Андрей Аствацатуров - Люди в голом Страница 22

К слову сказать, с точки зрения современных пиар-технологий, а равно и нынешней литературы, движущейся в фарватере времени, Попов повел себя совершенно недальновидно. Ему бы закрепить успех. Написать, к примеру, книгу «Как я съел последнюю стеллерову корову». Рассказать о своей нелегкой жизни охотника. Это бы всем понравилось. А так он остался всего лишь «неким Поповым». Ни имени, ни отчества, ни биографии. Просто «некий Попов».

Мой приятель Андрей Степанов, когда я ему в 1987 году на совхозном поле — мы студентами ездили убирать морковь — сообщил о том, что последнюю стеллерову корову съел некий Попов с товарищами, рассмеялся и сказал:

— Наверное, этот Попов — какая-нибудь редкая сволочь.

«Почему сволочь? — подумал я тогда. — Может, сволочь, а может, и нет. Возможно, он понятия не имел, что эта стеллерова корова — последняя и других уже не будет. Может, у него были папа и мама. Может, он был порядочным человеком и просто хотел кушать».

И все-таки, я полагаю, Попову следовало бы написать книгу, объясниться, облегчить сердце и душу. Заявить во весь голос, мол, «уважаемые товарищи потомки…». А заодно и деньжонок подзаработать.

Что значит «некий Попов»?

Поповых много. Со мной в классе учился один Попов — Кирилл, а в параллельном другой Попов — Антон. Оба стали предпринимателями. У нас с Пашей Вадимовым есть знакомый Олег Попов. Его не надо путать с клоуном Олегом Поповым — тот сейчас живет в Германии, фокусы показывает, смешит сосисочно-пивных бюргеров. Наш приятель — психоаналитик. Он часто нам звонит — то мне, то Паше, и предлагает пройти курс терапии, лечь на кушетку и исповедаться, обо всем честно и по-человечески рассказать. В Москве есть еще Слава Попов, журналист. А в Питере — писатель Валерий Попов. Наконец, во времена «некоего Попова» жил другой Попов, профессор, тот, кто изобрел радио и чьим именем названа улица на Петроградской стороне. Тут легко запутаться, особенно в нашем случае, когда от имени, отчества и биографии осталось только жалкое и тощее «некий».

А вот создал бы книгу под названием «Как я съел стеллерову корову», стал, может быть, «тем самым», или «известным», или даже «небезызвестным».

Автор и читатель

Надо писать книги о себе. Если не книги, то хотя бы статьи. Но в заглавие непременно ставить слова «Как я…».

Например: «Как я ходил во власть».

«Как я стал черносотенцем» (тоже всем необходимо узнать в целях, так сказать, повышения образованности).

«Как я перестал быть структуралистом и почему» (это, правда, совершенно неинтересно широкой публике, но филологическая элита оценит).

Написать и повесить на видное место, на центральную полосу какой-нибудь газеты. Желательно, чтоб московской и чтоб сильно независимой. Или по радио выступить, ежели в телевизор не пущают по причине непривлекательной наружности.

«Как я заработал свой первый миллион».

«Как я спала с депутатами Госдумы».

Как я и как меня…

Словом, произвести побольше таких «каков». Читатели ценят «каки» и любят «каки». «Каки» отдают ароматом чего-то неповторимо личного и сугубо человеческого.

И вот ты уже денег заработал. Сидишь в дорогом ресторане и мнешь в руках вчерашнюю газету (звонил редактор и сказал, что они, наконец, опубликовали интервью с фотографиями — так что пришлось купить). Перед тобой на столе — тарелка с черепашьим супом. У стены — аквариум с кораллами из Красного моря и разноцветными рыбками. За столиком вместе с тобой — друзья, самые близкие и родные люди: два успешных писателя, известный журналист, богатый издатель с серьгой в ухе, кинорежиссер и твоя любовница. Правда, от экзотической еды немного пучит. И духота в ресторане невозможная — на дворе лето. Хочется выйти на Тверскую, вдохнуть полной грудью жаркий июльский воздух, погрузиться в шум зеленых аллей. Если черепаший суп снова даст о себе знать — ничего страшного, там во двориках вроде бы поставили современные биосортиры — хозяйственный мэр недавно распорядился. Так что можно всем вместе выйти и прогуляться. Совместно обдумать очередную книгу.

Искренности, новой, волнующей, человеческой, явно недостаточно. Тебе это известно как никому. Подсознание читателей страждет сюжетной эпичности. Любой. Самой завалящей. Пусть даже фантазийной и несбыточной. Несбыточной — лучше всего.

