Ирина Горюнова - Божьи куклы Страница 19

– Хорошо, сынок, иди, – ответила та.

– Я не знаю, когда вернусь. Позвоню.

– Я понимаю, не беспокойся. Поздравляю тебя с победой на конкурсе.

– Да ладно, мам, не до того. Я побежал, – сказал Северьян и повесил трубку.

Всю дорогу Северьян думал о Тоне. Корил себя за то, что повелся на лесть Романа Кандаурского и поехал с ним в ресторан, а потом и к нему домой и совершенно забыл про Тоню. Как знать, будь он вчера с ней, может, ничего бы не произошло плохого ни с одним из них. К счастью, привычка здраво мыслить, привитая с детства тренером по карате, помогла не терзаться бесплодными сожалениями. Приехав в больницу, Северьян подошел к регистратуре и порывисто спросил:

– Скажите, я могу узнать, как здоровье Антонины Гусевой и где ее можно найти? Она, наверно, поступила ночью с травмами.

Пожилая регистраторша посмотрела в журнале и ответила:

– Она в реанимации или в «травме»? А ты кто ей будешь?

– Жених! – с вызовом ответил мальчик.

– Ну ладно, жених, иди-ка ты в травматологию, – шурша бумагами, ответила регистраторша. – Она там. Вон сестричка идет, проводит тебя туда. Маша! – закричала она. – Отведи молодого человека в «травму». Шестьсот первая палата. Иди, милок.

Северьян быстро следовал за Машей, ловко огибавшей шедший в разных направлениях народ. Когда они подошли к «травме», Маша махнула ему рукой на дверь в отделение и умчалась. Мальчик открыл дверь и осторожно ступил внутрь. В коридоре никого не было. Он пошел дальше, рассматривая таблички в поисках 601-й палаты. Остановившись перед нужной дверью, он нерешительно постучал. Никто не ответил. Северьян приоткрыл дверь. На кровати лицом к стене лежала Тоня. Вторая кровать была пуста. На стуле перед Тониной кроватью лежала сумка ее матери. Северьян подошел ближе и нерешительно позвал:

– Тоня!

– Ты зачем пришел? – раздался сдавленный голос. – Уходи.

– Тоня, прости меня!

– За что?

– За то, что меня вчера не было рядом.

– Это не важно. Уходи.

– Я не уйду, Тоня. Я люблю тебя. Ты нужна мне.

– Я теперь уродина. Врачи сказали, что мне надо делать несколько операций и пластику лица. У нас никогда не будет на это денег. Я на всю жизнь останусь уродиной и калекой. Уходи.

– Мне это не важно, Тоня! Я люблю тебя целиком, а не только твое лицо.

– Я не хочу жить. Ты не понимаешь. Я не хочу жить. Я уйду в монастырь, если останусь жива. Уходи. Все кончено. Я не виню тебя. Пожалуйста, уйди.

– Повернись ко мне, посмотри на меня. Ты увидишь в моих глазах только любовь. Пожалуйста, Тоня!

– Нет! Уходи. Пожалуйста, уходи! – зарыдала Тоня. – Я не люблю тебя, ты мне не нужен. Не приходи сюда больше никогда!

Северьян повернулся и, сгорбившись, вышел из палаты. Он сел на стул перед дверью и, спрятав голову в руки, замер в неудобной позе. Сколько так просидел, он не знал. Внезапно его окликнул знакомый голос:

– Северьян?

Он поднял голову и полным боли взглядом посмотрел на Тонину маму, Инессу Петровну. Она сильно осунулась и постарела за одну ночь. Резкие морщины пролегли под ее покрасневшими от слез глазами. Маленькая, совсем белая прядь седых волос, которой раньше не было, выбилась из-за уха.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– Я пришел к Тоне, а она прогнала меня.

– Ты пойми, бедная девочка в шоке. Ей очень тяжко сейчас. Погоди пока. Может, она отойдет. Я позвоню тебе. Но ты понимаешь, что теперь она изменится? Ей предстоит очень длительное лечение. Тоня не сможет учиться, не сможет бывать с тобой где-то. Мою девочку, – голос Инессы Петровны задрожал, – мою девочку изуродовали. Они сломали ей нос, на щеке будет огромный шрам. Сломали ей руку и два ребра. У нее была разорвана почка, которую удалили, как только Тоша попала в больницу. Ты поддержи ее потом, но пойми, что ваших отношений больше нет. Они сломали и ее душу…

– Я люблю ее, – угрюмо проговорил Северьян, – и мне безразлично, как она выглядит.

– Это тебе сейчас безразлично, – нервно проговорила мать, – а потом тебе надоест смотреть на ее изуродованное лицо и ты пойдешь налево, найдешь себе другую, а она, раз поверив тебе, этого не переживет! Пойми это! Ты хороший мальчик, я знаю, но это ответственность на всю жизнь!

– Она не будет уродиной, – запротестовал Северьян, – я заработаю денег ей на операцию.

– Милый, – скорбно покачала головой Инесса Петровна, – тебе придется работать всю жизнь. Такие операции стоят слишком дорого!

– Сколько?

– От двух до пяти тысяч долларов, а ей нужна не одна, а минимум две, может, и больше.

– Я заработаю, – заявил Северьян и поднялся. – Скажите, пожалуйста, Тоне, что я заработаю эти деньги. Звоните мне каждый день, ладно?

– Ладно, – со вздохом ответила она и потрепала его по голове. – Ладно.

Северьян решительно направился к выходу. Он принял решение. Он не будет отказываться от предложения Романа и завтра пойдет на репетицию. Но он четко обрисует ему ситуацию и скажет о том, что ему срочно нужны деньги. На операции для Тони.

Вечером он рассказал матери о том, что случилось с Тоней, и о том, что его пригласил в свою труппу Роман Кандаурский, и завтра уже начинаются репетиции балета, на которые он будет ходить.

– Я поздравляю тебя, это замечательно. Я думаю, ты очень одарен и талантлив. А как же академия? – спросила мать.

– Я думал об этом, – заявил сын, – Роман договорится о том, чтобы я сдал все экстерном. Ты же знаешь, что у меня никогда не было особых проблем с учебой, тем более что это последний год. Поднажму, справлюсь. Я хочу помочь Тоне. Ей нужны деньги на операции. Если я выбьюсь наверх, то смогу помочь. А потом женюсь на ней. Через несколько лет. Она хорошая, ма! – Северьян подошел к матери, присел перед ней на корточки и положил ей на колени свою голову.

Мама нежно погладила его по волосам.

– Я всегда знала, Северьян, что у тебя чистая душа и отзывчивое сердце. Я знаю, что ты сможешь добиться всего, чего захочешь. У тебя сильный характер!

Северьян поцеловал мать и пошел в свою комнату. Он лег на кровать и закрыл глаза. Хотя он очень устал за прошедший день, тревожные мысли мешали уснуть. «Как я смогу быть с ним? – думал мальчик. – Я не представляю себе, как я это выдержу. Но я должен ради Тони! Я подумаю об этом завтра. Когда придет время. Спать!» – сказал он себе, и натренированный организм нехотя подчинился.

Утром Северьян поднялся ни свет ни заря. Умылся, почистил зубы и приготовил завтрак – овсянку. Перед тренировками надо было питаться обязательно, чтобы организм выдерживал напряжение многочасовой работы у станка или на репетиции. Он разбудил мать и позвонил Инессе Петровне. Новостей не было. Северьян поцеловал маму и, взяв свой рюкзачок с вещами для репетиции, поехал к Роману в театр.

Театр этот Северьян хорошо знал. Здесь он бывал не раз с матерью, заходил как-то и с Тоней. Балетная труппа Кандаурского считалась элитной, и попасть в нее означало получить карт-бланш на всю дальнейшую судьбу. Многие не смели и мечтать об этом. Но мальчик не обольщался. Несмотря на свои шестнадцать лет, он знал, какие ссоры происходят, дрязги и закулисные игры ведутся в таких заведениях. Прочитав в свое время кучу литературы по балету, автобиографии Нуреева, Плисецкой, Павловой, Нижинского и других взахлеб, он представлял себе атмосферу, царящую за кулисами. Поэтому он дал себе слово говорить как можно меньше и ни с кем не откровенничать, чтобы потом не служить притчей во языцех и чтобы его не подсидели участливые с виду коллеги. С трепетом он переступил порог театра и тут же был остановлен суровым охранником.

– Куда? Пропуск!

– Посмотрите, – спокойным голосом предложил Северьян, – на мое имя должен быть выписан пропуск. Северьян Полунин.

Охранник посмотрел журнал и сказал:

– Документы!

– А у меня нет, – растерялся мальчик. – Не могли бы вы позвонить Роману Кандаурскому и проверить? Он меня ждет.

Охранник нехотя взял телефонную трубку и что-то неразборчиво пробурчал.

– Проходи, – сказал он спустя пару минут и протянул ему пропуск. – Вклеишь потом фотографию и поставишь печать в отделе кадров. Налево и наверх по лестнице на второй этаж. По коридору направо до конца. Там зал репетиций.

Северьян взял пропуск и поспешно пошел в указанном направлении, опаздывать в первый же день ему не хотелось, хотя низ живота скручивало от страха. Поднявшись на этаж, он поспешил по коридору и робко приоткрыл дверь. Там была общая раздевалка. Он прошел дальше и открыл следующую дверь. Она вела в зал. Роман уже стоял перед труппой и что-то им объяснял. Увидев Северьяна, он крикнул:

– Давай бегом, переодевайся и за работу!

Мальчик лихорадочно стал переодеваться и через несколько минут был в зале. Роман повернулся к нему и сказал: