Алексей Колышевский - Изгои. Роман о беглых олигархах Страница 24

Полуголодная жизнь продолжалась все пять институтских лет. Столовка, «степуха», подработка на разгрузке вагонов и машин с цементом. Адский труд, спина отваливается, но зато хватает денег не протянуть ноги до «степухи». Над ними насмехались, но таких было немного. Институт был укомплектован преимущественно иногородними, общежитие ломилось от жильцов: все на виду, словно в деревне. Привычная обстановка после маленькой Находки, где на улице все друг с другом здоровались. Пьянство в общаге – вещь обычная, процесс, который продолжается от заката до рассвета. Во хмелю студенты буянят, иногда сильно, и тогда летит из окон незатейливая казенная мебель да использованные мужские контрацептивы. Илья равнодушно переживал насмешки, в потасовках не участвовал, знай себе учился и разгружал цемент. Никто не знал, что он затеял, о чем мечтал, какую идею вынашивал все эти годы, но вот, закончив институт, он начал работать по специальности в московском речном пароходстве. Оба друга последовали его примеру.

Сидящие в пароходстве каменнозадые старые грибы с окостенелыми мозгами были неподъемны и колоссальны. Их жизнь была почти окончена, и ее последний отрезок угадывался с точностью до минуты. Грибы не желали тратить оставшееся время на суету и везде посылали молодежь, а она время понапрасну не теряла.

Человек живет активной жизнью лет сорок. Это ничтожно мало, и тем более жаль тратить эту малость попусту. Поэтому девиз современности – эффективность. Насколько эффективно прошел день? Час? Мгновение? Каждое мгновение должно быть эффективно, особенно если оно проходит в таком мутном болоте, как речное пароходство, в котором самое привлекательное – это, безусловно, корабли. Корабли, правда, одно слово что. Какие там корабли? Прогулочные суденышки для увеселения широких слоев населения: холодильник «Пепси», бортовой запас выпивки, сосиски в тесте, бутерброды, шампанское в пластиковых стаканчиках, выпускные балы – убогое советское наследие, идеология общественного минимализма. Да, конечно. Но в умелых руках и крыса перекинется кучером, и тыква станет каретой.

Илья сотоварищи не зря ездили по поручениям старых грибов. Вскорости, заручившись поддержкой одного «большого» человека (кажется, он был тогда замминистра), они создали фирму под названием «Водный альянс» и выкупили у речного пароходства все прогулочные суденышки к чертовой матери. Вернее, это они на бумаге выкупили, а суденышки остались там, где и стояли до этого. Просто теперь пароходство у «Альянса» их арендовало. За огромные деньги, между прочим. Грибы только кряхтели, но предпринять ничего не могли. Им хотелось умереть естественной смертью в преклонном возрасте.

«Альянс» монополизировал все легкомысленные речные мероприятия, но это было, по выражению Ильи, «жидким стартом». А вот не жидким стало его назначение в самое крупное государственное предприятие под названием… Хотя какая кому разница, как там оно называлось и продолжает называться? Ну, допустим, пусть называется просто «Организация». Непритязательно, зато конкретика налицо. Главное, что предприятие владело уже не суденышками, но огромными нефтяными танкерами, а это уже серьезно. Настолько, что в такую серьезную область чужих не пускают, только своих, которые по рекомендации. А рекомендация дорогого стоит, причем в буквальном смысле. Этого самого буквального смысла, заработанного в «Альянсе», и рекомендаций хватило нашему Илье, чтобы купить себе место в Организации и начать двигать вожделенные танкеры так, как нужно. Сбылось отцовское пророчество, Илья стал «начальником порта». Нелишним будет сказать, что своих друзей он пристроил неподалеку от себя: один уехал в Лондон, где возглавил представительство Организации, а другой остался в «Альянсе», но уже генеральным директором не просто «Альянса», а дочерней фирмы этого самого государственного танкеровладельца. На фирменных бланках и визитных карточках возле логотипа «Альянса», который мало что стоил сам по себе, появился логотип ОРГАНИЗАЦИИ, и все изменилось…

Корабли не твои, они государственные, но ведь тебе решать, куда они поплывут и за сколько. Нефтяные платформы, словно гигантские комары, высасывают из земли ее черную кровь. Танкеры курсируют между платформами и портами разгрузки. Нет танкера – некуда сливать нефть, платформа простаивает, и получаются убытки. Немалые, между прочим. А танкеров, их не то чтобы очень мало. Их достаточное количество, но вот беда: все равно почему-то не хватает. Особенно, когда десяток забрал в аренду «Альянс», пять-шесть на ремонте, еще немало на дальнем фрахте, в разноцветных морях валюту зарабатывают. Вот нефтяники и морщат лбы: что делать? кто виноват? куда бежать? А не надо никуда бежать. Надо тихо перевести на офшорный счет «Альянса» деньги, и все магическим образом начинает работать, плавать, разгружаться.

