Игорь Гриньков - Белый пиджак ; Люди из тени Страница 23

Закадычный друг Володя Морозов умер от туберкулеза, отягощенного алкоголизмом. Это был интересный человек с оригинальными мыслями и взглядами на жизнь, не чуждый литературному творчеству, особенно стихосложению. Еще он был повеса, пьяница и бабник. Имея неказистую внешность: высокий, худой и сутулый, с оттопыренными ушами (одним словом, далеко не голливудский стандарт), он в любой компании мог уболтать самую симпатичную девушку и победоносно покидал вечеринку с новой подружкой, помахав нам ручкой. Флюиды особые от него исходили, что ли, потому что к нему липли самые красивые и недоступные? По окончании института, он не очень долго работал в медицине и под горбачевские перестроечные фанфары совсем ее бросил, подавшись на кооперативные вольные хлеба. Сначала ему везло на бабки, но потом лафа, как водится, закончилась, и Володя поплыл по стремнине жизни, наполненной вином, женщинами и пьяными приключениями, перебиваясь случайными заработками. Затем он подхватил туберкулез, нигде толком не лечился и отошел как-то быстро и неожиданно.

Виктор В., Ленинский стипендиат, краса и гордость нашего института. Ему прочили блестящее будущее и после окончания ВУЗа оставили на кафедре нормальной анатомии. Будучи аспирантом, он женился на девушке из нашей группы, поэтому наши встречи с ним происходили довольно часто. Виктор уже сильно пил в это время, но никто об этом даже не подозревал. Один из наших как-то задал бестактный вопрос: «Витя, почему у тебя постоянно красные глаза?»

Виктор смешался и пробормотал в ответ, что ему приходится много заниматься, в том числе и по ночам. Знаете, такое напряжение на глаза. Латентный (скрытый) период пьянства рано или поздно закончился, а в открытый период Виктор очень уж резво ушел в крутое алкогольное пике. Он стал приходить на кафедру хорошо выпивший, а то и не приходил вовсе. Его жена поначалу потихоньку терпела все это и молчала (стыд-то, какой!), но, когда предел ее терпения закончился, проговорилась в доверительной беседе, что устала бороться с пьяными закидонами мужа и замучилась натыкаться на заныканные бутылки, которые обнаруживались даже в бачке от унитаза. Вскоре они развелись, а там и с кафедры Витю попросили. Чтобы человек не пропал совсем и окончательно, ему дали возможность восстановить статус, и пристроили в Областное бюро судебно-медицинской экспертизы. Но заняться, как следует, экспертной деятельностью Виктору не пришлось. Во время одного его ночного дежурства по городу образовался очередной труп, на который должна была выезжать оперативно-следственная группа, включая судебного медика. Из райотдела никак не могли дозвониться в Бюро, чтобы предупредить эксперта о необходимости готовиться к выезду и дожидаться оперативную машину. Когда группа приехала за экспертом в Бюро, то обнаружила его лежащим поперек кушетки в совершенно бессознательном состоянии. Не нашли ничего лучшего, как вызвать по телефону непосредственное начальство Виктора; его для чего-то сфотографировали в различных ракурсах, а наутро был готов приказ начальника Бюро об его увольнении по статье КЗОТа. Далее все развивалось молниеносно, он опустился внешне, и его постоянно видели в обществе деклассированных оборванцев (по-народному — ханыг) в районе 17-ой пристани. Скончался Виктор от сердечно-сосудистой недостаточности.

Алик Ж. почти сразу после института оказался в ЛТП, куда его сдала благоверная супруга, полагаю, не в последнюю очередь из-за комфортабельной квартиры на двух уровнях, которая досталась Алику после смерти матери. Выйдя из ЛТП, он нигде не мог устроиться на работу по специальности и продолжал пить. Допился до белой горячки («белки») и был госпитализирован в психиатрическую больницу. «Белка» в дальнейшем накрывала Алика неоднократно, и загнулся он в психушке. Думается мне, что с психическим здоровьем у него изначально не все обстояло благополучно, а массированная алкоголизация, наложившаяся на неблагоприятный психический фон, быстро завершила дело.

Борису К., не пришедшего в себя после сильного запоя, стервоза-жена, не дав опохмелиться, едва живого, потащила с утра на рынок за продуктами. И только набив сумки припасами для утробы, милостиво позволила купить в магазине бутылку пива, выделив для этого деньги точно под расчет. Боре еще пришлось выстоять очередь из нескольких человек (воспитание не позволило переться вперед), прежде чем эта злосчастная бутылка не оказалась в его дрожащих руках, чуть не выскальзывая из судорожно сжатых пальцев. Ему надо было, не отходя от прилавка, прямо «из дупла», то есть из горлышка, выдуть пиво залпом, но он постеснялся пить в помещении магазина и в полуобморочном состоянии, бледный как бумага, едва доковылял до выхода. Оказавшись на крыльце, даже не успев поднести бутылку к губам, он рухнул, как подкошенный на ступеньки: остановилось сердце. Прибывшей бригаде «скорой помощи» оставалось только удрученно разводить руками, реанимационные мероприятия были уже не надобны. Оставалось только констатировать смерть.

Все эти люди ушли от нас молодыми, редкому из них удалось прожить более сорока лет, всех их я хорошо знал, а с некоторыми был близок, и, что называется, ел из одной тарелки и пил из одного стакана. Много и других однокашников по Alma mater, погибших в пьяных драках (раскроенные черепа, ножевые раны), выпавших с балконов, покончивших жизнь самоубийством, но с ними у меня не было таких тесных человеческих контактов, как с людьми, обозначенными в списке.

Были и такие, кто еще не утратил физическую оболочку, то есть, формально оставался в реестре живых, но, право, было бы лучше, если бы они умерли. Кое-кто доживал свой век в богадельнях, лишенный здоровья, рассудка и имущества; в одиночестве, в обществе калек и убогих.

Я совершенно не собираюсь морализировать по поводу приведенного списка или давать комментарии.

Так, что, ребята, пейте «Клинское»! Вас ждет великое будущее!

В 1985 году на страну свалилась форменная напасть в виде перестройки (сначала к слову «перестройка» добавлялось еще и «ускорение»), начатой недалекими прожектерами, понимающими, что делать что-то необходимо, но не имеющими никакого представления, что именно и каким образом (а, возможно, как раз, очень дальновидными людьми издалека). Желчная Тамара Томилина, заведующая отделом экспертиз трупов Главного Бюро СМЭ в Москве, умная и ироничная дама, зябко подергивала плечами от одного слова «перестройка», на ее тонких капризных губах столичной барыни появлялась гримаса, как после съеденного натощак лимона, и она просила собеседника больше не произносить этого мудацкого слова в ее присутствии. Но большая часть интеллигентствующей публики приняли эту «перестройку» с восторгом и непонятной эйфорией.

Доперестроечное пятилетие ознаменовалось для меня двумя поездками на учебу: на первичную специализацию и цикл усовершенствования общей сложностью почти на пол года, в Мать городов русских — Киев (Ах, Киев! До сих пор стоят перед глазами белые свечи твоих каштанов в фиолетово-синеватом сумраке вечернего Крещатика; золоченые купола многочисленных церквей; холмистая волнистость твоего древнего ландшафта!); познанием основ избранной профессии, появлением вкуса к конкретной практической экспертной работе, а также… распадом первой семьи. Последнее событие совершенно выбило меня из седла, хотя было совершенно закономерным. Во-первых, если бы не моя пьянка во время выпускных экзаменов, то этот странный брак-фантом вообще не состоялся. Во-вторых, веди я абсолютно трезвый образ жизни, то смылся бы давным-давно, так как более разных людей, чем я и супружница-Танюша, найти было невозможно. Слабым и инфантильным утешением служило то обстоятельство, что ушел я с гордо поднятой головой, с одним кейсом в руке, в котором уместился весь мой скарб. Но шестилетние малыши, близняшки, мальчик и девочка, не повинные в разногласиях и разборках между родителями, оказались заложниками ситуации и единственными пострадавшими, как это бывает в большинстве подобных случаев.

Семейные неурядицы настолько сильно действуют на человека, что провоцируют даже вполне нормальных людей на неадекватные действия, а уж для алкоголезавимого субъекта был бы лишь повод. Я словно сорвался с цепи. Времена суток смешались в темный сгусток, в котором трудно было разобрать утро, день, вечер и ночь. Чьи-то лица, квартиры, забегаловки — нескончаемый калейдоскоп с преобладанием черной краски и серых тонов, при полном отсутствии других цветов спектра. При таком интенсивном образе жизни, о какой работе можно говорить? Любой, даже самый лояльный руководитель держать такого работника не станет. Что и произошло со мной, с экспертной деятельностью пришлось расстаться более чем на полгода. Как хватило здоровья на запой длиной почти в целое лето, ума не приложу?

Но тут в дело вступил «спонсор» — участковый, предупредивший меня со всей серьезностью, что если я не устроюсь на работу, то он привлечет меня к уголовной ответственности по статье УК «тунеядство». Сидеть на нарах, прямо скажем, никакой охоты не было, поэтому с помощью приятеля детства, Бамбы, главного инженера завода «Одн» — «Звезда», я был трудоустроен в качестве ночного сторожа клуба при этом заводе.