Павел Санаев - Хроники Раздолбая Страница 19

— О, как я люблю лошадей. Как они теплыми влажными губами берут с ладони сахар.

— У лошадей сухие губы, — возразила Авива.

— У тех, которым давал сахар я, были влажные.

— То есть давать им в губы сахар было намного легче! — рубанул с плеча Валера, сделав намек таким прозрачным, что все вокруг поморщились.

Мартин молча сидел в уголке с бокалом, благодушно поглядывая на всех, словно на детей в песочнице, а Раздолбай боролся с целой стаей воробышков у себя в горле — удачный момент позвать Диану к лавочке под сиренью мог возникнуть в любую секунду.

— Интересно, в сухие губы лошадям сахар дольше давать, чем в мокрые? — дожал тему Андрей.

— Кстати, по поводу «дольше давать»! — встрепенулся Раздолбай, решив, что пора бы и ему вставить лыко в строку. — Читал я в Москве на вокзале «СПИД-Инфо». Изучаю, значит, статью про технику пролонгации, сверяюсь типа с научными светилами, тут слышу голос: «Зря вы, молодой человек, такой срам читаете». Смотрю, передо мной поп. С бородой, в шапочке, все дела. Зачем, говорит, греховную газету читаешь? О чем вместо вечной жизни думаешь? Я говорю, да вот думаю, что мне представлять, чтобы отдалять оргазм, но теперь знаю — буду представлять вас в этой черной шапочке.

Все рассмеялись. Андрей даже подавился шашлыком.

Только Миша бросил на Раздолбая странный взгляд и сказал не столько ему, сколько сам себе:

— Ну, вообще-то это зря.

— Что — зря?

— Зря ты оскорбил священника.

— Да ладно, Миш, пусть знает, что если приставать не к бабкам, а к нормальным людям, то можно быть посланным.

— Вообще-то нормальным людям стоило бы как раз к ним прислушиваться.

— В смысле? — удивился Раздолбай, не веря, что умный серьезный Миша может поддерживать старушечьи суеверия.

— Смысл в том, что наш друг, по-моему, дикий клерикал, — подал вдруг голос Мартин, в глазах которого заблистал проснувшийся интерес. — Я правильно понимаю, что номенклатурная книжка под названием Библия является для тебя авторитетом?

— Слушай, мы пьем-отдыхаем, давай не будем об этом, — отмахнулся Миша.

— Но это же самые интересные темы для общения — бытие, метафизика. Не весь же вечер изображать из себя диких казанов и клеопатр. Я без подколок, мне правда любопытно, чем эта книга отличается для тебя от других мифов?

Миша помолчал, словно подбирая слова, и очень просто ответил:

— Тем, что это не миф.

— А что?

— Я считаю, что все так и было.

Шутки и смех смолкли, и все посмотрели на Мишу, словно он ляпнул неожиданную глупость.

— Какое место ты считаешь исторически достоверным? Про создание человека на шестой день творения или про змея с яблоком? — иронично поинтересовался Мартин.

— Я не хочу это обсуждать.

— Я не собираюсь глумиться над твоей верой, я хочу просто подискутировать и почерпнуть что-то для себя. В Библии, например, сказано, что на третий день была сотворена земля, а на четвертый созданы были на тверди небесной светила и звезды. Тебе не приходило в голову, что эти строчки — прямое доказательство того, что Библия писалась людьми? Будь она Божественным откровением, там как минимум говорилось бы не про небесную твердь, а про какой-нибудь «безбрежный океан небесный». Люди, не имевшие понятия об устройстве вселенной, дико удивлялись бы, как это так, но потом слетали бы в космос и сказали — да, действительно безбрежный океан, Божья книжка не врет. Я уж не говорю о том, что возраст звезд превышает возраст Земли, — это научный факт, и будь номенклатурная Библия в самом деле от издательства «Всевышний и компани», создание звезд полагалось бы ставить хоть на день раньше сотворения земной тверди.

— Ни один человек не объяснит тебе достоверно происхождение космоса — откуда это взялось и как это может быть бесконечным, — нехотя согласился Миша на разговор. — Никто даже не в состоянии эту бесконечность вообразить. И ты хочешь, чтобы людям древности писали про космос? В Ветхом Завете много аллегорий, и я не думаю, что все надо понимать буквально. Когда я говорил, что все так и было, то имел в виду Новый Завет.

— А-а! — понимающе закивал Мартин. — Ты веришь в историю про сына Бога, родившегося от земной девы, который совершил много хороших дел, воскресил мертвого, был предан, принял мученическую смерть и вознесся? Я правильно понимаю?

— Да, я в это верю.

— Отлично! Правда, я говорил про Геракла. Сына бога Зевса и смертной женщины, который освободил из Аида Алкестиду, был предан своей женой, взошел на костер и вознесся на номенклатурный Олимп. Зевс и Геракл тоже были реальными персонажами? Тебе не кажется, что эти мифы собраны из одного конструктора? Только один миф остался в литературном наследии, а другой насадили мечом Римской империи и заставили в него слепо верить, чтобы держать баранов в повиновении, — вот и вся разница.