В Лондоне друг Ильи затеял покупать три новых танкера. У английской судостроительной компании. Компания выставила счет, как полагается. Договор заключили. С «Альянсом». «Альянс» выставил счет Организации, при этом счет увеличился на сто миллионов долларов.

Большой человек, потворствующий назначению Ильи на директорский пост, интимно прикрутив пуговицу на его пиджаке, одарил откровением:

– Есть у тебя, Илюша, ровно годик. Больше гарантировать не могу. Через год проверка случится. Ты действуй смело, раньше проверять не станут. Действуй и меня, того… не забывай.

В год, предшествующий воцарению Ильи, Организация имела солидный оборот и не менее солидную прибыль. После года с новым директором оборот увеличился в два раза, а прибыль сократилась в четыре. В карманах трио верных товарищей осело полмиллиарда долларов.

Илья сильно изменился. Он жаждал компенсировать нерастраченные грехи юности и предался разврату во всех его проявлениях:

– ездил пьяным на «Феррари»;

– издевался над официантами;

– покупал проституток оптом, наряжал их в форму СС и устраивал факельные шествия в подмосковном пансионате «Кукукино»;

– гадил из вертолета на дом какого-то неприятного ему субъекта;

– устраивал подпольные женские бои;

– охотился на таджиков с помповым ружьем;

– выстроил церковь Святого Ильи-пророка и заставил написать надвратный образ с себя, любимого. Написали…

При этом сам Илья любил говаривать вот что:

– Я изумляюсь бисексуалам. Вот уж они-то по настоящему развратны.

В общем, ужас, мрак и караул.

Нефтяники за глаза прозвали Илью «ссыклом». Почему он заработал именно это обидное и отдающее зоной прозвище, так и осталось загадкой. Быть может, из-за немного испуганного выражения лица, которое постоянно возникало у него при встречах с кем-либо. А быть может, и нет. Кто теперь знает? Мы становимся историей, не успев сосчитать до пяти.

Илья изменился внезапно. Случилось это за два месяца до проверки Организации Счетной палатой. В церкви Святого Ильи-пророка было людно в честь Пасхи. Благодетель приехали с опозданием-с и, раздавши нищим по красненькой, проследовали ко входу во храм. Однако писанный с Ильи надвратный образ непостижимым образом отвалился, хоть и был закреплен отроками прилежно, и тяжелою своею рамою ударил Благодетеля в голову-с. От причиненного увечья они изволили упасть и, пришедши в себя, нецерковно ругали-с отроков, не с должной прилежностию утвердивших надвратный образ, отца настоятеля, прихожан и отчего-то некую Владу, по всей видимости, их знакомую блядь-с.

Да простят этот жестокий лексический стеб все искренне, без директив и условностей верующие. Все, кто ходит в церковь не только для того, чтобы отмаливать немыслимые грехи, которым и прощения-то не бывает, ибо нельзя отмолить убийства и душегубства, блуд и алчность. Построй ты хоть монастырь, нарисуй ты себя хоть в Сикстинской капелле, а коли ты клещ и аспид сатанинский и стал им добровольно, то гореть тебе, паразиту, в аду во веки вечные и ныне, и присно, и во веки веков, аминь.

Бог всемилостив и всепрощающ. Воистину так, но лишь когда он видит подлинное раскаяние души, охватившее всего человека безвозвратно. В таких случаях раньше заточали себя в монастыре и не выходили оттуда до смерти. А теперь – кинул на благотворительность два-три миллиона, получил налоговые льготы, заказал богомазу иконку с себя наколбасить… Да-да, именно вот так, по-зощенски, «наколбасить»…

– Тьфу ты, дешевка какая. Поделом тебе, дешевке, и по башке-то приключилось. Вот ведь черт прыткий, с рожи своей бандитской образа пишет, а Бог-то, он не Ермошка. Он видит немножко, слава те… – Илья услышал эти слова сквозь пелену дури, которая стелилась перед глазами от удара. Принадлежали они какой-то старушенции матерого вида: согбенной, сухой, сердитой. Вымолвила, отвела душу и пропала. Словно сквозь землю утекла летним дождичком. Слова Илья запомнил, особенно «дешевку». Этот «дешевка» задел его чересчур сильно. До того сильно, что у Ильи появилась привычка разговаривать самому с собой: