Альфред Бестер - Обманщики Страница 19

– Мисс Джероукс? – громко возгласил он. – Кто тут будет мисс Джероукс?

– Я.

Сердце Деми упало.

– Я – Самсон из «Герл-Гард», – голосом диктора рекламного ролика представился Самсон из «Герл-Гард», оглядывая тем временем остальных женщин комнаты. – Герк Самсон.

– Герк – это Геркулес? – негромко поинтересовалась одна из оглядываемых.

– Точно сечешь, телка, – кинул через плечо маломерный Самсон, беря за локоть робко поднявшуюся из-за стола Деми. – Оттянемся, крошка, на полную!

– Его рот растянулся в широкой ухмылке. – Счет твой, конечно, малость скиснет, но ты не бо, Герк того стоит! Зря ты только с этим отрицательным.

– Он окинул Деми оценивающим взглядом. – Хорошая доза Герка была бы тебе в самый кайф. Герк Самсон – чемпион. Герк – это сила.

Сегодня в программу Деми не входили обычные для нее культурные, рафинированные развлечения – Самсон организовал для своей подопечной экскурсию по сомнительным заведениям преступного – или на грани того – «дна» Нью-Йорка. Он находился на дружеской ноге со взломщиками и торговцами краденым, с мелкими жуликами и прожженными аферистами. У него была уйма знакомых среди сутенеров, завсегдатаев странноватых «спортивных залов», среди букмекеров и в борделях – этих цитаделях злачного мира.

– Герк Самсон – чемпион, – снова заверил он Деми. – «Герл-Гард» – надежный гарант, так что, крошка, будь спок. Герк – это сила.

Деми сломалась в первом же «спортивном зале» – в «Собачьей конуре».

Вырастить действительно классную бойцовую собаку – дело серьезное.

Мастиффы, бульдоги, терьеры, гончие, лайки, сеттеры, эрдели и самые фантастические дворняги – чаще всего краденые – завозятся изо всех уголков Солнечной. Общий вес запускаемой на арену десятки ограничен пятью сотнями фунтов, поэтому собаки весят обычно не более сорока-пятидесяти фунтов каждая.

Главное тут – питание и воспитание, а точнее – тренировка. Для тренировок используют «куски мяса» – нищих бродяг, которых связывают кабальными контрактами, подкармливают, чтобы придать им некоторую силу тела и духа (иногда присовокупляют к кормежке обещание освободить от контракта), а потом выпускают на арену. Предварительно «кускам мяса» выбривают наиболее уязвимые части тела – чтобы собачка училась грызть, где надо.

Боязливо, широко раскрытыми глазами Деми осмотрела зал, куда привел ее Самсон. Посередине – круглая заглубленная площадка, усыпанная, на манер цирковой арены, песком, вокруг нее – переполненные трибуны. Стены увешаны афишами и спортивными гравюрами. В стеклянных ящиках – чучела знаменитых в свое время собак, на самом видном месте – большой портрет голого, атлетической внешности негра, «Чудодея Чарли».

– Весил сотню фунтов, – сообщил Самсон своей оробевшей протеже. – Всегда надевал на шею женский браслет. Один раз Чарли выстоял три схватки подряд. Величайший борец всех времен, сколько угробил собак – и не сосчитаешь, но в конце концов они его сделали.

Чуть поодаль полдюжины голых – и наголо выбритых – мужчин усиленно разминались, а тем временем орущие и вопящие игроки делали ставки на своих фаворитов.

Объявили первую схватку, с участием «Бандита Бенни». Бенни грузно спрыгнул на арену, оббежал ее по кругу, отвечая на приветствия аплодирующих болельщиков, затем вышел на середину и кивнул судье. Из открывшегося люка на арену вылетели десять собак; яростно рыча, оскалив покрытые пеной морды, они бросились на Бенни, который начал руками и ногами забивать их насмерть.

– Уйдем, пожалуйста, – умоляюще прошептала Деми.

– Да ты, крошка, никак из общества защиты собачек и кошечек, – расхохотался Самсон. – О'кей, все будет тип-топ. Герк Самсон – не грошовый пижон. Мы знаешь что сделаем? Пойдем в «Стреляй их на Хрен». Там без собак.

Заведение «СУКИ» (Стервы и Ублюдки Криминальной Истории) представляло собой точный слепок салуна, вроде тех, что были когда-то на Диком Западе.

Здешняя труппа воссоздавала образы легендарных звезд вестернов двадцатого века – Гэри Купера, Джимми Стюарта, «Дюка» Уэйна, Марлен Дитрих, Мэй Уэст и прочих. Одежда этих знаменитостей повторялась до мельчайших подробностей, актеры длительными тренировками оттачивали мастерство владения револьвером, а актрисы не менее упорно репетировали канкан и приемы непритязательного – сиськой в морду – соблазнения мужчин. Скользкие типы в шелковых цилиндрах и смокингах доводили до совершенства древнее высокое искусство карточного мухлевания в стиле Джона Каррадине, Генри Холла, Брайана Донлени и иже с ними.

