Ольга Погодина-Кузьмина - Адамово яблоко (журнальный вариант) Страница 23

Максима то и дело похлопывали по плечу, порывались обнять какие-то полузнакомые и вовсе неизвестные люди, а он стоял у гроба, разглядывая в толпе молодых женщин или припоминая, сколько раз уже участвовал в похоронах. Дед по отцу, бабушка, мать, Аршакян от передоза в девятом классе, Степанова, вылетевшая на трассу через лобовое стекло… Однажды ему показалось, что он заметил в полутьме у колонны маленькую горничную с заплаканными глазами — Марьяна уволила её сразу, как только вернулась в Озерное из больницы. Максим зачем-то захотел подойти к девушке, но в тот момент его отвлекли, а в следующий она исчезла.

Проходя мимо, отец задержал на лице Максима озабоченный взгляд.

— Ну, как ты?

— По сравнению с дедушкой — неплохо, — ответил Максим, но тот не расслышал или не захотел расслышать насмешки.

— Давай, держись. Нам нужно много обсудить с тобой.

К началу заупокойной службы в церкви собралось уже больше полусотни соболезнующих, и стало как-то тяжело и душно. Запах горящего воска, дым ладана раздражал горло, и Максим чувствовал, как по спине под жестким новым пиджаком струится пот. Потел и батюшка: «Со духи праведных скончавшихся душу раба Твоего, Спасе»…

Поп и помощники читали молитву так густо и слаженно, что участники церемонии начали вздыхать и кашлять, словно на концерте духовной музыки. Только Марьяна один раз нарушила стройность обряда, когда на словах «един еси Человеколюбец» вдруг издала грудной, рыдающий стон и начала клониться вниз.

Отец, яко пленных свободитель и нищих защититель, немощствующих врач, победоносче великомучениче Георгие, подхватил её и подал свежий платок. Максим заметил, как в полутьме блеснула жемчужная пуговица на его белоснежной манжете.

В путь узкий хождшии прискорбный, вси в житии крест, яко ярем, взямшии…

Приидите, насладитеся, ихже уготовах вам почестей и венцов небесных.

Когда они подъехали к кладбищу, повалил рыхлый снег, и деда стало жалко. В последний раз охранник держал над ним зонт, в последний раз расступались приближенные. Серый снег не таял на сером распухшем лице.

Отец так и шел за гробом об руку с Марьяной, и Максим видел, с каким живым вниманием воспринимают эту новость приближенные, особенно Сергей Сергеевич Сирож, который приехал на похороны с тремя сыновьями, и чинно шествовал в их окружении. На кладбище поехали только самые заинтересованные, и процессия напоминала сцену из «Крестного отца» — почти одни мужчины, все в черных пальто и белых рубашках, с одинаковыми черными зонтами. Только отец выделялся элегантностью — у него пальто было на меховой подкладке, а шею закрывал мягкий светлый шарф. Снег серебрился в волосах, красиво седеющих с висков, как пелось в старинной хороводной: голова у Егория вся жемчужная, по всем Егории часты звезды…

Могилу, зияющую чёрным провалом на фоне заснеженных дорожек и памятников, вырыли рядом с бабкиной. Мать дальше, портрет на памятнике залеплен снегом. Места ещё предостаточно, на всю семью. Пока служители опускали гроб, Максим под влиянием какого-то странного порыва подошел смахнуть сырые хлопья с лица матери. Впрочем, через минуту снег налип снова.

Смертию смерть поправ…

Марьяна снова беззвучно плакала, и отец первый бросил горсть земли, подавая знак могильщикам.

Усопшаго раба твоего упокой, презирая его вся согрешения…

Потом отец передал зонт над Марьяной Маркову и направился к Максиму, отряхивая глину с перчаток.

— Выяснилось, что на производстве всё же организовали поминки. Я тебя попрошу — съезди туда, поблагодари, извинись за нас. Это важно. Там многие работают по двадцать, по тридцать лет. Нужно сказать теплые слова.

Максим не стал спорить, хотя сейчас ему меньше всего хотелось ехать на завод, чтобы там снова прикасались к его рукам и плечам посторонние люди, безнадежно застывшие в прошлом, словно в лаве давно потухшего вулкана.

— Возьми моего водителя и машину, — предложил отец. — А я поеду с Марьяной. Хорошо?

Отец зачем-то обнял его. Присыпанные снегом, они двинулись обратно, а дед остался лежать под комьями глины и ворохом венков.

Глава 12. МУЗЫКА СФЕР

Человек размышляет о собственной жизни, как ночь о лампе.

