Александр Ольшанский - Евангелие от Ивана Страница 24

— Что для тебя дороже: слава большого и уважаемого поэта или же слава мошенника и самозванца, решившего выдать себя за поэта? — поставила вопрос ребром Варварек, испытующе вглядываясь ему в глаза.

Иван Петрович поднял голову, усмехнулся и ответил:

— Не понимаю, где ты тут увидела альтернативу. Если я большой поэт, то таким и останусь в любом случае. Нарисовав мои перспективы, ты тем самым подтверждаешь, что я — Иван Петрович Где-то. И разве можно считать мошенничеством стремление быть самим собой? Подталкивая меня к тому, чтобы я отказался от самого себя, от своей жизни, от своего творчества, ты как раз и предлагаешь стать мошенником.

— Я ломаю голову, как ему помочь, а он меня еще обвиняет! — Варварек от досады даже выскочила из-за стола, подошла к трюмо и, успокаиваясь, пошлепала тампоном с пудрой по носу.

— Зачем ломать голову, — без всяких эмоций, почти нехотя, рассуждал Иван Петрович. — Произошла ошибка. Гоголя, не мне чета, тоже живьем похоронили. Но мою ошибку можно исправить.

— Какой же ты упрямый! — Варварек вернулась за стол. — Кто поверит, что ты Иван Петрович Где-то? Зачем тебе куча неприятностей? Если хочешь, то завтра у тебя паспорт будет на имя хоть Александра Сергеевича Пушкина.

— Мне нужен паспорт, где написано, что я — Иван Петрович Где-то. Если можешь сделать паспорт на имя Пушкина, то почему не можешь сделать паспорт на фамилию Где-то?

— Опять двадцать пять! Неужели непонятно: ты числишься в покойниках, но продолжаешь вдохновенно писать стихи. Я, твоя вдова, разбирая твой архив, нахожу все новые и новые гениальные произведения. Гонорар, по самой высокой ставке, я выплачиваю тебе. Живешь с документами Пушкина или Душкина, а потом, когда наступит подходящий момент, объявляешь: а я, мол, опля, все-таки жив! И наблюдал, как ко мне вы относитесь после смерти. Неужели не интересная интрига? Если не хочешь больше писать стихи, найму бригаду «негров» — напишут, что пожелаю. Может, тебя устроить на самую халявную работу: будешь только числиться, но получать зарплату?

— В фирме «Блю стар»?

У Варварька при упоминании фирмы даже нервно дернулся глаз — отвернулась, сделала вид, что попало веко.

— Если хочется в этой фирме потрудиться, пожалуйста. Только подскажи адрес, как ее найти, — спокойно, почти нараспев сказала она.

— Очень сомневаюсь, что ее тебе надо искать.

После такого заявления Варварек резко повернулась к нему, прямо-таки впилась взглядом в зрачки Ивана Петровича, словно это могло помочь вызнать, что же в действительности ему известно. Она допускала, что Иван Где-то блефует, но и не была уверена, что он находится в полном неведении. Хотя — где и как ему стало что-нибудь известно? В больнице редко приходил в сознание, а после своего воскрешения пил, то возле Белого Дома, то в ЦДЛ — так каким же образом ему стало известно о фирме «Блю стар»? Ходил на свою старую квартиру, и там сказали, что купили ее в фирме «Блю стар»? Вот и все. И Варварек повеселела, наполнила опустевшие рюмки.

Иван Где-то также наблюдал за нею, пытаясь разгадать ход ее мыслей. Он всегда считал ее циничной и прохиндеистой, однако не до такой степени. Продала квартиру, наверное, для того, чтобы рассчитаться с неотложными долгами? Но, судя по новой мебели, дорогому музыкальному центру, компьютеру, картинам, нельзя было сказать, что бедствовала или попала в стесненные обстоятельства. А зачем спектакль с замужеством? Чтобы сделать законной квартирную сделку? Вдова продала жилье покойного мужа — у кого рука поднимется бросить в нее камень? Только деньги за квартиру — для нее вообще-то мелочь. Есть другие мотивы, и очень веские, выдавать его за покойника. Своим воскрешением он основательно спутал ей карты или стал представлять для нее нешуточную угрозу. И его намеки о том, что ему кое-что известно, весьма опасны: если Варварек настаивает на покойницком статусе, то это верный признак того, что она при любом удобном случае отправит его на тот свет.

Можно было, конечно, Ивану Петровичу использовать способности астрального тела или попросить совета у своего альтер-эго, который упрямо утверждал, что именно он и является Иваном Где-то. Но прибегать к чужой помощи да еще к тому же и сверхъестественной было унизительным. Сам разберется, без полтергейстов и ангелов-хранителей.

