Олег Рой - Сценарий собственных ошибок Страница 24

Пока не встретил Жанну. Жанна брила свои волосы машинкой, не оставляя даже двух солдатских сантиметров. По тем временам, когда они встретились, это считалось модно, вызывающе и порочно. Она была художницей – причем что-то в ее работах напомнило Володе акварели, которые он сам рисовал, будучи еще озерским юным талантом. Точно это была муза, его утраченная муза, которая вернулась к нему в настоящем женском теле, у которого даже пот был ароматнее всех усилий парфюмеров…

Ну как же можно было не запасть на Жанну? Да это свыше сил человеческих! О том, что у него началась новая жизнь, Володя сообщил Анжеле осторожно, почти смущенно. В ответ на это Анжела с облегчением закатила ему скандал и занялась разделом имущества. Володя хвалил себя за предусмотрительность, с которой он записал на себя машину и дачный домик… Жилье, которое они с Анжелой получили в обмен с доплатой (солидной Володиной доплатой), пришлось оставить ей и ее дочурке.

Разумеется, не каждый на месте Володи поступил бы так же. Когда мужчина, имея красавицу-жену, влюбляется в другую женщину, то другая, как правило, остается на положении любовницы. Причем оправдывается это какими угодно соображениями: материальными, профессиональными, моральными даже – «ей будет тяжело без меня»… Но вся штука в том, что Володя влюблялся истово, ревностно, что называется, до потери пульса. А будучи человеком честным и прямым, скрывать свои страсти не научился. Хотя всегда подозревал, что они не доведут его до добра…

Так оно в итоге и вышло. Бритоголовая Жанна ненадолго задержалась в жизни того, кто для нее был упоительным собеседником, нежным любовником, но в первую очередь – папиком. Спонсором ее благих порывов. Расстались они безо всяких имущественных дрязг: наголо бритая, как солдат, Жанна обладала не только мужественными манерами, но и мужским великодушием. Но, в сущности, это было единственной радостью, которую принесло Володе их расставание.

Он начинал считать себя заколдованным. Три раза в своей жизни он встречал прекрасную женщину с экзотическим именем. Трижды пережил разрыв, и в итоге остался пусть не у разбитого корыта, но с намного меньшими возможностями, нежели начинал. Ни жены, ни детей… Если бы только не его проклятая влюбчивость! Володя почти завидовал Андрюхе, который обманывал, но по сути ведь оберегал Марину. Однако про себя знал, что нипочем не выдержал бы такого испытания: оставаться мужем одной, любя другую.

Он не перенес бы своих личных драм, однако их глубину смягчало еще одно увлечение: путешествия на автомобиле. Свою первую железную лошадку он приобрел еще в эпоху Лии, вопреки воплям благоверной о том, что у них полно других, более насущных нужд, и что лучше бы купил новую стиральную машину, и холодильник у них подтекает… Пусть подтекают все холодильники в мире! Только за рулем собственного автомобиля Володя чувствовал себя по-настоящему защищенным. Только приобретя машину, он начал понимать всю глубину презрения, которую вкладывали наши предки в наименование «безлошадный». Человек на своих двоих – слаб: он чересчур зависим от общественного транспорта, а значит, от постороннего дяди. Зато автовладелец свободен во все свои четыре колеса.

Конечно, в Москве, с ее вечными пробками и корыстными гаишниками, не очень-то развернешься… Но, кроме Москвы, есть ведь еще целый мир! Есть Россия, о необъятности просторов которой Володя слышал с детства, но, лишь увлекшись автотуризмом, получил тому реальное подтверждение. Он обожал, прихватив жену (и не слишком огорчаясь, если та отказывалась), избрать себе целью какой-нибудь далекий город, вроде Новосибирска или Владивостока – и на протяжении всего отпуска двигаться к нему, останавливаясь в географических пунктах со странными, непонятными, иногда почти нелитературными названиями. Он отведывал фантастически дешевые и фантастически вкусные блюда в захолустных столовых, где он был единственным посетителем. Он встречал людей – то страшных, похожих на убийц, то способных на острое словцо, то народных мудрецов, по сравнению с которыми прославленные московские знаменитости казались чем-то смешным и маленьким, точно лягушки, квакающие в пруду… Как он мог раньше существовать без путешествий? Каким же, оказывается, узеньким был его кругозор!

Отказав Инне в поездке на электричке, Володя испытал мимолетное чувство вины, но сейчас же уверил себя, что все в порядке. Он уважает Инну, но железнодорожным транспортом не пользуется. Это – абсолютное табу, и корни его залегают в прошлом, которое он без нужды тревожить не любит… Ну ладно, если уж потревожили, так и быть, признается. То, что случилось с Сашкой, навсегда вселило в него неприязнь, пожалуй, даже ненависть к поездам. Теоретически он знал, что в автомобильных катастрофах народу гибнет больше, чем в железнодорожных, следовательно, его любимый транспорт опаснее… Но не автомобиль искалечил его друга! Должно быть, это неявное для него самого соображение и побудило Володю завести индивидуальное транспортное средство.

