Олег Рой - Ловушка для вершителя судьбы Страница 23

Куда проще было бы использовать для моих целей человека грешного. Причем не просто грешного, а нагрешившего настолько, что теперь у него оставался бы лишь один путь к спасению души – богоугодные дела. Таких людей, притом обладающих и немалыми средствами, в той стране, где жил мой подопечный, найти было возможно. Но я, подумав, избрал третий вариант – человека не слишком добродетельного, но и не порочного, а просто активного, обладающего большим запасом энергии и не знающего, куда эту энергию девать.

Таким человеком оказалась учительница местной школы. Ей было сорок три года – возраст, когда надежд на замужество и приобретение собственных детей у женщины с несложившейся судьбой уже практически не остается, а силы и желание что-то делать еще присутствуют. Ее ангел-хранитель, такая же энергичная и разговорчивая, как подопечная, охотно поведала мне, что учительница и краеведческий музей в своей школе завела, и скаутское движение организовала, и сама ходит с воспитанниками в походы, и помогает старикам. Однако в последнее время она начала во всем этом не то чтобы разочаровываться, но, как бы это сказать, несколько охладевать. Все эти дела кажутся ей какими-то мелкими, незначительными, недостаточными…

Я чуть не взлетел от радости, когда услышал эти слова. Вот оно наконец то, что мне нужно! Однако сдержался и проявлять своих эмоций никак не стал, просто спокойно и ненавязчиво подвел ее к мысли о церкви. И женщине-ангелу эта идея очень понравилась.

– Слушай, отлично придумано! И как мне самой не пришла в голову такая замечательная мысль?

Моя новая приятельница поделилась идеей со своей подопечной – нашим обычным ангельским способом, послав ей яркий, производящий сильное впечатление сон. Этот метод не поощряется Наверху, поэтому мы не так уж часто прибегаем к нему, но и прямого запрета тоже нет – а, значит, можно иногда им пользоваться. К сожалению, наши враги навевают людям сны куда чаще нас, а мы ничего не можем с этим поделать… Но, кажется, я опять отвлекся.

Итак, зареченской учительнице приснилась восстановленная церковь на окраине города. Проснувшись, она подумала: «А почему бы и нет?» И тут же развернула бурную деятельность, подключила старшеклассников и их родителей к сбору пожертвований на восстановление храма, а сама принялась встречаться с местными предпринимателями и обивать пороги чиновников, объясняя, доказывая и убеждая. Ее ангел-хранитель помогала ей, да и я не оставался в стороне, радуясь, что не ошибся в своем выборе, – настойчивая учительница сумела дойти аж до Москвы, пробилась в Патриархию, центральные газеты и даже на телевидение. Совместными усилиями мы добились желаемого на удивление быстро. Вокруг мертвых руин забурлила жизнь – начались съемки, приезды чиновников и священников, осмотры и замеры проектировщиков… Вскоре рядом с руинами, точно грибы после теплого дождя, как из-под земли появились два вагончика, где поселились смуглые строители во главе с голосистым прорабом, и работа закипела. Я ликовал! Сюжет из книги моего Писателя оживал прямо на глазах. Первой из пепла восстала церковная ограда, кованая, ажурная, торжественная. Но это было только начало. Потом к небу взлетела колокольня, а вскоре засветился голубой эмалью купол самой церкви с позолоченным ангелом на маковке. Церковь была так хороша, что солнце, казалось, останавливалось над святой красотой и не торопилось уходить за горизонт. На все это великолепие ушло почти полтора года, но службы в церкви начались даже раньше, еще до того, как она была полностью восстановлена.

Когда же мой Алексей почти случайно наткнулся на эту сказку, я был вне себя от счастья. Еще бы, ведь он воспринял возрождение описанного им храма именно так, как я и желал, – как знак свыше, как благословение его труду на литературном поприще. Ну а как же было воспринять это чудо по-иному! Писатель вспомнил, что он Писатель, что всю эту красоту он уже воспел в одной из своих книг. Я заглянул тогда в его глаза – они горели счастьем, он ощущал причастность к свершившемуся. И я понимал его. Быть творцом – это такое волшебное ощущение…

А вы бы как себя чувствовали, когда на ваших глазах оживают сюжеты из собственных книг?! Уже следующим утром мой подопечный решил оставить ужасные машины и снова сесть за письменный стол.

Я был на вершине блаженства. Мы снова будем творить! Я столько этого ждал! Но, кажется, я уже начал повторяться и отошел от главной задачи моего повествования – рассказа о своей судьбе. И теперь самое время ее продолжить.