«В рюмке лошадиная доза клофелина, не вздумай выкушать, умник», — тут же услышал предупреждение, произнесенное неизвестно кем и неизвестно откуда. От неожиданности оцепенел, а потом, взяв себя в руки, встал и как бы рассуждая сам с собой, говорил, направляясь в прихожую и не спеша подбирая слова:

— Господи, что деньги с людьми делают, а? И зачем я вылез из могилы? Лежал бы там спокойно, кормил бы червей — и никаких проблем. А тут не только твою квартиру загнали, но и право на имя собственное норовят отобрать. Вот уж воистину — куда я лез, а куда вылез?

— Не узнаю я в тебе Ивана Где-то, приятель! Да чтоб Иван Где-то встал из-за стола, пока все не выжрал?!.. А еще говоришь, что ты и есть Иван Где-то. Даже на посошок не примешь? — она шла за ним с двумя рюмками в руках.

— Варварек, разве ты забыла: у меня с первых шагов перестройки на клофелин очень сильная аллергия? Спасибо за хлеб-соль, — сказал Иван Петрович и хлопнул дверью.

Глава пятнадцатая

Наконец-то Аэроплан Леонидович узнал подлинную фамилию своего бывшего начальника отдела в НИ-НИ сверхтонких бездоходных технологий. Произошло это так. Ни ему, ни Грише Ямщикову не удалось захватить по два крыла в зданиях на Старой площади. Их оттуда вытурили, заявив, что тут будут располагаться конюшие всенародно избранного Бобдзедуна. Однако два министра — Около-Бричко и Ямщиков — закатили вытуряльщикам крутой скандал. Хотя они сами себя назначили и сами придумали себе по министерству, на вытуряльщиков произвело опасливое впечатление название ведомств — министерство защиты демократии и министерство глубоких демократических и необратимых назад реформ.

Пока они ходили по высоким кабинетам, Аэроплан Леонидович примелькался всем в качестве министра, а Гришу в процессе этих походов назначили начальником полиции Лимитграда, мудро рассудив, что он, как быстрорастущий криминальный авторитет, не хуже всех знает, что нужно для наведения демократического порядка в столице. Гриша поначалу обиделся, заявив, что его из министров кинули в начальники, пусть и полиции, пусть и столичного города. Отдел кадров межанальной группы тут же исправился и в министрах его оставил.

Хотели было и рядового генералиссимуса пера трудоустроить, предложив вакантное место министра тенниса и литрбола, поскольку эти оба вида спорта Бобдзедун обожал. Делая это предложение, начальник отдела кадров подозрительно отводил взор. «С чего бы это?» — насторожился Аэроплан Леонидович и порекомендовал приятеля:

— Вот Григорию Ямщикову тут цены не было бы. По литрболу известный гроссмейстер, а с теннисом мгновенно разберется.

— Он плавать не умеет, — ответил начальник отдела кадров и провел бережно ладонью по прилизанным волосам, боясь побеспокоить пробор, который у него был точь-в-точь как у Бобдзедуна.

— Вы в прямом или переносном смысле?

— В переносном смысле каждый министр обязан превосходно плавать. А в прямом — глубины боится ваш Ямщиков. А вот вы подходите. Особенно костями черепа, поскольку темечком железные борта КамАЗам гнете.

— Это когда было! Еще при большевиках!

— Реформы лишь оттачивают таланты. Тем более, что самосвалы прогибать темечком вас никто не заставляет. Если обыкновенную бутылку на череп примите, разве что-нибудь случится с вашей гениальной головой?

— Нет, нет и еще раз нет, — решительно запротестовал Аэроплан Леонидович.

— А ранг чрезвычайного и полномочного посла хотите?

— Вы что, решили послать меня на три буквы? Не могу сообразить, каким образом увязывается в одно целое теннис, литрбол, умение плавать, крепкая голова и ранг посла?

— Все очень просто, — тяжко вздохнул отдел кадров, — ВИП, если не дать ему выпить, может грохнуть пустой бутылкой по ближайшей голове. И все-таки пошлет за выпивкой, а наутро подпишет указ о присвоении бедняге ранга чрезвычайного и полномочного посла. Нет, он никого не обижает — убежденный, стойкий демократ. Очень стойкий до литра, а после литра не очень лежкий. Активный, когда и стоять не в состоянии. Разве что чудит маненько… А плавать надо, потому как на корабле он иногда воображает себя Стенькой Разиным и, как персиянскую княжну, швыряет какого-нибудь помощника в набежавшую волну. Если выловят, тоже послом на утро назначает, скажем, в Ватикан, чтоб поближе к Богу. Так, может, хорошенько подумаете и решитесь?

— Нет, не могу. Я себя скомпрометировал при М. Дойчеве на ниве борьбы с алкоголизмом. Над Хозяином, чего доброго, из-за меня смеяться станут.