Павлу Козыреву было около семидесяти лет, однако его смерть стала неожиданностью для всех, включая Георгия, который раньше других узнал о его болезни. Как любой узурпатор, Павел строил свою империю на принципах абсолютизма, и представить дальнейшее существование холдинга без его верховного владыки было нелегко. Так и не завершенная реструктуризация не решала проблемы, лишь провоцировала новые риски. Не было сомнений, что партнеры и соучредители не упустят возможности выловить в их общих прудах всех рыб пожирнее, и реструктуризация им только поможет в этом. Стоял на повестке и второй важный момент — бизнес Павла был прикрыт личной дружбой с высокими людьми, и сохранение этих связей было непростой задачей для наследников. Поэтому следовало ожидать и отказов в пролонгировании важных контрактов, и новых судебных исков по сделкам с госимуществом, которыми бывший тесть активно занимался до последних дней.

Уже на похоронах, вглядываясь в лица друзей и бывших соратников Павла Сергеевича, Георгий вполне освоился с мыслью, что семье предстоит серьезно побороться за свой кусок пирога за общим столом. Тогда же он понял, что Марьяна не представляет всех масштабов вероятных трудностей.

Ещё не отметив девятин, она заняла кабинет отца в офисе на седьмом этаже и начала совершать одну за другой все ошибки неуверенных людей, стремящихся немедленно завоевать авторитет. Два заместителя Павла, Шубин и Васкунец, всегда соперничавшие тайно, теперь вступили в открытую борьбу за первое место у престола, и каждый пытался окружить новую начальницу своими людьми. Лояльный к Георгию Васкунец был моложе, хитрей и дальновиднее, но Шубин имел опыт многолетней работы с Козыревым и был вхож в кабинеты к «великим» через своего зятя. Георгий не сомневался, что он завербован Сирожами.

Со смертью Павла для Сирожей открывались два пути: воспользоваться ошибками Марьяны, чтобы обанкротить компанию и поделить в свою пользу, либо заключить с ней союз, закрепив его браком с младшим представителем клана. В любом случае Георгию предстояло принять непростое решение — с кем и против кого объединяться, чтобы не потерять своих позиций, а по возможности усилить.

Но пока что он собирался взять короткую паузу, что очень раздражало Маркова, сторонника тактики агрессивного броска. Компаньон считал, что ковать железо следует, не отходя от кассы, и что Георгий должен заявить свои права на управление компанией, для чего ему нужно в спешном порядке жениться на Марьяне. Сашу не волновали частности — только результат.

Стук крысиных лапок вокруг трона как будто возбуждал Марьяну, но для Георгия он возвещал приближение многих катастроф. Решив, наконец, поговорить с ней об этом, в пятницу, ровно через две недели после смерти Павла, Георгий пригласил её пообедать. Затем он собирался заехать к Игорю, которого не видел с того вечера в сауне.

В недавно открывшемся японском ресторане было довольно многолюдно, и они заказали отдельный кабинет. Георгий спросил бутылку белого вина, сливочный суп и лобстера. Марьяна долго изучала меню, он посоветовал ей также остановиться на лобстере, которого здесь прямо при клиенте извлекали из бассейна.

— Ты ведь ешь морепродукты? У нас не так много мест, где варят живых раков. Или боишься испортить карму?

Она слегка смутилась и призналась:

— Я никогда не умела их разделывать.

— Положись на меня, — улыбнулся он. — Я могу разделать кого угодно. Или, может, все-таки бифштекс с кровью и жареной картошки?

Марьяна покачала головой, продолжая водить пальцем по строчкам.

— Не надейся, у тебя не получится так просто свернуть меня с истинного пути.

— Но почему не попробовать? Eritis sicut Deus, scientes bonum et malum. Будете как Бог, познаете добро и зло. Цитирую змия, соблазнявшего Адама и Еву. Сигарету?

Она слегка нахмурилась.

— Не понимаю, какое удовольствие люди находят в курении. Ты, кажется, собирался бросать?

— Не только собирался, но и бросал. Только за последний год раз пять. Но если тебе неприятно, я потерплю.

Глядя, как он убирает портсигар, она благодарно кивнула.

В круглой чашке на столе плавали восковые лотосы, пластиковая сакура отбрасывала тень на полотняные занавески. Тихо дребезжали подвешенные над дверью колокольчики — дзен-дзен-дзен.

— А здесь уютно, — заметил Георгий. — В самом деле, райский сад… Как думаешь, что сейчас говорят друг другу лобстеры? Надеюсь, они тоже верят в счастливое перерождение и не посылают проклятий в наш адрес.