Эмэ Бээкман - Возможность выбора Страница 20

Если перевести в абсолютные градусы коньяк, потребляемый в барах дипсоманом, и пиво, поглощаемое Пампелем, то можно задаться вопросом: который выпивает больше?

К сожалению, Регина не знала, как Пампель проводит время у себя дома. Может, держит возле каждой ножки стола початую бутылку водки и, по настроению, отхлебывает то из одной, то из другой.

Регина по возможности следила за Пампелем, старалась узнать его привычки — не могла же она пойти собирать о нем сведения у женщин из поселка, которые все знали. Они бы глаза вытаращили, мол, на кой вам дался этот тип?

Регина ведь не могла сказать им, мол, женить его на себе собираюсь. Дескать, поймите, других видов нет, старые девы лишены свободы выбора.

Они бы сочли ее сумасшедшей.

А может, Регина и впрямь тронулась умом?

В мыслях она детально разработала план создания будущей семьи, но от него ей становилось зябко, и уж никак нельзя было рассказывать о своих намерениях другим. Подобные дела можно проворачивать лишь под покровом полной тайны.

Придуманная модель была цинична и антигуманна. Антигуманный способ расплодить людей, которых можно было бы любить. Временами Регина готова была отказаться от своих намерений. За растерянностью следовали периоды успокоения, случалось также, что ее охватывало упрямство и она готова была кричать: да пошли вы ко всем чертям! Но тут же она призывала себя к беспощадности и совершенно трезво внушала себе: иной возможности нет. Порывы сомнений и метаний терзали Регину, как приступы малярии: имеет ли она право проводить эксперименты с людьми? Можно ли выходить замуж, если сердце переполнено не любовью, а коварными замыслами? С точки зрения существовавшей на протяжении веков морали это, конечно, заслуживало осуждения, однако повседневная жизнь доказывала обратное. Именно ныне, несмотря на отсутствие социального принуждения, люди стали опять заключать браки на основе трезвого расчета, а поддаваясь пассивности, они сами ограничивали возможность выбора. При плохой игре строили хорошую мину — так ли уж надо искать эту любовь — куда денешься, если ребеночек вот-вот родится! Сочетающиеся браком пары чуть ли не через одну являлись послушать свадебный марш Мендельсона вместе с готовящимся появиться на свет гражданином. Помимо этого, во все времена по тем или иным причинам заключались и прочие вынужденные браки.

Регина разрушила рутину своей прежней жизни вовсе не для того, чтобы остановиться в сомнениях на полпути. То, что она задумала, рациональный и скептически настроенный человек мог бы назвать экспериментом, личность романтического склада употребила бы другие слова: Регина решила найти счастье по-своему. Она не так уж часто замечала у себя сентиментальность и наивность, но в данном случае приукрашенное флером красоты и благородства определение ей нравилось больше. Причина была простая: у ее замысла должны были отсутствовать признаки эксперимента. Опыт всегда можно прервать, он либо удается, либо нет, у Регины же пути назад не было, ей не приходилось рассчитывать на то, что она попросту махнет на все рукой. Вместе с созданием семьи она взваливала на себя бремя ответственности, людей нельзя было расшвыривать то туда, то сюда.

Теперь, когда встревоженная Регина вспоминала, как начиналась ее семья, в ее гудевшей голове не умещалось сознание, что сюда вот-вот явится толпа разъяренных людей, готовых растоптать все то, что рождено ценой душевных мук, сомнений и унижений.

Приняв тогда бесповоротное решение в пользу своего рискованного плана, Регина прежде всего должна была найти главу для своей будущей семьи.

Женщины и раньше хитростью заманивали мужчин в капкан, но Регине предстояло идти напрямик, для кружных путей и игры в кошки-мышки у нее не было ни времени, ни желания. К тому же притворство было чуждо ее натуре, и вообще она считала заигрывание изжившим себя манерничаньем. Если обстановка хоть в какой-то мере допускала откровенность, то это следовало использовать в полной мере.

Видимо, частые прогулки Регины в окрестностях «Крокодила» стали казаться странными, и обеспокоенный Антс Пампель однажды под вечер подошел к ней и спросил:

— С домом что-нибудь? Ремонт нужен или что?

— Нет, — покачала головой Регина.

Антс Пампель, сам того не желая, зашагал рядом с Региной, то и дело оглядываясь назад, весь в напряжении, будто ждал, что на него обрушится грубый окрик или хохот.

