Мария Галина - Медведки Страница 22

– Не веришь? Он правда мой отец. У меня метрика есть.

– Покажи.

– Я ее с собой не взяла.

– А по паспорту ты кто?

– Остапенко. Маму так зовут. Остапенко Валентина Павловна.

– А тебя как зовут? Зина?

– А пита нагрелась уже? На самом деле – Люся. Но мне Рогнеда больше нравится.

Все-таки Люся. Уже легче.

Я поставил на стол питу и все остальное, и она тут же энергично стала заталкивать в питу сыр. Колбасу, правда, отодвинула:

– Этого не надо. Я веганка.

– Чего?

– Ну, мяса не ем. Принципиально. Животных не ем.

Я не сказал ей, что большинство сыров сквашивают сычугом. И что вообще корова начинает давать молоко после того, как пустят под нож ее первенца.

– А зелени нет? Или помидора?

Я вроде помнил, что помидор был – по крайней мере один, но мне было лень его искать.

– Ладно, – сказала она, – завтра купим.

Это мне не понравилось.

– Ты вообще где остановилась?

– Нигде, – сказала она, – ночевала на вокзале. В зале ожидания, там не гоняют.

Я подумал, что дело близится к ночи. Это мне тоже не понравилось.

– Откуда ты узнала? Про встречу родственников.

Она наклонилась и стала рыться в рюкзаке. Вытащила черное, чудовищно разбухшее, подозреваю, что косметичку, потом бумажник, тоже черный, потертый, оттуда сложенную вчетверо газетную вырезку.

– Вот!

ЧЕМ РОДНЕЙ, ТЕМ КРЕПЧЕ!

Даже переехав в далекий южный город, наш бывший земляк не перестает искать свои корни. Более двадцати человек соберутся в ресторане приморского отеля “Жемчужина”, чтобы познакомиться друг с другом на обеде, который будет дан в их собственную честь.

Тимофеевы, Доброхотовы, Блинкины – что объединяет этих людей?

Корни.

“Нет ничего важнее родных людей, – говорит предприниматель Сергей Сметанкин, – это единственный капитал, который не обесценивается”. Всего лишь несколько месяцев назад он уехал из нашего города, но даже на новом месте он нашел родню…

“Я горжусь новым родственником, – говорит новый земляк энтузиаста, бывший главный технолог Института пищепромавтоматики, персональный пенсионер Александр Яковлевич Блинкин. – Только настоящий человек может добиться всего своими руками”…

С каких это пор папа персональный пенсионер? И главный технолог?

– Ясно. – Я аккуратно сложил заметку и отдал ей.

– Так я вас и нашла, Блинкиных, – сказала Люся-Рогнеда. – Смешная фамилия. И искать легко. Тимофеевых и Доброхотовых много. Только по указанному адресу твой папа живет. А ты – нет. Он сказал…

– Я примерно представляю себе, что он сказал.

Это ничтожество, сказал папа…

– Сказал, что ты известный писатель и на даче живешь, и адрес дал. И телефон. Я хотела позвонить, только у меня мобила села. И вообще.

А ты почему ничего не ешь?

– Сказал же, не хочу.

– Тогда еще вот это съем, ладно? Колбаса все равно останется. И чаю. Сиди, сама налью.

Я смотрел, как она уверенно хозяйничает у кухонного столика.

У нее была узкая треугольная спина, узкая талия, подчеркнутая юбкой-колоколом, из-под юбки торчали тощие лодыжки в этих ее огромных ботинках.

Наверное, ей все-таки не больше семнадцати – в этом возрасте едят много, и все куда-то девается.

Она вернулась к столу, чай она налила себе щедро, до краев, он выплескивался на блюдечко. Накормить ее и выставить за дверь? При одной мысли, что через полчаса ее здесь не будет, я ощутил облегчение.

– Я обломала тебе весь кайф, да? Извини, просто хотела, чтобы этот твой ушел, а то бы ты меня не впустил, наверное. Он не сильно обиделся?

– Что?

– Ну партнер твой.

Я ощутил, что краска ползет по шее вверх, заливая скулы и виски.

– Это сосед. Вон там живет. Просто… решил проводить меня – на всякий случай. Я же не знал, кто на крыльце сидит. А вдруг бандит какой-нибудь.

– Да? – Она заглянула в чашку, – А мне показалось… ну, бывает, знаешь, видно, когда близкие люди…

– Он никакой не близкий, так, знакомый.

Она пожала острыми плечами – мол, как хочешь. Плечи казались ненатурально угловатыми, наверняка эти, как там они называются, подплечники? На ней слишком много всего надето, мои сверстницы в ее возрасте старались одеваться по минимуму, чтобы все на виду. Сейчас для молодых девушек выгодная демографическая ситуация, что ли, а нашим приходилось показывать товар лицом? Или просто все идет по кругу, каждое новое поколение женщин делает все, чтобы не походить на своих мам. Еще бы, мама зануда, и жизнь у нее не удалась, а у дочки все будет по-другому, как надо. Интересно, на ней чулки или колготки? По идее должны быть чулки – черные, с кружевом. Все время думаю не о том, вот зараза!

– Ну вот. – Она оставила чашку и, наклонившись, стала рыться в своей сумке. На пол выпал черный комок, распался на черные кружевные трусики и черную комбинацию, она без всякого стеснения расправила ее, разложив на коленях. – А помыться у тебя где можно?

Я указал подбородком в сторону ванной, онемев от такой наглости.

– Тогда я пошла. Ты же сейчас мыться не собираешься?

Она, не дожидаясь ответа, вскочила, подхватила свои тряпки и разбухшую косметичку и направилась вглубь дома. Какое-то время я сидел на стуле, уставясь в одну точку, потом встал, собрал со стола и понес посуду к раковине. На ободке чашки остался след темной губной помады – точно она, перед тем как пить чай, ела сажу. Меня замутило.

В ванной шумела вода.

По стеклу ползли капли, они казались светлее, чем стекло и небо за ним. Я проснулся в паршивом настроении и первые несколько секунд не помнил почему – может, снилось что-то такое? Потом вспомнил.

Обычно я бреду в сортир в одних трусах, но тут натянул треники и лишь потом вышел в гостиную.

На столе лежала щетка для волос, рядом – опрокинувшаяся набок косметичка, из нее на клеенку высыпались баллончики с тушью и помадой, еще какие-то тюбики, потолще и поуже, никогда не понимал, зачем им столько всякого?

В ванной шумела вода.

На самом деле там, в ванной, – не ванна, а душевая кабинка, на западный манер, унитаз и умывальник, где на полочке стоит моя зубная щетка. Все, что нужно человеку утром.

Я потоптался у закрытой двери, потом не выдержал и постучал.

Никто не ответил. Еще бы, душ, похоже, включен на полную мощность. Я вспомнил, что, уезжая, Валька поставил счетчик воды. Решил, что так будет выгодней.

Я постучал сильнее.

– Пять минут! – донеслось из-за двери.

Пять минут я ждать уже не мог.

У забора все еще зеленела перечная мята, ее запах смешался с острым запахом мочи: на утреннем холоде желтая струя была окутана облачком пара. Оставалось надеяться, что меня не видит эта самая Зинаида Марковна. Еще настучит Вальке, что я водил девок. Дюжинами. И устраивал с ними пьяные оргии.

Сзади кто-то нерешительно кашлянул.

Я обернулся.

У калитки топтался долговязый парень в красной спортивной куртке.

И этот тоже ко мне? Ее дружок, что ли? Да они вдвоем просто-напросто выставят меня отсюда – вдвоем, и что я смогу сделать? Не драться же с ними!

Я торопливо подтянул тренировочные.

– А вам чего надо? – крикнул я. Он не ответил, только помахал каким-то плотным квадратным конвертом.

Я двинулся к калитке: парень не делал попытки войти, просто стоял и размахивал конвертом.

– Это Дачный переулок? – спросил он обиженно.

– Дачный.

– А то мне тут показали, где Дачная улица. Я и пошел. А мне Дачный переулок нужен.

– Это Дачный переулок, – повторил я.

– Блинкин? Семен Александрович?

Я сказал:

– Ну?

Я видел себя его глазами – опухший со сна неприятный тип в шлепанцах и тренировочных, пузырящихся на коленях.

– Ну – то есть да? – уточнил парень. – Тут вам почта.

Он протянул мне конверт. Конверт был длинный, шикарный, плотной бумаги, на нем золотыми причудливыми буквами было выведено: “Приглашение”.

– Расписаться надо?

– Да, – сказал курьер, – вот тут.

И протянул мне планшетку с квитанцией. Я расписался и вернул ему планшетку: чистая формальность, он не спросил у меня паспорта, расписаться бы мог и сам… Тут выражение его лица изменилось, словно я из лягушки превратился в королевича, да еще и попутно пол сменил. А я ведь даже не успел сунуть ему чаевые. Впрочем, я и не собирался – не держу денег в карманах треников.

Потом я понял, что он смотрит не на меня, а поверх моего плеча.

На пороге стояла Рогнеда, умытая, причесанная, в чем-то очень черном, длинном и очень кружевном. Из-под очень черного и кружевного виднелись маленькие босые ступни. И как ей только не холодно.

– Это дочка ваша? – спросил парень, не отрывая взгляда от девушки.

– Нет, – сказал я сквозь зубы.

– А…- Во взгляде парня появилось какое-то новое чувство. Уважение, что ли.