Алексей Колышевский - МЖ. Роман-жизнь от первого лица Страница 25

Размечтался… А что впереди? Что меня ждет? Москва, зима, алкоголь, семейные скандалы, офисная рутина, выедающая мозг. Причем в этот самый офис еще надо ухитриться попасть, не очень-то там меня и ждали. И так всю жизнь? До старости? А как же мечта о свободе? Неужели ей так и суждено остаться мечтой, которая выцветет со временем, как выплаканный глаз старухи? Поистине я чувствовал себя как человек, отсидевший тюремный срок, глотнувший вожделенной свободы и вновь угодивший за решетку. Отчаяние не покидало меня всю дорогу до румынской столицы.

…Прибыв на место, я решил, что называется, «перестраховаться». Выкинул билет на самолет до Москвы и вечером того же дня сел в поезд до Варшавы. На случай, если Руся решила окончательно убедиться, что миллион у нее уже никто не отнимет и никогда за ним не придет, и сама вышла на остатки банды Штефана, сообщив ей путь моего следования.

В Варшаве я задержался на два дня, где бывал в обществе. Ходил по местам моей первой любви, прошел мимо фонтана на набережной Вислы, в котором я когда-то принимал импровизированный душ и стирал белье. Это было в 1991 году, летом, когда я совершенно случайно попал на фестиваль молодежи в Польше по случаю приезда Иоанна Павла Второго. В нашей разношерстной группе была девушка… Я до такой степени полюбил ее, что был, кажется, готов ради нее даже отдать собственную жизнь, чего не случалось со мной более ни разу. Но взаимной моя страсть не стала, я напрасно униженно выпрашивал знаки внимания, они доставались не мне, но это стало для меня хорошей жизненной школой. Да и притупило некоторые зашкаливающие органы чувств. Главным душевным качеством для меня с тех пор является хладнокровие. Во всяком случае, в отношениях с женщинами. Да, я люблю, я способен любить, но безрассудство давно не живет даже рядом со мной. Может, мне не везет, но вокруг себя я всегда видел одну сплошную женскую практичность. Мечтаю до сих пор встретить безбашенную, как и я сам, но верную и умную, молодую и красивую. Друга, одним словом. И не верю в то, что это невозможно. Может быть, я плохо искал? Может быть, вообще не там искал? Может быть, надо все бросить к чертям собачьим и мчаться куда-нибудь в Южную Америку? А стоит ли искать? Тратить себя на поиски того, кто, возможно и не существует?

Я возвращался домой после почти что годового отсутствия. За это время моя дочь подросла и ей исполнилось шесть лет, и я физически ощущал тоску по ней и Лере. Верным спутником каждого мужчины, когда он находится вдали от дома, является мастурбация, сопровождающаяся появлением на черном ночном потолке волнующих образов желанных женских тел порнозвезд, случайных знакомых. Я любил Леру, и на потолке очень часто появлялась она. После того, как все заканчивалось, я мысленно долго целовал ее в губы, как делал всегда после нашего секса, и пусть это было лишь жалким суррогатом, но я знал, что я не позволяю чему-то рваться. Чему-то, что, как мне казалось, было между нами. Я сильно идеализировал свою жену. Через несколько минут после моего возвращения домой жаркие объятия сменились ужасным скандалом, прямо на глазах у несчастного ребенка. Я не был инициатором этого скандала. По крайней мере, напрямую. Я просто вернулся домой в день своего рождения и хотел пригласить свою маму к нам в дом, отпраздновать его. Они с Лерой всегда тихо ненавидели друг друга. При вынужденном общении они были сама любезность, но от каждой из них в отдельности мне постоянно приходилось выслушивать оскорбления в адрес объекта ненависти. Причем в устах Леры, которая никогда не скупилась на тяжелые площадные слова и мастерски складывала их в целые тирады, эти оскорбления звучали столь чудовищно, что я, казалось, сходил с ума. Эта брань в адрес моей мамы явилась основой для фундамента нашего будущего расставания. Нельзя, никогда нельзя говорить своему супругу плохо о его родных. Даже если этот супруг и не покажет вида, в душе его все равно будут посеяны семена неприязни. Лера тогда высказалась о моей маме в очередной раз. Кажется, она назвала ее «сморщенной высохшей мразью» или что-то в этом духе. И я, так долго бывший в разлуке со своей женой, соскучившийся и совершенно забывший все ее плохие стороны, не выдержал. Такое быстрое возвращение в реальность стало непереносимым ударом для моей психики, и я заплакал. Я был настолько разочарован, подавлен, растоптан этими страшными словами, что сел у входной двери и заревел. Лера бесновалась подобно фурии, а я плакал. Плакал оттого, что я понял, я очень быстро и болезненно осознал, что свобода, которая была почти рядом в течение почти целого года, а иногда, как мне казалась, даже являла свое присутствие в полном объеме, теперь ушла настолько далеко, что необходимо совершить что-то из ряда вон выходящее. Что-то, что находилось за пределом моих тогдашних возможностей, чтобы вернуть ее.