Этим вечером ставилась драка в баре с неизбежной ломкой мебели, битьем стекол, кровавым мордобоем, швырянием бутылками, а на закуску – перестрелкой. Убитых оказалось двое – Генри Фонда, на груди которого была шерифская звезда, и Джейн Рассел, на груди которой – ровно как и на остальном теле – не было вовсе ничего.

– Потрясающе! – воскликнула Деми, восхищенно аплодируя. – Ну совсем как по-взаправдашнему.

– А тут, крошка, и есть все по-взаправдашнему.

– Как? Так что, эти люди... их действительно били и убивали?

– Ага, все без понта. Мочилово здесь всегда на полном серьезе. Да этим ребятам гасить друг друга – самый кайф. Поэтому в СУКах каждый вечер под завязку.

– А... а убивают тоже по-настоящему?

– Нет, это бы уж полный был облом. Хрень у них всякая, бутафория.

Тратят на нее такие крутые башли, что дешевле было бы замочить одного-другого. Ну и цены у них поэтому – чистый отпад. Увидишь свой счет – охренеешь. Герк Самсон – не пустозвон. Что на витрине, то и в магазине.

– Может, уйдем отсюда?

– Не в кайф это, крошка, тут еще линчевание будет.

– Ну пожалуйста.

– О'кей. А как насчет классного судебного процесса? Ни драк, ни собак – чистый оттяг.

Чистый оттяг имел место быть в борделе, отделанном по лучшим стандартам викторианской эпохи – красный бархат, резные зеркальные стекла, мореный дуб, неверное мерцание газовых фонарей. Вышибалы щеголяли во фраках и белых накрахмаленных манишках, заколотых бриллиантовыми булавками. Вполне из себя викторианского вида гувернантка строго, но справедливо опекала малолетних проституток.

Сегодня подавалось, если можно так выразиться фирменное блюдо этого заведения – восхищенная аудитория наблюдала судебное заседание (точнее – представление). Роль зала исполнялаЛСД-гостинаяборделя.

Председательствовал вполне викторианский, в черной мантии и белом парике, судья; молотком ему служил деревянный, гипертрофированных размеров член Размещенный на галерее оркестр наяривал ударные номера из «Суда присяжных»

<"Суд присяжных" – оперетта У.С.Гилберта и А.Салливана>. В загородке для присяжных сидели двенадцать проституток, все – густо напудренные, накрашенные, в соблазнительно декольтированных платьях с блестками. На скамье обвиняемых сидела еще одна, столь же гротескно размалеванная проститутка; она непрерывно кривлялась, пела, визжала, несла какой-то рифмованный, по всей видимости наркотический бред.

– Подсудимый! – Голос судьи с трудом перекрывал рев зала. – Вам предъявлено обвинение. Что вы можете сказать в свое оплевание?

– А как это вышло, что ты меня судишь? – отпарировала обвиняемая и запела:

Не суди, мочалка, и не будешь ты судима,

И тебе не кинут палку, и не будешь ты долбима.

И не чмокнут тебя, и не чпокнут тебя,

Ни в дыру – трах-трах,

Ни в нору-трах-трах...

Член с грохотом обрушился на конторку.

– Неужели, подсудимая, вы сами этого не знаете?

– Знаю, знаю, ты кому-то сунула взятку. Да что я мелю, не сунула, а дала, сунули тебе.

– Что сунули?

– То, что суют, когда дают. А ты скажи, сколько ног имеет Конь Бляд Апокасифилиса?

– Четыре.

– А если отнять три ноги у четырех Апокасептических блядников, сколько останется?

– Девять.

– А отнять еще шерсть, сколько будет?

– Три.

– У меня три ноги, значит – я блядник, значит я – Конь Бляд.

– Чей конь, подсудимый?

– Всехний Забери у меня две, что осталось?

– Один.

– Один-единственный, мой единственный, мой единственный конец, мой таинственный конец, наконец, наконец, наконец всему конец. Суди меня, присуди меня к испражнительным работам, к распердительным работам.

– Подсудимая, встаньте. Я приговариваю вас к растраханью.

– Как я рад, как я рад, капли в зад, капли в зад. Раздвиньте меня, задвиньте в меня, шарарахните меня, я – для всех людей, кончайте скорей, кончайте, кончайте, все досуха выжимайте.

Одежда полетела на пол и оказалось, что «подсудимая» – не женщина, а переодетый гомосексуалист; ту же трансформацию претерпели и с криками набросившиеся на него «присяжные».

– Вот потому-то и вышиб себе мозги этот посол, – сообщил Самсон окаменевшей от ужаса Деми.

– Ч-чт-то?

– Труйдж Калиф, турецкий посол. Посольство заявило, что сердечный приступ, а по правде он самоубился. Вляпался, раскрутили его уличные ребята. Ну, сама знаешь, как это бывает. Заклеиваешь шлюху. Она ведет тебя к себе поразвлечься. Ловят тебя с поличным, да еще пленки показывают, путы и покупаешь эти пленки. Только эта шобла не стала продавать пленки, они раскрутили его на хороший шантаж. И знаешь, как?