Александр Новгородцев - Анимация от Алекса до Я, или Всё включено Страница 21

Время уже подходило к 11, как на горизонте появился заспанный Боб в неизменной бандане по-пиратски, в чёрной футболке, джинсах и штиблетах, подобный чёрному ворону. Увидев нашу возню, он приосанился и заковылял к нам, прихрамывая на правую ногу.

— Монинг джим, увсё? — спросил он.

Мустафа разразился тирадой вроде того, что он в гробу видел «монинг джим», этот презренный пульт, и тех безруких австралопитеков, которые в нём вчера ковырялись. Похоже, я стал больше понимать по-турецки. Боб сначала опешил, потом выдал тираду в ответ, гораздо большую по объёму. В ней он словесно уложил в пресловутый деревянный ящик, именуемый гробом, всё население земного шара и прилегающих планет, а заодно и безруких земляков, чьи умственные способности не дотягивают до права называться людьми, и тем самым не имеют права пинать дорогое диджейское оборудование. Затем Боб переключился на меня.

— Алекс, йя, нэрдэ гест?! Морнинг джим, йя! Давай работать, йя. Проблем вар? — зашипел он.

Как в тумане я помчался к бассейну и пляжу. Не помню, что я говорил, как увещевал, какие доводы использовал, но мне удалось собрать где-то около 6-ти человек. Из тех двух дюжин, что вообще в такой час пребывали вне комнат отеля. И, представьте себе, больше половины из них были пожилые немки, пятнистые от вереницы прожитых лет. Пупырчатые как дымчатые леопарды, с пергаментными складками тел, свисающих через чопорные закрытые купальники.

С местом проведения зарядки тоже не сложилось. Кафельная, зашлифованная до блеска плитка, перед стойкой «тихого» бара это далеко не мягкий газончик. Фитнес-коврики, принесённые из анимационной, на ней безбожно елозили и скользили. А разостланные полотенца, не являлись надёжной защитой от твёрдой и холодной поверхности плит, но другой альтернативы не было.

«Большую часть упражнений проведу стоя», — решил я.

Осмотрел контингент, удививишись, как они вообще отважились прийти. Что я такого им наговорил. Неужто «иш бин матроссен» помог? Или наобещал бесплатные входные билеты в рай? Бундес-лига улыбалась, демонстрируя старческие дёсны. «Лишь бы не развалились на изношенные запчасти», — подумал обеспокоенно.

Тем временем возня с проводами продолжалась, звук никак не хотел появляться, где-то отошёл контакт. Дошло до того, что Боб и сам принялся пинать раритетный пульт, этот анахронизм, пережиток из прошлого и творение дьявольских сил. Кляйне-бабушки-одуванчики продолжали улыбаться, считая, что это часть представления в их честь, а может просто возрастной паралич лицевых мышц натягивал уголки рта вверх. Я не стал их разубеждать, что всё так и задумано, что варварский разбор пульта на детали не является импровизацией, улыбаясь вместе с ними.

— Алекс, йя, давай, «монинг джим». Катастрофа, йя, — зашипел Боб.

Вот и стоило мне потеть и переживать по поводу перформанса, похоже убогого зрелища не избежать, как не было музыки, так и не стало, трижды адский блин, мать всех перемать. Я гремел по всем трём пунктам: 1-место, 2-музыка и 3-люди. Беззвучная зарядка на кафельном покрытии с престарелыми грандсеньоритами. Ни одно из условий залога успешного мероприятия не отвечало требованиям стандарта.

Пытаясь сохранить улыбку, я отвернулся от сцены избиения пульта ногами, за который горячие турецкие парни взялись, уже с полным пониманием в лоу-киках, дуэтом чечёточников. И звуковым сопровождением, но не тем, на которое я рассчитывал, стали: пыхтение, обычные ругательства для концентрации, приглушённые стуки, скрежет непромазанных колёсиков, экзотические цветастые насыщенные выражения и мои «айнс, цвайн, драй, фиар». Последнее я неожиданно вспомнил на волне переживаемого волнения за свою первую блино-комочную зарядку. Память подсказывала, что это немецкий счёт из забытого, древнего как пломбир за 16 копеек, мультика — «Пчёлка майя». Видел я его в ранние школьные годы, а пробудить залежи памяти мне помогли старушки, похожие на ту нарисованную пчёлку своими грушевидными телами и приделанными матушкой природой к ним тонкими ручками и ножками.

Урок оздоровительно-реанимационной зарядки для пожилых продолжался. Кафель мало того, что был кафелем, он вдобавок был не просто скользким, а скользким как угорь, смазанный маслом масляным. И мне рисовались картины леденящего ужаса, как мои дойчебабульки поскальзываясь, неловкими кеглями валятся с хрупких ножек. Бьются своими головушками с лихо закрученными, раскрашенными в яркие, маскирующие седину, фиолетовые, зелёные, розовые цвета локонами о кафель. И наступает — всеобщий апокалиптический пипетс и какашечная катастрофа, как продолжали предсказывать голоса за спиной на фоне стука и кряхтения.

Но нет, светлые силы были на моей стороне в это утро. Старушки уверенно держали равновесие, и мы уже вошли в ритм, бодро поднимали ноги в коленях, вращали плечами, даже осмеливались идти на лёгкие наклоны.

— Айн, цвай, драй, фиар, айн, цвай, драй, фиар.

Я представлял себя немецким главнокомандующим, обучающим молодых бойцов. Но при взгляде на золтен команден, меня разбирал внутренний смех. Это уже нервное.

Боковым зрением я увидел чёрную фигуру Боба, доковылявшего до колонки с аналогом возгласа «эврика», звучащего здесь как: «Йя, Мустафа сэн салак». Боб торжествующе размахивал свободным концом кабеля на манер служителя ранчо, намеревающегося захомутать резвую лошадку. Пару раз он попал по себе, почесал ушибы и продолжил пререкания с Мусти. Сдаётся мне, колонки просто не были подключены к соответствующему разъёму, а пропесоченный башмаками пульт невинен как слеза младенца. О том же поведал Боб своему приятелю, голосом Моисея отрекающегося от идолов. Мустафа что-то завозражал. Шеф с видом героя-победоносца воткнул штекер в разъём, и звуковой волной его тут же чуть не сбило с ног, что вызвало новый приступ сквернословия и обилия экзотических цветастых выражений, острых как чилийский перец. Мусти быстро сбавил звук.

Я порадовался и вознёс молитвы всем известным мне богам, что бабушки были глуховаты к приливу звуковой волны, сбившей нашего шефа с ног, иначе мысленная картинка с двуногим кегельбаном и битыми головушками точно произошла бы наяву.

Тут я подумал было, что мои мучения окончились, и сейчас вокруг нашего оздоровительного оазиса разольётся приятная мелодия. Я перейду от цвай-драя к неторопливому тай-чи. Все сферы бытия гармонизируются, и воздастся всем по заслугам.

Нет, нет и трижды-пятижды нет, йапыстырджи. Вместо музыки раздалось шипение и каркающий голос.

— Ван, тю, ван, тю. Чек, чек, демонстрацион, — и звук похлопывания ладони по поверхности микрофона. Это действо продолжалось несколько минут.

Я, продолжая показывать гимнастические движения бундес-лиге, повернул голову.

Боб крутил головку микрофона, дул в неё, Мустафа вращал тумблеры и щёлкал рычажками.

— Боб, Боооб, — шёпотом привлёк я внимание шефа, — гив сам квайт мьюзик.

И глазами указывая на своих подопечных, может он забыл, напомнил:

— Монинг джим.

— Йя, Алекс, вэйт нимножко, йя, что это такой? Я такой работать, йя. Я здесь шеф! Давай, работать можно. Такой работать нильзя здеся. Катастрофа, Алекс, — раздосадовался Боб, шипя в микрофон.

Я раздосадовался не меньше, но продолжал удерживать гримасу улыбки, разворачиваясь к грэнддамам. Словно, так всё и должно быть. Опять же ситуация была наисмешнейшая, происходи всё понарошку, или читай я это в книге, как вот вы сейчас. Но дело-то разворачивалось взаправду. Это была не поставленная комедия-спектакль, а рабочий косяк, как мне виделось, с затянутой зарядкой, к тому же начавшейся с явным запозданием. Косяк, в котором поспешат обвинить меня, как незащищённую знанием языка и местных законов сторону. А это грозило увольнением, которое (да уж простит мне критично настроенный читатель, повторюсь в четвёртый раз, вследствие важности сего момента) по причине недостаточности денежной суммы для полёта домой, могло окончиться тюремно-турецким заключением на неопределённый срок.

Саундчек закончился, и Боб начал выдавать столь «необходимый» сейчас «информасион» о нашей анимационной программе на сегодня. Турецкий, немецкий и английский занял у него минут пять. Тут из шатров высунулась взлохмаченная голова кальянщика, который, перекрикивая микрофон Боба, стал возмущаться нехарактерным для столь спокойного уединённого места безобразным утренним шумом, прервавшим его медитацию в воскуриваемых парах яблочного табака. Судя по тембру и визгливым интонациям, кальянщик Яша не стеснялся выражений и не затрачивал усилий на их подбор. Боб стал с ним соревноваться в эластичности голосовых связок и в знаниях околокультурных выражений. Шоу продолжалось.

Я автоматически делал упражнения. Тело работало автономно от мозга, само подбирая какие-то облегчённые комплексы. Одни движения сменялись другими, а сам раздумывал, слышат ли баварские пенсионерки возрастающую по накалу ругань по причине возрастной глухоты. Похоже, что не слышали, так как это карканье не вносило диссонанс в повторение движений вслед за мной, как могло бы быть в воспринимающей звуковые волны группе.