Эльвира Барякина - Женщина с большой буквы «Ж» Страница 24

— Что же это вы тут делаете одна? Где муж?

— Пошел по стриптизершам.

— Хм… А вы?

— А я тоже решила подготовить номер стриптиза. Вот, репетирую на свежем воздухе.

Только тут Макс заметил, что я голая.

— Не пяльтесь зря, — проворчала я. — В такой темноте все равно ничего интересного не видно. Лучше принесите мне полотенце и сигареты. Ужасно хочется курить.

Сложно было сказать, сколько Максу лет. Смуглый, тощий, гибкий — на дискотеке он зажигал так, что парни вынуждены были оттаскивать от него своих обалделых подруг. Волосы зализывал гелем, посасывал вонючие сигары, тайцам давал большие чаевые. Будь мне 15 лет, я б непременно влюбилась.

— Я взял вам «лайт». Подойдет? — спросил он, вернувшись.

Я мысленно прокручивала возможные сценарии: поведать ему о горе; поговорить о вечном; послать в жопу и заявить, что я ненавижу мужиков…

— Пойдем изменять моему супругу, — сказала я наконец. — И давайте сделаем это громко. Пусть мне обзавидуется все женское население отеля.

Лука расстроился, когда с утра я сообщила ему новость: по возвращении в Штаты мы разводимся.

— Ты что, влюбилась в этого… из соседнего номера? — тихо спросил он.

Я нервно бегала по комнате — все мосты сожжены, отступать некуда.

— Нет. Я не влюбилась. Я просто должна оторваться от тебя.

Мне казалось, что у меня по всему телу проступают отпечатки рук Макса.

— Но как же ты будешь одна?

— Выйду замуж. Я уже придумала за кого: за фиолетового телепузика. Он идеально подходит к занавескам на кухне.

Лука не удерживал меня, и в тот же день я вылетела в Бангкок. Смотрела в иллюминатор: «Я воздушный шарик. Я оторвалась и улетаю в небо».

А в голове крутилась песня: «Ты знаешь, мне грустно в небе без тебя».

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ МИСТЕРИЯ

25 декабря 2005 г.

Рождество. Потоки людей вливаются в освещенные двери церкви. Стекло, бетон и скоростные лифты. Хрустальный Собор — самый большой храм в штате.

В карманах наших с Зэком курток спрятано пиво с подведенными к нему трубочками. Время от времени мы прикладываемся к ним и с каждым глотком становимся все веселее и набожнее.

Пи-Пи держит за одну руку меня, за другую — Зэка и качается, поджимая ноги.

— Тоже хочу пива, тоже хочу, тоже хочу!

Зэк сдуру похвастался перед ней нашим изобретением и Пи-Пи уже выторговала себе дядькин плеер и мои бусы.

Задабривать ее удается ровно на десять минут.

Мы входим в храм, и она забывает про свой черный бизнес. Хрустальный Собор огромен, как олимпийский стадион. Роскошная сцена, телекамеры… Жидкокристалические экраны демонстрируют то оркестровую яму, то ликующих прихожан.

Хор в сотню голосов ахает гимн. От изумления Пи-Пи роняет жвачку.

На сцену выходит священник — звезда религиозного телеканала.

— Брастья и сестры! Сегодня мы собрались для того, чтобы отпраздновать великое событие. Чтобы вспомнить, как две тысячи лет назад раздался чудесный детский крик…

— ХОЧУ ПИИИИИИВАААААААА! — на весь зал.

Таких оваций, наверное, не срывал даже папа Иоанн Павел II.

СЕСТРА ЛЕЛЯ

30 декабря 2005 г.

Леля не любит Зэка. Говорит, что на порог его не пустит, если я приведу его с собой.

— Блядствуй сколько хочешь, только не в нашем доме. У меня как-никак ребенок.

На ребенке-Джоше уже проб негде ставить, он с шестнадцати лет по девкам гуляет. А мой муж — законный. Но это Лелю не колышит: она всегда была эгоисткой и козой.

Я не могла простить Леле самого факта ее рождения. Она ворвалась в мою жизнь и начала лишать меня мамы, кукол и желтого горшка с цветком.

На прогулке Лелю — как младшую — сажали под капюшон коляски, а меня — в ноги, на солнышко. За это Леля всегда получала по шее.

— Мы тебя на помойке нашли! — шептала я, когда родители, поцеловав нас на ночь, уходили в другую комнату.

— Неправда! — кричала Леля.

— Ну ты глянь на себя в зеркало — ты же больше на Жулю похожа, чем на кого-либо из нас!

Жуля была соседской пуделихой.

— Зато во всех сказках младшие сестры выходят замуж за принцев, а старших никто не берет! — мстила Леля.

— Вот щас как дам по башке!

— А я как заору, и тебе ремня всыпят.

