Александр Беатов - Время дня: ночь Страница 18

Ну, познакомился бы я с ней… А что дальше? Смогу ли я привести её к себе? Что можно увидеть в нашей хрущёвской квартире? Старую мебель, самогонный аппарат на кухне? Пьяного отца? Мать, в старом рваном халате, у телевизора? А я? Чем я лучше? Во что я одет? В полу-самодельную одежду, которую постоянно шьёт и латает моя мать? И ещё: как я посмел бы приблизиться к такому чистому и прекрасному существу, когда я курю и даже пью! Да чем я лучше этого самого обывателя?!

Как сейчас понимаю, я боялся с ней познакомиться прилично, то есть — как полагается… Хотя мне очень хотелось… Две противоречивые мысли убивали меня. Я боялся её родителей, потому что знал заранее, что не мог понравиться им, будучи тем, что я есть. И в то же время, я не мог выбросить, из головы, эту девочку, в которую влюбился в тот миг так сильно… Я чувствовал что-то запретное и невозможное в своих чувствах… Я боялся, что если станет что-нибудь реально, то это убьёт всякую возможную надежду… А без надежды, я почувствую себя ещё ниже, и несчастней… Ты знаешь, я где-то читал, будто, почему-то в Японии, очень много молодых людей кончают жизнь самоубийством… Так вот, перед тобой один из таких, кто готов расстаться со своей жизнью…

"Вот…" — думал я, — "Я встретил её, мою мечту… Достаточно с меня и этого! И это — уже счастье!"

Да, и действительно! Я уже был счастлив! За какие-то двадцать минут, что я ехал с нею в автобусе, свершилось чудо! Я испытывал невероятный экстаз! Чего же ещё мне нужно? И я упивался свалившимся на меня неожиданно чувством любви!

На следующее утро я был у её дома. Я ждал, когда она выйдет. Ждать пришлось почему-то недолго… Наверное, у всех рабочий день начинается примерно в одно и то же время. Впрочем, скажу тебе, даже само ожидание, как я вижу это сейчас, было счастьем… Я не поверил своим глазам, когда она появилась в той же красной куртке и джинсах. Она была не одна. С нею был, как я понял, её отец… Они сели в голубой автомобиль и уехали. И этот автомобиль придавил меня ещё более, указав мне, что я ей — не ровня…

Что мне было делать в тот день? Удерживать слёзы… А, впрочем, я, кажется, привык уже к этим чувствам и воспринимал всё, как должное… Нет… Не было даже никаких слёз… Разве что потом, вечером, когда я остался совсем один, укрывшись с головою одеялом… Тогда я мог позволить себе и слёзы…

Я понимал, конечно, что, наверное, ничего не выйдет из моих дальнейших поступков, но гнал эту мысль прочь. Я ни о чём не хотел думать, кроме того, чтобы увидеть мою девочку, чтобы ещё раз встретиться с нею взглядом, как тогда, в автобусе… А там… Вдруг она узнает меня… Остановится… Подойдёт… Скажет:

— Это ты?..

— Да, — отвечу я…

— Что ты хочешь?

— Ты мне понравилась…

— Ты старше меня…

— Ты мне понравилась…

И тогда она, маленькая девочка, медленно протянет мне свою руку, и, как взрослая, скажет: "Kommen"…

— Что ты хочешь сказать? "Kommen"? — прервал Сашу дворник. — Это, что, по-немецки, что ли?

— Как ты догадался? — удивился Сашка.

— Я знаю немецкий.

— Да, ну?!

— "Да-ну"! Я ИнЯз закончил… Не смотри, что я — дворник…

— А чего ж, ты — дворник?

— А чего, ж ты не немец?!

Сашка не знал, что ответить. Он был под впечатлением того, что вспомнил, впервые выразив свои чувства тому, кто его слушал, и, как будто, понимал…

— Ну, старик, рассказывай дальше, — Сказал Володя, пригубив вина, и протягивая Сашке бутылку, — Я тебя понимаю… Как брат…

— Так вот, — продолжил свой рассказ Сашка, приложившись к бутылке, и возвращая её дворнику, — Они сели в голубой автомобиль… Уехали… Я отправился в своё ПТУ… А на следующий день я ждал её с велосипедом, который одолжил у своего приятеля, объяснив ему всё дело в общих чертах. У него был хороший велосипед, полу-гоночный "Спутник", и я рассчитывал не отстать от голубого автомобиля…

Тем не менее, я отстал очень скоро, не успев проскочить на светофоре. Но я не терял надежды. Каждое следующее утро я караулил голубой автомобиль на том же месте и в то же самое время, где и когда потерял его накануне, а потом — снова что есть силы крутил педали…

Чтобы поближе рассмотреть голубой автомобиль, на другой день я пришёл к её дому… Я заглянул внутрь кабины, чувствуя благоговение от того, что это, действительно, тот самый автомобиль, в котором находилась моя девочка. Вот, ручка, двери, к которой прикасались её маленькие пальчики… Я коснулся её… Завтра она будет снова внутри этого автомобиля… А я, поднявшись на рассвете, приеду заранее, в самый конец Ленинского проспекта и буду смотреть то на часы, то на дорогу… Вот зажжётся вдали светофор, и стая машин начнёт приближаться… Я узнаю её голубой автомобиль из десятка других раньше, чем он поравняется со мною. И когда он будет меня обгонять, я поверну голову и встречусь с ней взглядом… Узнает ли она в сумасшедшем велосипедисте, который едет куда-то по скользкой утренней дороге, того, с кем она ехала недавно в одном автобусе?