К примеру, ты уже не автор, а читатель. Не генерал от филологии, получающий гранты, чтобы копаться в литературных окаменелостях, а рядовой читатель. Представитель населения. Жизнь у тебя как-то не может наладиться, хотя ей давно бы уже пора это сделать, тебе ведь скоро на пенсию. На работе недавно начальник обругал, премию за прошлый месяц забыли выплатить — очкастая бухгалтерша-дура потеряла какие-то бумажки, дома штукатурка с потолка сыпется, трубы то и дело засоряются — надо ставить новые, а на какие шиши — непонятно, электропроводку пора менять, кошка оставила кучу в ванной, сын растет оболтусом — двойки в школе получает, жена постоянно скандалы устраивает.

Не об этом ты мечтал в пору своей мятежной молодости. Ты мечтал совсем о другом: о доблестях, о подвигах, о славе, о толстой, о красивой нежной бабе. Ты мечтал о сюжете, о героическом сказании, и чтобы ты в нем был главным действующим лицом. Главным и положительным во всех отношениях. И тут на помощь тебе приходит нынешний автор, создатель нового эпоса. Только успеваешь раскрыть книгу на первой странице, как там уже кто-то бегает, непонятно пока, кто, но кто-то очень героический и положительный, бегает с автоматом наперевес и стреляет во все стороны.

«Так ведь это я!» — осеняет тебя.

«Точно, ты», — отвечает автор.

«Это я бегаю!» — ты в восторге от этого открытия.

«Конечно же. Ты и бегаешь. И шинель на нем твоя, и душа, и мысли. Да и книгу я писал про тебя».

«Про меня?!» — ты все еще до конца не можешь поверить.

«Про тебя, — утвердительно кивает автор. — А про кого же еще? Разве, кроме тебя, еще кто-то тут есть?»

«Нет».

«Ну, вот видишь. Теперь покупай книгу и читай дальше».

Фридрих Ницше все удивлялся, зачем, мол, кроту крылья, мечты, бинокль. Зачем посылать его в театр?

Как, то есть, «зачем»? Чтобы другим спокойнее спалось. Да и посылать крота никуда не надо — он дороги не найдет. Лучше просто сводить его в магазин и купить ему книгу.

Забудем про читателя. Подумаем снова об авторе. Обо мне то есть. Как нам (мне) выпутаться из своей ерунды? Как научиться работать с человеческим материалом? Как помчаться в фарватере современности, наполнив воздухом паруса, а карманы деньгами?

Как? Как? Как?

Боже, опять эти «каки»!

«Последнюю стеллерову корову съел в 1908 году некий Попов с товарищами».

Давайте придумаем эпос, где будут темные и светлые, Волга-матушка, Урал-батюшка. Пропоем гимн золотому русскому бунту. Или, наоборот, плюнем четыре раза в родную землю и во все живое. За злобу, говорят, приходится платить. Оно, конечно, так. Но если все правильно рассчитать, то платить не придется. Наоборот. Дэзэссентовы мучения. Еще нам заплатят. Итак, примемся за эпос, где своя Итака и свой Одиссей. Назовем эпос «Жизнь Гава». Или нет, лучше «Путь Гава». Так современнее, концептуальнее и более по-московски.

Путь Гава (Роман-клип)

Для начала попробуем разобраться с сюжетом. Поскольку на улицу я выхожу редко, разве что в соседний магазин, — сейчас постоянно открывают, так что все рядом с домом, — и понятия не имею, что вокруг происходит, то сюжет придется искать в какой-нибудь книге. Тем более, я вдруг понял, тут нужна история про инопланетян — читателю важнее, да и героики добавит.

Итак, приступим к работе. Позаимствуем сюжет частично у одного датчанина и частично из книги полузабытого американского писателя — эту я читал еще в детстве. Действие нашего романа перенесем в Россию. Тогда никто не заподозрит, что я попросту украл сюжет. Ведь ковыряться в моем тексте будут филологи или философы, вооруженные увесистой дерридой, как сказал, заканчивая цитату, один мемуарист. Они за последние годы навострились гранты получать. А гранты раздают исключительно под изучение русской литературы. Стало быть, только ее они и читают. Это мне как раз на руку. Значит, не поймают.

Закадровым событием романа будет взрыв кометы, отозвавшийся метеоритным дождем, обильно оросившим нашу планету. Метеориты устремятся к земле, буравя космическим излучением сердца ее глупых обитателей и наполняя души только что появившихся на свет младенцев сверхчеловеческим сиянием. Одним из таких младенцев станет Коля, сын крупного русского золотопромышленника Валериана Сигизмундовича Кошкина. Все это желательно изложить как можно схематичнее, чтобы читатели не отвлекались от сюжета, а компетентные критики и философы, сняв с полки книгу «Дао для начинающих» или «Дзен для начинающих» (тоже вполне подойдет), оценили изящество моей концепции, игру знаков и символов.