Алексей Слаповский - Они Страница 20

Да я так, сказал Килил.

17

К ним никого не подселили ни вечером, ни ночью, а утром принесли чай в пластиковых стаканах, несколько кусков хлеба и даже кусок колбасы, довольно большой. Карчин ел с отвращением, но старательно: набирался сил.

— Кормят, значит, мы им еще нужны, — сказал Геран.

Карчин не отозвался. Он выстроил план поведения. Не возмущаться, не сопротивляться, выразить готовность к сотрудничеству. Изобразить даже покаяние. Вернее, страх. Они же любят, чтобы их боялись. Что им нужно? Ясно что — деньги. Пообещать. Тысячу, десять. Заставят написать какую-нибудь бумагу — написать, ничего страшного. Лишь бы выйти на волю, и все повернется для них другим боком. Таким боком, что они запомнят на всю жизнь.

Карчин аккуратно постучал в дверь. Открылось окошко, показалось лицо охранника. Уставилось.

— Ваш этот, лейтенант, он уже здесь? — спросил Карчин.

— У нас лейтенантов много.

— Ну, такой... — Карчин описал Ломяго.

— Это Игорь, Игорь Денисович. Не видел.

— Когда придет, скажите ему, пожалуйста, что я готов.

— Чего готов?

— Он поймет. Скажите — готов.

Геран после этого диалога некоторое время молчал, а потом спросил со всегдашней своей улыбкой:

— Действительно надеетесь на его понятливость?

И Карчин опять ему ничего не сказал.

Геран же, испытывая беспокойство, думая об Ольге, гадал: зачем его держат? Попытаются содрать денег? Надеются с его помощью подействовать на Килила? Обвинят в нападении на милиционеров? Или для острастки? Или просто так, ни за что — держат и держат, не задумываясь, зачем? Очень, кстати, возможный вариант.

Карчина вскоре увели.

Ломяго встретил его сухо, официально.

— Ну? — спросил он. — Как построим дальше отношения? Будете опять скандалить?

— Ничего я не буду, — сказал Карчин, и Ломяго кивком головы отправил сопровождавшего Карчина охранника за дверь.

— Слушай, лейтенант, — сказал Юрий Иванович. — Я погорячился, согласен. Мы все погорячились вообще-то.

— Я не горячился.

— Допустим. Я что хочу сказать. Давай разойдемся по-хорошему.

Ломяго удивился несуразности формулировки:

— Что значит разойдемся? У нас тут не базар и не это... Не дома на кухне муж с женой. Разойдемся... Скажет тоже.

Карчин понял, что придется ублаготворять милиционера больше, чем он намеревался.

— Слушайте, товарищ лейтенант, — сказал он почти просительно, — вы же понимаете, о чем я.

— Не понимаю! — холодно сказал Ломяго.

— У меня серьезная работа. Семья. Репутация. Мне скандал не нужен. Я человек ответственный, не жулик какой-нибудь. То, что произошло, это же недоразумение. И я готов его разрулить любым способом. Любым, понимаете?

— Ясное дело, что готовы. Дошло, наверно, что с вами тут не шутки шутят! Человека чуть не угробили, на милиционеров напали, это знаете на какой срок потянуть может?

Слово «срок» Карчину не понравилось, но зато интонация Ломяго ободрила. Эту интонацию он знает наизусть: сварливая, фальшиво-гражданственная интонация мелкого служаки, который кочевряжится, набивая себе цену.

— Да все я уже понял! — сказал Карчин с должным смирением, обещая себе в душе, что Ломяго жестоко отплатит ему за каждую минуту унижения. — Я поэтому и говорю: на все готов.

— Вот и хорошо, — похвалил его Ломяго. — Значит и нет вопросов. Отдыхайте, ждите. Завтра к вечеру переведем вас в сизо, потому что больше чем трое суток держать тут не имеем права.

— Какое еще сизо?

— Следственный изолятор, — охотно объяснил Ломяго.

— А тут что?

— А тут КПЗ, камера предварительного заключения. То есть временного содержания.

Опять всколыхнулись в Карчине гнев и злоба. Встали комком в горле так, что возникло физическое ощущение помехи, хотелось сглотнуть, но горло вдруг так пересохло, что не получалось. Помолчав, он сказал:

— Товарищ лейтенант, зачем эти меры? Я законопослушный гражданин. Давайте дам подписку о невыезде, залог внесу, что там еще надо, я не знаю.

— И я не знаю! — не утешил его Ломяго. — Не я теперь решаю эти вопросы, между прочим.

— А кто?

— Следователь. И даже не он, а прокурор, у него сейчас дело на рассмотрении.

— Даже так?