Печальная судьба Сашки тенью маячила где-то на заднем плане бытия. И услышав от Игоря, что их старый друг, хотя и бедно одет, зато молодо выглядит, Володя почувствовал облегчение.

Надо будет помочь ему. Непременно надо будет. Только не сейчас. Сейчас у них у всех сплошные хлопоты из-за смерти Андрюхи. Постепенно все устаканится – тогда и надо будет наведаться в Озерск…

Часть III

Психоанализ судьбы

В самолете Москва – Цюрих собралась очень чистенькая публика. А кто, спрашивается, еще может у нас лететь в Швейцарию? Да еще бизнес-классом? В большинстве своем – ухоженные женщины и тщательно выбритые мужчины, о финансовом положении которых свидетельствуют неброско-дорогие костюмы, наручные часы, галстуки, обувь, очки и ручки. Игорь Гаренков был одним из них.

Обведя беглым взглядом соседей по салону, он не сумел удержаться от мысли:

«Неужели эти люди так же благополучны внутри, как снаружи? Неужели нет у них никаких сомнений, колебаний, горя, невидимых миру слез? Чувства, что поступаешь не так, как надо? А может, кто-нибудь из них смотрит на меня сейчас и тоже думает, что у такого холеного типа все благополучно, что он не знает никаких сомнений и колебаний…»

Рассеянно глядя в иллюминатор на снеговые горы и равнины облаков, Игорь тщетно пытался избавиться от воспоминаний, которые случились перед отъездом. Вот он в своей спальне собирается в дорогу, укладывает вещи. Как раз в этот момент в комнату входит его жена.

– И куда же ты все-таки отправляешься? – тоном, не предвещающим ничего хорошего, спрашивает Инна.

– Ну, я же несколько раз тебе повторил – во Владивосток, на переговоры. Вернусь через несколько дней.

– Ты опять врешь! – взрывается Инна. – В твоей фирме знать не знают ни о каком Владивостоке! Я посмотрела – у тебя в кармане билет в Швейцарию. Ты летишь отдыхать с какой-то девкой!

Игорь чувствует, что теряет почву под ногами. Он сам не может понять, почему так держится за эту странную привычку – каждый раз врать жене о месте поездки. Понятно еще, когда речь шла о курортах, о Канарах, например, где он был с Надей. Но сейчас?.. Почему было не сказать – еду по делам бизнеса в Швейцарию? Так нет же, выдумал какой-то Владивосток…

– Да нет же! – оправдывается он с наработанным долгим опытом упорством блудного мужа. Смешно: именно сейчас он не виноват, но ничего не в состоянии ответить! – Могу поклясться, чем хочешь – я лечу по делам, и один.

– Тогда зачем же ты наврал про Владивосток?

Игорь молчит. А что он может сказать? Не вводить же Инну в курс всей истории. Объяснять пришлось бы многое. Слишком многое. И в конечном итоге правда получилась бы гораздо неправдоподобнее приписываемой ему лжи.

– То-то и оно! – В голосе жены звучит усталое торжество. – Я тебе больше не верю! Ни единому твоему слову!

Продолжая изучать облака, Игорь давал себе слово, что по приезде попытается что-то исправить в своей семейной жизни. Склеить осколки разбитой чашки – пусть даже при условии, что никогда уже не придется пить из нее вкусный чай. Инна часто раздражала его, иногда до приступов глухой ненависти, но, как бы то ни было, она – его жена. Умная женщина, умеет принять гостей, незаменима при выходах в свет, где все деловые люди появляются с семьями. Кроме того, она мать Алины… Его Алинки, и этим все сказано.

Алина, Алинка, Алиненок… Когда дочь была маленькой, Инна вечно ругалась, что при их не блестящем (тогда еще) материальном положении он тратит уйму денег на подарки дочери, что, если и дальше так пойдет, он избалует девочку. Полная чепуха, Алину невозможно было избаловать: она никогда не нудила, не канючила «Купи то, купи это», как это бывает у других детей. Но при виде новой куклы или пустяковой пластмассовой зверушки глаза у нее становились такими восторженными, будто за ними загоралась новогодняя свеча, и она так трепетно складывала розовые ладошки, что ради наслаждения этой почти молитвенной радостью Игорь готов был скупить весь «Детский мир». Алина до сих пор не утеряла редкостного дара радоваться – солнцу после дождя, только что родившимся стихам, отцовским, теперь уже гораздо более дорогим, подаркам. Готическая печаль, сложность внутреннего мира, удивительно взрослая поэзия, черный цвет одежды – и вдруг блеснет такая радость, что просто ослепит! Иной раз не верится, что такое редкостное создание родилось от него с Инной – предельно заурядных, типового производства граждан. Будто прямо с неба слетело! Ради Алины Игорь готов терпеть все придирки жены, которые, чего греха таить, заслужил…