Время, проводимое за канцелярской работой, тянулось мучительно долго, я просто изнемогал от скуки… Но вот наконец настал счастливый миг. Меня вызвали в Главный Зал, чтобы сообщить о новом задании. И я был в полном восторге, даже несмотря на то, что в этот раз радоваться было особенно нечему. Меня ждало нелегкое испытание – предстояло охранять душу палача.

Кажется, я уже говорил, что обычно нам, ангелам, не сообщают, какая именно судьба ждет наших подопечных. Делается так прежде всего потому, что ничего в этом столь мудро устроенном мире не предрешено окончательно. У каждого существа, неважно, человек это или ангел, всегда есть выбор, а значит, и возможность что-то изменить. Но случай с этим человеком был особенный. Вероятность того, что он станет палачом, была очень велика, и меня сочли необходимым об этом предупредить. Кстати, по нашим законам палач, приводящий в исполнение приговор, не считается убийцей. Как и солдат, сражающийся на поле боя. Они ведь не принимают решения лишить кого-либо жизни, а просто исполняют приказы тех, от кого зависят. Но, разумеется, охранять такие души положено особенно тщательно.

Иволга, провожая меня, призналась: «Знаешь, я была бы даже рада, если б ты не выдержал испытания, поскорее вернулся бы сюда и остался со мной навсегда». Но меня такое развитие событий совершенно не устраивало.

Первое время я сильно радовался, что вновь оказался на Земле. Мне вновь хотелось творить, создавать, превратить судьбу того, кого мне было поручено опекать, в настоящую поэму… Но очень скоро стало ясно, что на этот раз объект у меня ну уж совсем неподходящий. Он еще не успел вырасти – а у меня уже опустились крылья. Но расскажу все по порядку.

Мой подопечный был потомственным палачом – и его дед, и его отец занимались тем же самым ремеслом. «А что такого? – любил повторять родитель за кружкой вина. – Почитай, я делаю то же самое, что и мясник. Ну и что, что его топор рубит головы коровам да свиньям, а мой преступникам? Еще неизвестно, кто более грешен перед Господом – воры и убийцы или скотина бессловесная?»

Наверное, и мой подопечный рассуждал так же. Я говорю «наверное», поскольку, как ни странно это звучит, весьма смутно представлял себе, что он думает и чувствует. Этот человек был настолько скрытен, что душа его не раскрывалась даже передо мной, его хранителем. Палач никогда, даже в детстве, не страдал и не радовался, не грезил и ни о чем не жалел, не таил обид и не вынашивал планов. Если ему было холодно, он мыслил лишь об огне, проголодавшись, держал в голове только образы еды, а, поев или согревшись, вообще переставал думать о чем-либо. Не знаю, сталкивался ли кто-нибудь из моих собратьев с чем-либо подобным? На редкость неприятное ощущение. Это молчание охраняемой души сначала сбивало меня с толку, я не мог разобраться, нужны ли ему мое утешение, помощь, советы, слышит ли он меня вообще? А потом я понял, что таким образом, спрятавшись даже от себя самого, он неосознанно спасается от мук совести и сердечной боли. Просто считает, что выполняет свой долг – ведь надо же кому-то, в конце концов, казнить преступников здесь, на земле, до того, как они попадут на Небо.

Он рано осиротел и жил один в скромной, почти убогой обстановке. После случая с дочкой рыбака из всех грехов я больше всего опасался обжорства. Так уж устроен мир, как людской, так и ангельский: в нем много неприятных вещей, но обычно наибольшее отвращение вызывает то зло, которое нам уже знакомо. Однако роскошные трапезы мало интересовали моего нового подопечного. Обычно он довольствовался лишь хлебом, водой да жидкой похлебкой и только в дни казни, после работы, устраивал себе маленький праздник. Была у него другая страсть, день и ночь занимавшая его мысли и чувства, – женщины. Вы скажете, что для человека это естественное влечение? Да, безусловно, но форма привязанности к прекрасным особам у Палача была какой-то странной. Возможно, дело было в том, что сами красотки не жаловали его своим вниманием – он не был привлекателен, не умел, да и не стремился за ними ухаживать, никогда не преподносил кому-либо из них подарков, не намекал на свои чувства и вообще не делал ничего из того, что обычно свойственно волокитам. Увидев хорошенькую женщину, он лишь молча пожирал ее глазами, после чего она надолго поселялась в его воображении, где разыгрывались такие сцены, о которых мне, ангелу, и вспоминать-то неловко. Но при этом ни разу за свою жизнь он не сделал попытки подойти к понравившейся ему особе и заговорить с ней.