Вновь начались серые московские будни. За несколько прошедших после моего возвращения месяцев мы купили новую квартиру, сделали в ней ремонт и переехали. Деньги закончились, и я даже занял у сестры немного. Нужен был какой-то источник дохода, и я не придумал ничего более оригинального, чем купить газету с объявлениями о работе. Среди различных объявлений вроде «требуется менеджер по продажам» я нашел одно, содержащее предложение о поиске «специалиста по снабжению в сеть супермаркетов». На дворе стоял июнь 1999 года, в кармане тоскливо пели дрозды, и я позвонил по телефону в этом объявлении. Все произошло очень быстро: в тот же день мне позвонили и пригласили на собеседование, через день последовало еще одно, а через неделю я стоял перед входом в роскошный офис одной очень и очень известной иностранной компании, курил сигарету за сигаретой и ждал девяти часов утра, времени начала рабочего дня. Особенной радости я не испытывал. А уж если подумать о заработной плате в семьсот долларов, то ее и вовсе не должно было быть. Но я нервно курил оттого, что ощущал вокруг себя запах денег, который я чувствую всегда там, где эти деньги есть в достаточном количестве. Я нервничал еще и оттого, что мне предстояло выработать систему побочных заработков, и сделать это мне предстояло довольно быстро. Функции Байера я представлял в довольно общих чертах, но я сразу понял, что то место, которое мне досталось, является идеальным с точки зрения коррупции, а это было именно то, что мне было нужно. Я курил и не предполагал, что, выбросив в урну сигарету и толкнув от себя стеклянную входную дверь, я толкнул свою жизнь и с тех пор она пойдет совершенно в другом, чем ранее, направлении.

Отливы и приливы

Это была хотя и не вполне полноценная, но компенсация молдавской утраты. Внутри организации я был обыкновенным клерком за семьсот долларов, но снаружи я был парнем-который-решает-вопросы. И одновременно парнем-который-«берет». Да, я стал взяточником. Я решал вопросы тех, кто мне платил, и решал их эффективно. Инструментов для этого было несколько. Во-первых: я был как раз тем парнем-который-сидел-на-бюджете. То есть распределял своим поставщикам деньги за проданный товар, а денег всегда не хватало.

Я брал от трех до пяти процентов в месяц за перечисленную сумму – это было довольно скромно, если принимать во внимание, что процент отката в организациях, распределяющих государственный бюджет, составляет двадцать пять процентов. Затем я вводил в систему новые товары и брал за это немалые деньги. Организовывал различные promo и также зарабатывал на этом. Семьсот долларов, которые я получал в качестве зарплаты, я мог запросто потратить на ужин в ресторане «Эльдорадо». Мой месячный доход на новом месте составлял пятнадцать-двадцать тысяч долларов, и при этом поначалу я играл роль честнейшего и неподкупного сотрудника. Я имел тайные отношения с пятью или шестью торговыми компаниями, чьи интересы не пересекались, то есть с теми, кто не конкурировал между собой по группам товаров. В качестве дойных коров выступали: одна из крупнейших пивных компаний, водочная, компания–импортер вин из Грузии, компания–импортер вин из Молдавии и компания–импортер вин из дальнего зарубежья. Я много шлялся по ресторанам с различными людьми, которым от меня было нужно продвижение их товара, они поили меня, обещали все мыслимые и немыслимые блага. Жизнь приобретала весьма и весьма привлекательную окраску. Лера была рада деньгам, но не рада моей вечно поддатой физиономии, поэтому скандалы не только не прекратились, но и стали более частыми. Я почти физически ощущал необходимость нового романа. Именно серьезного романа, а не мелкой интрижки. Помимо качественного секса, что подразумевалось само собой, я хотел всего того, что не давала мне Лера: общения, понимания, сочувствия и романтики. Пьяной сладкой романтики, безумного адюльтера, повторения ощущений молодой первой влюбленности. Более точно, чем это передано в моих стихах того времени, собственное состояние и настрой я передать, наверное, не смогу: