Жоржи Амаду - Большая Засада Страница 19

И если путешественников было мало, то звезд на колдовском небе было огромное количество. Луна, подвешенная над рекой, освещала широкую долину Большой Засады: холмы, пустырь, убогие домишки, стан погонщиков, — а на другом берегу реки цыганские повозки, лошадей и ослов.

Мария Жина узнавала дорогу принцев и фей, ступая по лунному свету, разлитому по камням, переходя реку в поисках цыгана, который спрятал солнце на дне кастрюли. Конечно же, именно он освободил луну и засеял бесконечность звездами. Почему он не позвал ее, чтобы помогла пасти стада? Она должна была встретить его, это неизбежность, судьба.

Кто-то сказал, что приехал двор царя вавилонского и четыре короля из карточной колоды. Все это было смутно и противоречиво, обрывки загадок, и вечер вспыхнул от внезапного возбуждения. Марию Жину ничто не пугало, она привыкла к видениям и голосам, привыкла общаться с призраками: с оборотнем, безголовым мулом, великаном Адамаштором, доной Саншей в золоте и серебре, царем Соломоном в мантии со звездами.

Она, робкая и кроткая, состарившаяся, жила в своем углу, завернувшись в тряпье, на губах постоянно блуждала боязливая улыбка. Женщина говорила сама с собой или бог его знает с кем — она-то точно знала, но хранила тайну и, когда ее спрашивали, прижимала палец к губам, улыбаясь во весь рот. В постели она частенько буянила: может, именно поэтому ее выбирали в основном чужаки; те, кто знал, шли с ней, только если не было другого выхода. Прилипнув к клиенту, она несла всякую чушь, начинала рыдать или разражалась хохотом, отказывалась от платы. Как будто внезапно узнала старую любовь. Словно незнакомый клиент был близким ей человеком, мужем или возлюбленным и сама она была другой, не той кроткой Марией Жиной, которая уходила в заросли, где, казалось бы, терялась навсегда, а потом возвращалась вся в листве и цветах. Кроткая, она никому не делала зла.

Цыганской ночью ступая по лунной дорожке, Мария Жина шла к своей судьбе подобно двору царя вавилонского. На губах — счастливая улыбка.

Различить идущего можно было издалека: лунный свет заливал дорогу, ночная тьма отступила. Но не совсем, потому что ни одна живая душа в Большой Засаде не могла объяснить, куда исчезли цыган Мигел, самый молодой из четырех мошенников, и Гута, влюбленная и бесстрашная. Какое убежище, какая тьма укрыла их?

Последним, кто их видел, был Дуду Трамела, на полпути между складом какао и лавкой Фадула. Они шли обнявшись, такие отрешенные, что, несмотря на то что было светло, не заметили мальчишку.

— Боже меня сохрани! — прошептал болтун, подумав о том, что может произойти, когда парочка дойдет до соломенной хижины проститутки, где ее, должно быть, ждал сгорающий от нетерпения Доринду. Он с ума сходил по Гуте и метал громы и молнии.

Но, судя по всему, влюбленные направлялись не в хижину и, вопреки предположениям Дуду, роковая встреча не состоялась. Точно так же как это произошло с Марией Жиной, они исчезли в лунном сиянии, в то время как старый Жозеф направлялся в сторону пустыря, навстречу погонщикам. Он хотел продать им безделушки и лошадей. Глухие трели жаб приветствовали полную луну.

Когда гадают женщинам, чем старше и страшнее хиромантка, тем больше ей доверия. Однако чтобы читать по руке мужчины, мерить ногтем линию судьбы, смотреть клиенту в глаза, говоря о безнадежной страсти, цыганка должна быть молодой и привлекательной, в ее шепоте должны слышаться обещание и искушение.

Когда старая Жулия, согбенная годами гарпия, пришла в стан погонщиков, предлагая раскрыть тайны прошлого и будущего, Манинью, который жарил сушеное мясо, подшутил над своим помощником:

— Кашоррау, пришла та цыганка, которую ты ждал.

— Вот уж нет, эту не буду даже бесплатно, — проворчал Валериу Кашоррау.

Но Малене он протянул руку, как только эта дьяволица появилась в тени Жозефа. Цыган предлагал продать или обменять породистых животных, был готов провернуть любое дельце. Она предсказывала судьбу. Только ли это? Умудренный опытом Валериу Кашоррау решил, что Малена сулила много больше. У него был повод так подумать и повести себя соответствующим образом: мерзавка только и делала, что предлагала себя самым нахальным образом.

— Хочешь, цыганка погадает тебе по руке, красавчик? — спросила она, обращаясь к помощнику погонщика, и повторила, расплываясь в зазывной улыбке: — Пойдем, красавчик!

Тщеславный хвастун протянул ей руку, предварительно вытерев ее о штанину:

— Держи…

Когда Малена наклонялась, в вырезе платья виднелись груди. На долю секунды перед Валериу Кашоррау мелькнули два пышных плода, и Малена сразу же поднялась, сводя его с ума.

Высокая складная молодуха, лицо как полная луна, бедра как у кобылки. Малена взяла руку Валериу, сжала грубые пальцы, выхватила монетку, провела ногтем по линии судьбы, легонько пощекотав. Помощник погонщика замер от возбуждения.

Валериу Кашоррау мало что услышал из нудной избитой болтовни, ощупывая другой рукой тело цыганки. Впрочем, размеры задницы ему не удалось оценить верно, потому что дьяволица, продолжая буравить его взглядом, все время ускользала и выманивала еще монетку.

— Позолоти еще ручку, красавчик, и я расскажу остальное…

Остальное Валериу Кашоррау хотел выслушать, почувствовать и потрогать не здесь, а в темноте зарослей, подальше от взглядов Манинью и Жозефа, занятых неспешной болтовней. Жозеф поносил местечко — где та тьма народу, которую обещал турок? Манинью только смеялся:

— Задержитесь еще на пару деньков и увидите.

— Вот еще! Я не сумасшедший, да к тому же спешу.

Валериу тоже спешил. Он уже потерял слишком много времени и три монеты, которые выманила цыганка. Он хотел схватить ее за запястье, но Малена увернулась, рассмеялась ему в лицо и, задорно высунув язык, умоляюще закатила черные глаза:

— Еще монетку, красавчик!

Красавчик оказался безоружным перед такой учтивостью. В конце концов он сунул руку в сумку, нашарил монетку, зажал ее между пальцами, но не положил ей в руку, как того хотела чертовка. Он был не настолько глуп. Он, держа поблескивающую монетку кончиками пальцев и пятясь в сторону зарослей, с вызовом сказал:

— А ты найди.

Не успел он договорить, как негодница внезапно вырвала у него монетку: поворот тела, танцевальный шаг, — никогда Валериу не видел ничего подобного, такого грациозного и коварного. Прежде чем он успел что-либо сделать, Малена бросилась бежать. Когда он сообразил и бросился в погоню, то уже не мог различить ее на пустыре, разглядев только Жозефа, направлявшегося в лавку Фадула, а дьявольская девица растворилась в лунном свете. Но Валериу еще слышал, вперемежку с кваканьем лягушек, эхо цыганской дудки.

Донесся самодовольный голос и флегматичный смех Манинью — тот уже разжег огонь, чтобы пожарить сушеное мясо и подогреть кофе:

— Не хотел ты слушать, что я тебе говорю, вот и сел в лужу. Цыганки такие: целую комедию разыграют, чтобы вокруг пальца обвести, а как до дела дойдет — так в кусты.

— Сукина дочь! — заорал Валериу Кашоррау.

Может, ничего бы не произошло, если, конечно, вообще случилось что-то достойное упоминания, и Валериу Кашоррау забыл бы о своих гневных угрозах, если бы на пустоши не появился погонщик Доринду. Он шел из магазина Фадула и брызгал слюной от ярости. Негодование и ярость объединились: Кашоррау и Доринду почувствовали солидарность — они были жертвами одной и той же напасти, порожденной проклятой цыганской расой. Последней каплей стало сообщение мулата Пержентину, подтвержденное свидетельствами работника и трех лесорубов, о массовом переселении проституток, абсолютно всех — не было в селении больше ни одной шлюхи, которая могла бы обслужить погонщиков или проезжих, сколько бы они ни искали. Стихийное бедствие, конец света.

Валериу Кашоррау пытался утопить в кашасе память о ногте цыганки, взбудоражившем все, чтобы было у него в штанах. Она скребла его ладонь, а вовсе не яйца, но эта ласка отзывалась гораздо ниже. Жар водки не сумел погасить легкую щекотку, холод в штанах. Цыганская шлюха околдовала его, она могла из него веревки вить, чтобы потом разбазарить его деньги, которые он копил на ночь с негритянкой Флавианой в пансионе Лидии, в Итабуне. Ему нужно снова увидеть чертовку, где бы она ни была, чтобы отнять свои деньги и втолковать негоднице, что с настоящим мужчиной не шутят и не обманывают его. Что там такое между ног у цыганки, какое оно на вкус? Один глоток за другим, коготки царапают яйца.

У Доринду причины были другими, но у них было нечто общее с горестями Валериу — присутствие цыган в Большой Засаде. Доринду тоже хотел заглушить нестерпимую боль от потери возлюбленной с помощью бутылки из лавки Турка, где он и узнал о том, что приключилось. Он сидел в компании погонщиков насупившись, рот на замке, не говорил ни слова. Кашоррау изрыгал проклятия и угрозы, Доринду куксился молча. За него уже все рассказал Дуду Трамела, который был очевидцем колдовства.