Уснул? – шепотом спросил он.

– Похоже, да… – шепотом ответила я.

Телефонный звонок раздался так неожиданно, что мы с Пашкой вздрогнули.

– Блин, кому руки оторвать? – прошипела я, разыскивая трубку радиотелефона. – Одиннадцатый час вечера, между прочим.

Трубка обнаружилась у Пашки под задницей.

– Алло! – по-прежнему шепотом спросила я в трубку.

– Белка, я тебя не разбудил?

Ну, ё-мое… Сегодня просто праздник какой-то! Динька.

– Диня, твою мать! Ты на часы смотришь? У меня только-только Дюшка уснул!

– Блин, прости, не посмотрел… – Диньке явно неудобно. – Слушай, я могу к тебе через полчаса зайти?

– Что-то случилось или соскучился?

– Соскучился.

– Тогда зайди в магазин, возьми «Трофи» фейхоавовый, пару баночек, и дуй ко мне. Кстати, я не одна.

– Ага, – ответил Диня, и тут же осекся: – А с кем ты?

– С мужиком, – серьезно ответила я и посмотрела на Пашку.

Денис пребывал в явном замешательстве:

– Может, я тогда лучше в другой раз зайду?

– Не-а. Именно сейчас. Я очень хочу вас познакомить. Положив трубку, я снова посмотрела на Пашку.

– Не ссать. Щас ко мне зайдет мой самый лучший друг. Считай, брат. Познакомитесь. Только, чур, сидеть тихо.

Пашка улыбнулся.

– Я похож на ссыкло?

– Не-а. Это у меня издержки воспитания просто. Иногда грублю. Наплюй.

Динька пришел через полчаса, минута в минуту. Я увидела его в окно и побежала открывать дверь.

«Трофи» мне доставили на дом, в холодильнике у меня обнаружилась бутылка водки, и вечер встречи начал набирать свои обороты.

…Через полтора часа, обсудив все что только можно, Пашка с Диней принялись за меня.

– Паша, – Диня нагнулся вперед и попытался сфокусировать взгляд на Пашкином веснушчатом лице. – Паша, я ж Белку люблю как родную. У меня ж сердце на части рвется, когда я на нее смотрю… Такая баба – и одна.

– Я готов на ней жениться, Денис! – в запале выкрикнул Пашка, за что получил от меня подзатыльник. После чего снизил тон и продолжил шепотом: – Я б хоть завтра на ней женился! Я ж люблю ее. Я ее уже год люблю…

Я кашлянула, пытаясь намекнуть потенциальному жениху о том, что сижу у него за спиной, но Рыжему, равно как и Денису, это было, похоже, по фигу.

– Ха –ха! – неестественно захохотал Денис. Даром, что в Щукинском учился. – Так она и пойдет за тебя, как же. Я, например, ее десять лет уже знаю. И люблю столько же. Хотя нет. Вру. В школе она была редкостной уродиной и занудой. Ну, года три ее люблю – это точно. Думаешь, я б ее замуж не позвал, если б знал, что у меня хоть один шанс есть? Еще раз – ха-ха. Нет у меня шансов. И у тебя их нет. У тебя их даже меньше, чем у меня. Так что и не мечтай.

Я с интересом слушала этот диалог, делая одно открытие за другим.

– Нет, Денис… – Пашка раскраснелся и нервно тянул себя за ворот свитера. – Ты не понимаешь… Я еще когда мы с ней работали вместе, как все из офиса уходили, руки себе в кровь о стены разбивал. Выл. Плакал даже пару раз. С братом из-за нее ругался насмерть… Леха мне говорил, чтоб я губы не раскатывал, что москвички все твари и что Ксюха уже подцепила себе сынка начальницы… В лицо мне смеялся. А однажды я не выдержал. Сцепились мы с ним крепко… А Ксюха даже ничего не знала. Она прилетала на работу счастливая и со мной уже даже курить не выходила. Да я и не хотел. Знал, что она там, на лестнице, с Женькой целуется… И снова выл ночами. А ты, брат, не понимаешь…

Я сидела тихо как мышь. Даже шевельнуться боялась. Пашка выплескивал сейчас Диньке все, что носил в себе больше года. А я почему-то чувствовала себя сволочью.

Я же знала, вернее, догадывалась… Я по Пашкиным глазам все читала-видела. И мне это нравилось. Нравилось осознавать, что вот он – он меня любит. Просто любит… Нет, я не играла с ним. Но… Поговорить с Пашкой мне не приходило в голову. И вот сейчас он рассказывает все это не Денису, а мне. Сидя ко мне спиной. Не глядя на меня. Но слова его, каждое слово, – сказаны для меня.

– Нет, брат, ты тоже многого не знаешь… – услышала я голос Дениса и перевела взгляд на него. – Думаешь, я не страдал, не переживал? Может, я на стену не лез, может, не выл ночами, но откуда тебе знать, что у меня внутри? Я каждый раз, когда ее вижу, говорю ей: «Господи, когда ж ты себе мужика-то найдешь хорошего?» Заметь, искренне говорю. И в ту же секунду мысль в голове, как удар током: «А я? А как же я? Я не хочу, чтоб ты досталась кому-то другому! Ты на меня внимательнее посмотри, дура!» А она мне всегда отвечает: «А ты меня сам замуж взять не хочешь?» – и смеется, зараза такая. И я, вместо того чтоб заорать: «Да! Да!! ДА!!!» – тут же отвечаю: «Да на фиг ты мне сдалась? Мы ж с тобой похожи, как близнецы. Один и тот же характер. Как мне с тобой жить, с такой стервой? Нет уж, сама себе жениха ищи!». А потом ухожу домой, и ты даже не представляешь, что у меня в голове происходит. И внутри. Где-то вот тут.