Я выливала ей в волосы белый клей, чтобы ее побрили налысо, она тырила из моей сумки проездной, чтобы меня оштрафовали. Мы самозабвенно дрались, рыдали в мамины колени и от безысходности мирились.

— Будешь домик под столом строить?

— Бу-у-уду!

Научившись читать в пять лет, я с головой ушла в книги и каждую ночь пересказывала Леле прочитанное. В результате она пошла в школу, не зная ни одной буквы, но зная содержимое всех детских библиотек в округе.

В классе Леля снискала себе репутацию девочки-вамп. У нее тут же появились хахали, которых она беззастенчиво пользовала. Она открывала платные курсы курения в женском туалете и бесстыже врала завучу, что школьное платье «так и продавалось» с короткой, чуть ниже попы юбкой.

Как-то раз классная поймала меня на улице и показала на Лелю, гуляющую по карнизу.

— Твое?

— Мое.

— Вот иди и разбирайся с ней! А то обоим замечание в дневники напишу.

Единственным, кого Леля любила в то время, были звери. У нас в доме жили четыре черепахи: Жозефина, Одетта, Пенелопа и Аглая. На панцыре каждой Леля написала их инициал, а потом составляла из черепах слово «ЖОПА».

Еще у нас были рыбки, крысы, кошки, а также пуделиха Жуля Вторая.

Однажды Леля притащила домой клетку с породистыми и чрезвычайно горластыми курами. Мама выставила их на лестницу.

— Мне курятник в доме не нужен!

Леля забрала свое зверье и ушла, хлопнув дверью. Через час нам позвонили соседи:

— Ваша дочь устроила в лифте зоопарк. Мы вызываем кабину, а там куры!

Мама залила горе валерьянкой и согласилась пустить кур в дом. Впрочем, они у нас жили недолго. В их коллектив затесался крайне озабоченный петух, который всегда хотел секса. Возбуждаясь, он начинал вырывать дамам перья, отчего они переохлаждались и дохли. Петух тоже вскоре помер — жить без секса он не умел.

ЛЕЛИНА ЛЮБОВЬ

1984 г.

Когда я доучилась до второго курса, я поняла, что мне нужна своя квартира. Таскать мальчиков к нам домой было совершенно невозможно: мама разговаривала с ними о саженцах, а папа вообще доводил до припадков. Стоило мне закрыться с очередным кавалером, как он подходил к двери, громко топал и многозначительно сопел.

— Пусть знают, что я все время начеку!

Все лето я работала как проклятая и накопила на съем частной квартиры.

Моя новая обитель пахла покойными старушками и не имела ванной, но зато там не было папы с мамой.

На новоселье я пригласила всех друзей и друзей друзей. Стола у меня не было, еды тоже, поэтому водку мы пили на газете, расстеленной на полу.

Было весело и жарко. Всем хотелось целоваться, но тогда публично лобызаться могли только жених и невеста.

— Давайте, что ли, кого-нибудь поженим, — предложила я, втайне надеясь, что женить будем меня и Пьющенко.

Чтобы определить новобрачных, мы затеяли игру в бутылочку. Жениться выпало Леле и тихому юноше, имени которого никто не знал. Впоследствии выяснилось, что это был мой сосед снизу, который пришел ругаться из-за громкой музыки. Входная дверь была открыта, он заглянул в комнату и тут все заорали: «Жених!»

Свадьба была почти настоящая. Пьющенко, как самого бородатого, назначили попом.

— Венчается раб божий… Как тебя звать, раб? Коля? Венчается раб Коля с рабой Лелей…

Дальше Пьющенко слов не знал и понес отсебятину про рабовладельческий Рим и восстание Спартака.

— Но к вам это не относится, — заключил он. — Мы — не рабы; рабы — не мы. Горько, товарищи!

— Горько! — завопили мы.

За отсутствием колец Коля с Лелей обменялись резинками для волос, и жених так поцеловал невесту, что у нее очки свалились.

После этого с Лелей произошли необратимые изменения. Она начала спать в бигуди и покупать у цыганок кружевные трусики. Через месяц Коля поехал с нами в лес на шашлыки, а затем бесследно пропал.

Тайну его исчезновения я узнала десять лет спустя. За день до похода Леля исписала целую тетрадь откровениями на тему «Я не знаю, люблю ли я его… Мне кажется, у него нет цели в жизни», после чего «нечаянно» забыла дневник в Колиной палатке.

Коля полночи читал Лелину фантастику, а затем свернул вещички и ушел на станцию. На месте его палатки остались лежать Лелин дневник и записка «Прости за все».

Вскоре я встретила у мусоропровода незнакомую девушку — на ней были Колины тапочки и рубашка.

— Меня Милой зовут, — радостно сообщила она. — Я ваша новая соседка.

Леля рыдала три недели и попеременно проклинала то вероломство жениха, то собственную дурость.

— Да я ему рога поотшибаю! — кипятился папа.