Я обхожу вокруг голубого автомобиля… Сегодня утром таких машин было несколько… Чтобы завтра не ошибиться, нужно запомнить номер… Я смотрю — и не верю своим глазам… Номер — дипломатический: D-85-515!

Саша замолчал. Вытащил из кармана сигареты. Закурил. Володя предложил ему вина. Саша сделал несколько жадных глотков, вернул бутылку.

— Что же дальше? — чувствовалось, Володя был весьма поглощён рассказом Саши.

— Дальше… Я всё догонял и догонял её автомобиль… Сам не знаю, для чего… — продолжал Саша свой рассказ, — Пока, наконец, не определил место, куда привозил её отец. Это оказалась спецшкола для детей иностранных поверенных работников, расположенная в районе метро Юго-Западная. Впрочем, наверное, там учились не только иностранцы… Тем не менее, мне показалось, будто бы школа эта находилась в другой стране… Я прогуливал учёбу, приезжал к этой школе и ходил вокруг неё целыми часами, ожидая какого-нибудь подарка судьбы… Рядом находился какой-то недавно насаженный лесопарк… Я прислонялся спиной к дереву, смотрел в окна школы и пытался угадать, в котором из них — моя девочка. Мне представлялось, как неожиданно я снова случайно встречаюсь с ней, и она спрашивает меня, кто я, что мне надо… И я отвечаю, что я — тот, кто однажды ехал с нею в одном автобусе и встретился взглядом с её замечательными глазами, и хотел бы снова испытать то же самое чувство, что тогда… Я забывался в этих мечтах… Проворачивал в голове вопросы и ответы нашего несуществующего диалога. Я представлял себе её детский голос, интонации, её иностранный акцент… О! Этот акцент! Он сводил меня с ума! Хотя я и не слышал никогда её голоса!..

Потом тот самый приятель, что одолжил мне свой велосипед, вызвался помочь… Так как я не решался познакомиться с девочкой, а он не видел в этом никакой проблемы, то однажды, он подкараулил её у подъезда, зашёл с нею в лифт, поднялся до самой её квартиры, и рассказал о том, что есть, мол, один юноша, который безумно в неё влюблён, но который не смеет к ней приблизиться. В общем, поведал он моей девочке всё, причём без всякого моего разрешения… Он-то мне потом и сказал, что она — из Восточной Германии.

— А как её зовут? — поинтересовался я.

— А я не спросил, — ответил он.

— Как же ты разговаривал с ней, если она — немка? — Я был поражён тем, что ему так просто удалось добиться того, о чём я не смел даже мечтать.

— А она прекрасно говорит по-русски, — ответил он, — Советую, не терять зря времени! Только она — маленькая совсем… Зачем тебе?

Сам он тогда встречался с работавшей у нас в ПТУ лаборанткой химического кабинета, девушкой, только что окончившей десятилетку.

А я… Я всё продолжал ходить вокруг дома моей возлюбленной… Правда, уже перестал ездить к её школе. Да и к дому её тоже стал приходить реже. Лёгкое знакомство моего приятеля с моей девочкой наложило на мои чувства какой-то неприятный осадок. Будто кто-то коснулся святыни грязной неумытой рукой…

Однажды, пытаясь выразить свои чувства, я откопал в немецком словаре и написал на асфальте мелом прямо перед её подъездом: "Kommen". А на другой день пришёл под её окна…

Она жила на девятом этаже двенадцатиэтажной "башни". Я находился довольно далеко, и полагал, что останусь незамеченным. Но неожиданно открылось окно… Я не мог в это поверить — это была она! И она крикнула мне два раза: "Иди сюда! Иди сюда!".

Поняв, что не могу скрыться от её взора, я в смущении вскочил с травы, на которой было присел, и бросился прочь! Я позорно бежал…

На этом окончился мой романтизм. Наступил серый реализм. Да… Я боялся того, чего так сильно желал. Я перешёл границу — и моя любовь была убита. Впрочем, ещё долго я жил её умершим образом. Но больше никогда не приходил к дому той девочки… Разве лишь несколько раз, вечером, когда было совсем темно, посмотреть на свет в её окнах…