— А как еще? У нас тут не частная лавочка: захотел — взял человека, захотел — отпустил! Я свою работу выполнил, дальше с вами начнет следователь работать и так далее. У нас ведь как? Один рыбу ловит, другой потрошит, третий жарит. Я только ловлю, — поделился вдруг Ломяго особенностями своей работы.

Это хуже, думал Карчин, глядя на Ломяго и догадываясь, что тот по каким-то причинам не может или не хочет уладить дело полюбовно и с материальной пользой для себя. Это хуже — с одной стороны. С другой, если теперь всему дан официальный ход, если все легализовано, то можно будет пустить в действие нормальные рычаги. Для этого требуется только одно: позвонить Линькову. Линьков его попечитель и покровитель, Линьков в курсе его дел, Линьков сам дважды был под следствием и знает, что к чему.

— Игорь Денисович, — сказал он, и у лейтенанта чуть вздернулась бровь: подследственный уже имя-отчество разузнал, знак добрый! — Игорь Денисович, вы даже не представляете, сколько на мне всего! Я веду несколько государственно важных проектов, «Стар-трек» в том числе, наверняка слышали, газеты то и дело пишут. Не говоря о том, что жена сейчас сходит с ума, она же не знает, где я, а позвонить вы не разрешили, — упрекнул Карчин. Но упрекнул мягко, чтобы не злить лейтенанта, не упрекнул даже, а сочувственно пожурил: понимаю, дескать, что ваша служба и опасна, и трудна, поэтому не во всем скрупулезны бываете.

Ломяго воспринял это вполне добродушно. Он знал, что теперь придется вступить в контакт с защитниками Карчина всех рангов и мастей. Родственники, влиятельные знакомые и, главное, вся эта чиновничья свора, которая будет стремиться отбить своего. Что ж, он к этому готов, он на это пошел сознательно — да и давно пора проучить этих зарвавшихся хамов, взяточников и коррупционеров. Шиваев, следователь, с ним, между прочим, вполне солидарен в этом вопросе, да и прокурору Софьину только дай на зуб чиновника, он эту братию терпеть не может. Так что, как говорится, е-два — е-четыре, теперь ваш ход.

— Позвонить хотите? Пожалуйста! — сказал Ломяго и придвинул телефон к Карчину.

Первым делом Карчин набрал номер Линькова. Кратко и четко, с некоторым даже веселым недоумением в голосе обрисовал ситуацию: вчера его обокрали, он задел одного старика по ошибке, потом с милицией вышли некоторые недоразумения, они немного в претензии (тут Карчин покосился на Ломяго и улыбнулся ему). Короче говоря, дали вот возможность позвонить, поскольку задержали, надо бы что-то сделать, сами понимаете.

Линьков сообразил не сразу, переспрашивал. Задавал при этом такие вопросы, на которые трудно было ответить. Например:

— Что ж ты им не сунул сразу, Юрий Иванович?

— Обокрали, говорю же...

— Позвонил бы жене, еще кому-то, чтобы привезли.

— Телефон в машине остался.

— Они что, совсем идиоты? Не дали бы тебе телефон, если бы ты сказал, что хочешь попросить денег привезти?

— Тут немного сложнее...

— Что сложнее?

Кое-как, окольными выражениями, Карчин объяснил Линькову: нужен юрист, но не такой юрист, какие работают в структуре самого Карчина, а адвокат. Авторитетный, толковый, знающий. Пусть сейчас же приступит.

Линьков наконец все понял и пообещал немедленно начать действовать.

Ломяго слушал и смотрел, усмехаясь и как бы говоря: ну-ну, посмотрим.

Карчин попросил сделать звонок жене, Ломяго разрешил.

Карчин успокоил Лилю, сказав, что попал по недоразумению в милицию, задержали, абсолютно ничего серьезного, скоро выпустят.

Ломяго на этот раз прокомментировал:

— Не обещали бы раньше времени.

— Я не обещаю, но успокоить ведь надо?

Ломяго согласился и даже разрешил сделать третий звонок, на службу. То, что Карчин узнал в результате этого разговора, его огорчило. Его все ищут, он всем нужен, это понятно, но больше всего звонят и беспокоятся по поводу развлекательного центра: у него ведь первые, они же последние, экземпляры документов, без которых все замерло. Недаром же он их даже в машине не оставил, свернул аккуратно в трубочку и сунул в сумку. Предстоят очень неприятные объяснения: они ведь украдены.

И Карчин после этого разговора спросил Ломяго:

— А что с моим делом? Почему мальчишку, кстати, отпустили? Деньги — черт с ними, там документы очень важные.

— Он несовершеннолетний, не имею права держать. Учитывая недоказанность.

— Какая вам еще доказанность нужна? Поймали фактически на месте преступления!

Ого, подумал Ломяго, как он сразу приободрился и осмелел. И сказал:

— Не так все просто. Свидетелей нет, есть только ваши предположения.

— Как это предположения? Вы же сами вчера...