Дороти Херст - Тайны волков Страница 19

Как только они нас увидели, Тали сорвалась с места, присела и обняла меня сильной худенькой рукой. Я ощутила ее тепло, почувствовала запах огня и трав. Рядом с Тали я всегда чувствовала себя в безопасности, общение с девочкой умеряло боль, которая накатывала, когда я вспоминала об изгнании матери. Я знала, что никогда не смогу отправиться на поиски Неесы, если придется бросить Тали.

— Халин делает вид, что ведет охоту, но на самом деле это Кили, — шепнула она. Я увидела, как у Тревегга дернулись уши.

Я лизнула руку Тали в знак того, что поняла. У нас тоже так бывает. Порой, когда одному из подчиненных волков хорошо что-нибудь удается, например, идти по следу или загонять дичь, он не возражает, если вожак приписывает это умение себе, чтобы не опасаться за свое место в стае. В конце осени Марра сказала, что люди больше не позволяют самкам охотиться. Суровая зима, видимо, заставила их передумать.

— Он посмотрит, какую лошадь выберет Кили, а потом скажет остальным. Как только мы начнем охоту, помогайте. — Тали встала, погладила меня по голове и бегом вернулась к своим.

Люди рассыпались по равнине. Аззуен, Марра, Тревегг и я проскользнули в табун, который продолжал жевать траву, хотя старый волк и боялся, что лошади убегут. Мы припали к низкой кустистой траве, чтобы добыче труднее было заметить, что мы делаем. Я видела, что у одних людей в руках прочные копья, которыми они поражали добычу на близком расстоянии, а у других — более легкие острые палки, которые они бросали с помощью других палок, кладя их на плечо. На сей раз я подавила желание полностью отдаться охотничьей страсти и не побежала через табун. Мы, волки, решили, что охоту возглавят люди, поэтому я осталась на месте, полагаясь на зрение и чутье. Вскоре я заметила упитанную больную кобылу, на расстоянии всего десяти-двенадцати волков от того места, где я лежала. Я подползла к ней на брюхе, встала и попыталась привлечь внимание какого-нибудь человека и подать ему знак, что я нашла легкую добычу, — так я сделала бы, охотясь в собственной стае. Но никто не обращал на меня внимания. Люди негромко переговаривались, указывая на лошадей. Вздохнув, я села и стала наблюдать. Аззуен присоединился ко мне.

Казалось, люди охотились почти так же, как мы. Более молодые и легконогие гонялись за лошадьми, чтобы найти слабых. Мне стало немного жаль людей. Они не чуяли больных суставов и не слышали хрупких костей — им приходилось полагаться только на поведение лошадей, а значит, умная добыча могла обмануть их, притворившись сильной, хотя на самом деле была слабой.

Наконец женщина — видимо, Кили — указала на одну из лошадей, и Халин отдал приказ начать погоню. Лошадь была худая, оголодавшая после зимы. Вполне пристойная добыча, хотя и не самая лучшая. Как только люди побежали, гоня кобылу туда, где ждали мы с Аззуеном, я вскочила на ноги. Мы помчались к лошади, преграждая путь, чтобы добыча не сумела удрать.

Лошадь, хотя и тощая, двигалась проворно. Она отскочила, как только люди замахнулись острыми палками, но вылетела прямо на нас. Увидев двух волков, бегущих к ней, лошадь перепугалась и встала на дыбы. Она не привыкла к тому, чтобы люди и волки действовали сообща. Я побежала быстрее и приготовилась к прыжку, сознавая, что она наша, и не сомневаясь, что охота увенчается успехом.

И услышала крик Тали.

Я подняла голову и увидела человеческое лицо, искаженное яростью. Это был Давриан. Он держал острую палку — копье — и готовился ее метнуть, но не в лошадь, а в меня. Он решил, что я краду его добычу. Как только он собрался бросить копье, Тали ударила Давриана по руке снизу. Я пригнулась, нырнув под брюхо лошади, уклонилась от копыт и перекатилась в грязи. Когда я встала, пошатываясь и кашляя от пыли и от страха, Аззуен уже оказался рядом. Я лихорадочно взглянула на Тревегга и Марру. Они стояли на верхушке плоского камня, подальше от перепуганных лошадей и непредсказуемых людей. Тревегг увидел, что я на него смотрю, и, когда табун успокоился, спрыгнул с камня и подошел ко мне.

— Достаточно, — сказал он. — Поищем другой способ завоевать их доверие.

Если люди не начнут вести себя как разумные существа, никакого другого способа не будет. Я оглянулась. Тали схватила копье Давриана, швырнула его наземь и принялась топтать. Давриан молниеносным движением вскинул руку и ударил девочку — так сильно, что она пошатнулась.