Безлюдная проселочная улица выходила на пустырь, куда жители поселка, гнувшие спины на собственных огородах, не заглядывали, разве что дети гоняли здесь иногда в футбол. Регина и Пампель забрели в заброшенный парк, где никто не протоптал и тропки. Возможно, сюда приходили только в ночь под Иванов день, чтобы жечь старые автопокрышки, сидеть под деревьями и пускать по кругу бутылку — как принято повсюду. Вполне вероятно, что в этот праздник белых ночей девушки заманивали захмелевших парней подальше в лес, под предлогом поиска все того же извечного и недосягаемого цветка папоротника.

Осторожно, чтобы Пампель с испугу не сбежал, Регина принялась расспрашивать его. Она поинтересовалась подробностями жизни в поселке, а затем помаленьку стала переходить от общих рассуждений к личности Антса.

В числе прочего Регина узнала, что родители Антса живы, что сестер и братьев у него нет и детей тоже — свободный во всех отношениях человек, как это принято считать в обиходе. Регина не стала донимать Пампеля рассуждениями о том, что человек погряз в рутине и скован собственными слабостями, полностью подчинен им — пускай общение идет на обыденном уровне.

Регину поразило, что Пампель отвечал на вопросы без уверток, как-то покорно — ей самой никогда не хотелось говорить о себе. Видимо, Пампель решил, что Регина расспрашивает его просто так, лишь бы не молчать, жизнь каждого человека в поселке и без того на виду у всех, и таиться нет смысла. Непосредственность Пампеля, впоследствии оказавшаяся мнимой, в тот раз ободрила Регину и помогла ей освободиться от каких-то внутренних преград. Пампель производил в общем-то благоприятное впечатление, терпимый пьяница, которому Регина без смущения отважилась поведать о собственной жизни. Она также могла заявить, что вполне свободна и ни с кем не связана. Разговор оказался во всех отношениях деловым и спокойным, само собой получилось так, что два человека примерно одного возраста сравнили свое положение на данный момент и нашли много общего.

У обоих в равной мере хватило терпения выслушать собеседника, и возникавшие временами паузы ни того, ни другого не сковывали, дескать, разве нам больше не о чем говорить?

— Все подходит, мы могли бы пожениться, — сказала Регина, остановив на собеседнике спокойный серьезный взгляд.

Пампель бросил только что прикуренную сигарету, втоптал ее каблуком в землю и весь пошел пятнами. Он свел брови, словно хотел, чтобы на лбу возникла глубокомысленная морщина.

Было заметно, что оторопевший Антс подыскивал подходящие слова, но, не найдя их, с гневом выпалил:

— Ну, знаете!

Регина достала из кармана носовой платок, но тут же поняла, что стыдливых слез не будет. Не имело смысла притворяться стеснительной барышней, чье сердце заходится в ожидании исполнения великих надежд либо их крушения.

Регине понравилось, что Пампель рассердился. Из этого можно было заключить, что он еще не до конца пропил свое мужское достоинство.

Она чувствовала, что должна пристойно закруглить этот неловкий разговор.

— Пожалуй, я не так уж страшна, — пробормотала Регина и подумала: пусть Пампель принимает ее слова как хочет, посчитает ли он их относящимися к ее поведению или внешности — все равно. Конечно, сказанное прозвучало не очень-то остроумно, но откуда женщинам черпать опыт сватовства? Мужчинам в старину на помощь приходили сваты — может, в наши дни должны бы действовать сватьи?

Регина расхохоталась.

Напряжение сошло с лица Пампеля.

— Шутки шутками, — сказал он. Достав новую сигарету, сунул ее в уголок рта.

— Шутка в том, что шутки не было, — отозвалась Регина.

— Мне не раз приходилось попадать в глупое положение, с меня хватит, — отразил он натиск Регины.

— В одиночку жить тоскливо, — примирительно вздохнула Регина.

— А я на свою жизнь никому не жалуюсь, — ответил Пампель и отодвинулся от Регины.

— Да и я не жаловалась. Вот только вам.

Таким образом, почти невольно Регина признала этого алкаша чуть ли не единственным близким человеком, которому можно доверить свои печали.

Антс Пампель прислонился к дереву, уставился в светлое весеннее небо и через некоторое время буркнул:

— До чего же бабы обнаглели. Просто жуть берет.

— Верно, — согласилась Регина. — А что им еще остается?

Позднее, уже дома, оцепенение рассеялось — или, может, недавнее безразличие Регины было лишь оболочкой для невероятного внутреннего напряжения? Во всяком случае, в тот вечер она испытывала отвращение к самой себе, ей не хотелось еще раз оказаться в подобной дикой ситуации.