— Я ни у кого не в повиновении и не верю слепо. Я не был две тысячи лет назад в Иерусалиме и не видел тех событий своими глазами. Я верю, что было так, не потому, что прочитал об этом, а потому, что сегодня, когда с этим соприкасаюсь, то чувствую, что все это живое и влияет на жизнь.

— Что влияет?

— Евангелие.

— Кабзда вечеринке, — вздохнул Барсук. — Мороза пробило на умняк, можно расходиться.

— Барсук прав, — согласился Миша. — Все отдыхать хотят, Мартин, закроем тему.

— То есть ты отказываешься от шанса просветить заблудшую душу? — не унимался Мартин. — Вдруг, я — сомневающийся грешник, приведенный к тебе, чтобы услышать слова, которые исправят мою жизнь? А ты замыкаешься и стыдишься эти слова сказать. А как же: «Отец мой небесный постыдится тех, кто меня постыдился»?

— Я не стыжусь, просто, по-моему, это не всем интересно.

— Мне очень интересно, — вмешался Раздолбай. Его изумляло, что Миша верит Библии, и он хотел найти какое-нибудь простое объяснение этой странности. Услышать, например, что Библия — хороший талисман и помогает играть концерты.

— Давайте встретимся втроем в Москве, я расскажу все, что знаю, — уклонялся Миша.

— А может быть, никакого «потом» не будет? Может быть, мне суждено дико погибнуть по дороге в Москву, и ты лишаешь мою душу последней возможности склониться в правильную сторону? Я не ерничаю. Я искренне хочу понять некоторые вещи, — настаивал Мартин.

— Хорошо, какие?

— Ты говоришь — Евангелие живое. Что это значит? Ты живешь, как там предписано?

— Стараюсь.

— То есть ты постишься, не ешь скоромного по средам и пятницам?

— Ты путаешь Евангелие и церковный устав. Смысл не в том, чтобы поститься, а в том, чтобы жить по совести и развивать в себе любовь к людям. А пост — это упражнение, помогающее отстраниться от себя и сделать голос совести чуть громче. И да, конечно, я это упражнение использую.

— Украсть — это против совести?

— Конечно!

— Можно я приведу тебе одну ситуацию? Представь, что ты в ней оказался, и скажи, как бы ты поступил. Приглашаю всех. Это интереснее, чем про лошадей с сахаром.

Мартин рассказал про пиджак с деньгами в купе поезда и про бандитов на перроне. Помня свою растерянность при первом столкновении с этой дилеммой, Раздолбай с интересом ждал, как из нее будут выпутываться другие.

— А в чем подвох? — нисколько не растерялся Андрей. — Украсть лучше, чем уехать в холодный морг. Кто-то иначе думает?

— У человека мать умрет. Деньги на операцию были, — напомнил Раздолбай, радуясь, что согласие Андрея на умозрительное воровство как будто очищает от такого же воровства его самого.

— А у меня мать умрет от горя, если меня бандиты убьют. Что мне, чужая мать важнее своей? Я что-то не так отвечаю, есть другие варианты?

— Нет, это самый очевидный ответ, но мне любопытно мнение номенклатурного евангелиста.

Раздолбай с любопытством смотрел на Мишу. В отличие от Андрея он выглядел озадаченным.

— Знаешь, это очень сложная ситуация, — сказал он, подумав. — Очень, очень сложная. Я не знаю, хватило бы у меня сил устоять, но я точно знаю, что не должен был бы красть деньги.

— Я позволю себе усомниться и предположить, что это дикая фарисейская отговорка, за которой ты прячешь страх разрушить свои иллюзии.

— Что здесь фарисейского?

— Выставлять себя праведником у мангала с пивасиком, зная, что в реальности тебе ничто не грозит, — начал заводиться Мартин.

— Ты обрисовал ситуацию, я дал не тот ответ, который ты ждал. Это фарисейство сразу? — распалился в ответ Миша. — Я не праведник и не сказал, что точно не стал бы красть. Это тяжелый выбор. Но я понимал бы, что если Бог привел меня в такую ситуацию, то для того, чтобы испытать. И неправильно провалить экзамен ради отсрочки конца, который все равно неизбежен. Потом придется или остаток жизни вымаливать прощение, или ждать другой подобной ситуации, чтобы пересдать экзамен. Самым правильным было бы уйти в какой-нибудь дальний тамбур и молиться всю дорогу, чтобы Бог дал силы устоять против соблазна и сохранил жизнь. И если бы он счел мою жизнь достойной, то ситуация разрешилась бы сама собой. Бандитов арестовали бы на перроне до моего приезда, или еще что-то. Но как я сказал, много веры и воли надо, чтобы сдать такой экзамен, и я не смею утверждать, что наверняка сдал бы его. Знаю только, что правильнее всего не красть и всю дорогу молиться. А смог бы я сам…