Я даже не задумалась. Прежде чем Давриан опустил руку, ноги понесли меня вперед. Тали еще не успела выпрямиться, а я уже стояла, заслонив ее, и рычала. Перед глазами все плыло, в ушах свистел ветер. Я чувствовала, как губы поднимаются, обнажая клыки. Ярость и разочарование, ощущение утраты и беспомощность объединились в сильнейшем желании сбить Давриана с ног и погрузить зубы в человеческую плоть. Едва слыша собственное угрожающее рычание, клокотавшее в глотке, я не замечала лошадей, своих сородичей, людей. Я видела только удивленное лицо Давриана и его тонкую безволосую шею. И почти не обращала внимания на острую палку, которую он занес над головой.

— Каала! Остановись! Сейчас же!

Сначала я не узнала голос. Я никогда, никогда не слышала, чтобы Тревегг на кого-то кричал. Но в голосе старого волка звучал приказ — приказ вожака, — и я немедленно перестала рычать и поняла, что шерсть у меня на хребте стоит дыбом, а хвост так напряжен, что спине больно. Понадобились все силы, чтобы успокоиться и сесть. Я замолчала и спрятала зубы, но продолжала яростно смотреть на Давриана, чтобы он понял, что не имеет права бить Тали. Халин встал рядом с Даврианом, лицо у него было одновременно сердитое и озадаченное.

— Я говорил тебе, что они опасны! — прошипел Давриан.

И тут я поняла, что наделала. Мы приносили людям мясо, чтобы завоевать их доверие, и присоединились к ним на охоте, чтобы доказать, что мы — ценные помощники. Я только что лишила нас лучшей возможности. Я не могла смотреть на Тревегга, Аззуена и Марру. Не могла вернуться к своим. Тали ухватила меня за загривок, но я отстранилась. Не обращая внимания на приказ Тревегга вернуться и на попытки Тали, я сорвалась с места, намереваясь убраться подальше от тех, кого подвела.

Я отбежала не больше чем на пятьсот волков, когда с размаху врезалась в нечто вроде огромного бугра из шерсти и мускулов, отлетела и упала на бок. Я полежала, оглушенная, потом села и потрясла головой. Проморгавшись от пыли, я попыталась понять, обо что так ударилась. Я была в ельнике, среди густых зарослей можжевельника, и поначалу увидела только деревья, кусты, грязь и камни. Потом небо надо мной потемнело, и я, подняв глаза, увидела гигантскую голову, которая склонялась ко мне. Я подавила испуганный писк, оказавшись нос к носу с верховной волчицей Милсиндрой.

Я попыталась встать, но ноги не слушались. Когда я в последний раз видела Милсиндру, она не скрывала своего желания расправиться со мной. Теперь она смотрела на меня, как на кролика, запутавшегося в густом кустарнике, или на оленя со сломанной ногой — как на дичь, которую ничего не стоит поймать, нечто настолько беззащитное, что можно всласть потянуть время, не опасаясь, что добыча ускользнет. Я видела удовлетворение на морде Милсиндры, как будто она знала, что я не убегу. И она была права. Меня ошеломили неудача с людьми и известие о том, что моя мать ждет встречи где-то за краем Долины. А главное — отчаяние, от которого я пыталась избавиться на охоте, вернулось, и на сей раз ничего не удавалось с ним поделать. Раньше такого никогда не случалось. Я умела не обращать на него внимания, делать вид, что все в порядке. На сей раз оно никуда не делось, и убежать от Милсиндры я могла с таким же успехом, как и взлететь на верхушку ближайшей сосны. Я сидела и ждала, что будет дальше.

— Каала из стаи Быстрой Реки, — пророкотала Милсиндра, — я рада, что нашла тебя.

Когда я услышала ее учтивый тон, мои чувства обострились и в голове прояснилось. Она пыталась говорить дружелюбно, но в голосе волчицы звучали злоба и презрение, так что у меня шерсть встала дыбом.

В Широкой Долине есть маленькая птичка, которую мы называем червекоп — она ищет вкусные белые личинки, которые живут в коре лишь нескольких деревьев. Вороны обожают эти личинки и готовы пойти на все, чтобы их раздобыть. Они нередко подольщаются к червекопам, чтобы те показали, где прячется вкусная еда. Червекопы глуповаты и легко огорчаются, от одного резкого слова они способны улететь, надолго спрятаться в каком-нибудь глубоком дупле и даже умереть там от голода. Поэтому вороны разговаривают с глупыми птицами ласково, хотя и с некоторым презрением, потому что не уважают тупоголовых. Я слышала, как Тлитоо однажды беседовал с червекопом, и страшно удивилась, что птичка не сочла снисходительный тон ворона оскорблением. Но дурак червекоп принял наигранное добродушие за правду и показал Тлитоо, где прячутся личинки. Милсиндра говорила со мной точь-в-точь как ворон с червекопом.