Ирвин Шоу - Богач, бедняк. Нищий, вор. Страница 25

— Благодарю вас, мисс Джордах, — послышался унылый голос Николса. — Прекрасно. Завтра зайдете ко мне, и мы заключим контракт.

Оказывается, все так просто. Она сразу же перестала краснеть.

Вилли сидел один за стойкой в маленьком полутемном баре «Алгонквин» и пил виски. Он сразу заметил ее и повернулся на крутящемся табурете.

— Наша красавица похожа на красавицу, только что получившую в театре «Беласко» роль, раскрывающую извечную женскую тайну. Я цитирую. — За обедом он и Мэри-Джейн долго хохотали, когда Гретхен пересказала им свой разговор с Николсом.

Она села рядом на табурет.

— Ты угадал. Перед тобой будущая Сара Бер.

— Она бы никогда не справилась с такой ролью. У нее была деревянная нога. Будем пить шампанское?

— А где Мэри-Джейн?

— Ушла. У нее свидание.

— В таком случае пьем шампанское. — И они оба рассмеялись.

— У нас сегодня большой выбор, — сказал Вилли. — Мы можем остаться здесь и пить всю ночь. Можем где-нибудь поужинать. Можем заняться любовью. Можем пойти в компанию. Ты любишь вечеринки?

— Не знаю. Мне редко приходилось на них бывать, — ответила Гретхен, пропуская мимо ушей предложение заняться любовью. Вилли все обращал в шутку, и трудно было сказать, когда он говорит серьезно. Наверное, даже во время войны он умудрялся находить что-то смешное в рвущихся снарядах и самолетах, падающих вниз с горящими крыльями.

— В таком случае решено. Идем в компанию, — заявил Вилли. — Но торопиться некуда. Там будут гулять всю ночь, поэтому, прежде чем ринемся в безумный водоворот удовольствий, я бы хотел кое-что о тебе узнать. — Он налил себе еще шампанского. Рука у него слегка дрожала, и бутылка, стукаясь о край бокала, выбивала мелодичную дробь.

— Что именно ты хочешь узнать?

— Начнем с самого начала. Место жительства?

— Общежитие Христианской ассоциации молодых женщин.

— Боже мой, — простонал он. — Как ты думаешь, если я надену женское платье, у меня есть шанс сойти за юную христианку и снять комнату рядом с твоей? Я ведь маленький и к тому же блондин — когда небрит, щетина почти незаметна. А мой отец всегда мечтал о дочери.

— Боюсь, ничего не выйдет. Старуха, которая выдает нам ключи, может за милю отличить парня от девушки.

— Так. Пойдем дальше. Как у тебя с мужчинами?

— В настоящий момент я одна, — после некоторого колебания ответила Гретхен. — А ты?

— По Женевской конвенции военнопленный обязан сообщить только свою фамилию, ранг и личный номер. — Он улыбнулся и положил свою руку на ее. — Но я скажу тебе все. Я обнажу свою душу. Я расскажу тебе о том, как еще в колыбели хотел убить своего отца; как до трех лет меня не отнимали от материнской груди; расскажу, что мы с мальчишками вытворяли за амбаром с дочкой соседа. — Неожиданно лицо его посерьезнело. Он откинул волосы с высокого выпуклого лба. — И кстати, уж лучше тебе об этом узнать сейчас, чем потом. Я женат.

Шампанское обожгло ей горло.

— Пока ты шутил, ты мне больше нравился.

— И самому себе тоже, — серьезно сказал он. — Но все не так безнадежно. Я сейчас пытаюсь с ней развестись. Мамочка нашла себе другие развлечения, пока папочка играл в солдаты.

— А где она… твоя жена? — Ей было трудно произнести это. — Как нелепо, — подумала она. — Я знакома с ним всего несколько часов.

— В Калифорнии, в Голливуде. Похоже, я неравнодушен, к актрисам.

— И давно ты женат?

— Пятый год.

— Кстати, а сколько тебе лет?

— А ты обещаешь, что не бросишь меня, если я скажу тебе правду?

— Какие глупости. Ну сколько?

— Целых двадцать девять. О господи!

— При дневном свете я дала бы тебе года двадцать три, — удивленно покачала головой Гретхен. — А чем ты занимался до войны? Откуда ты знаешь Николса?

— Помогал ему в двух постановках. Я — зенитная артиллерия. Занимаюсь рекламой. Самое противное занятие в мире. Хочешь, чтобы твой портрет попал в газету, девочка? — Отвращение в его голосе было неподдельным. — Уходя в армию, я надеялся наконец-то отделаться от этой работы, но начальство ознакомилось с моим личным делом и определило меня в службу информации. Меня следует арестовать за то, что я ношу офицерское звание. Хочешь еще шампанского? — Вилли налил им обоим. Горлышко бутылки жалобно зазвенело льдинкой о бокалы. Пожелтевшие от никотина пальцы дрожали.

— Но ты же был за границей… Ты же летал, — настаивала Гретхен. За обедом он рассказывал о своих полетах в Англию.

— Всего несколько вылетов, достаточных для того, чтобы получить медаль, благодаря которой я не чувствовал себя в Лондоне раздетым. Я летал пассажиром и восхищался тем, как воюют другие.

— Но как бы там ни было, тебя тоже могли убить. — Гретхен хотелось вывести его из этого мрачного состояния. — Когда ты собираешься увольняться из армии?

— А я и так уже в бессрочном отпуске. Форму ношу просто потому, что в ней бесплатно пускают на спектакли. Кроме того, мне надо два раза в неделю ездить в госпиталь лечить спину, а без формы никто не поверит, что я капитан.

— Лечить спину? Ты был ранен?

— Не совсем. Мы слишком энергично приземлились, и нас тряхнуло. Пришлось потом перенести небольшую операцию. Лет через двадцать я буду всем рассказывать, что этот шрам у меня от шрапнели.

Вилли расплатился, и они вышли из бара.

Стоявшая весь день невыносимая жара спала. Дул слабый ветерок. Над небоскребами высоко в угасающем небе плыл бледный фарфоровый месяц. Они шли по улицам, держась за руки.

Остановились перед книжным магазином. На витрине были выставлены новые пьесы. Одетс, Хеллман, Шервуд, Кауфман и Гарт.

— Литературная жизнь, — вздохнул Вилли. — Должен признаться в одном грехе. Я пишу пьесу. Как и все остальные зенитчики-рекламщики.

— И когда-нибудь твоя пьеса будет лежать на витрине, — сказала она.

— Дай-то бог! А ты хорошая актриса?

— Я актриса одной роли… Извечная женская тайна.

— Цитирую, — подхватил он, и оба рассмеялись.

Вечеринка устраивалась на Пятьдесят пятой улице между Лексингтон— и Парк-авеню. Когда они проходили через Парк-авеню, из-за угла выскочило такси. Из него вышла Мэри-Джейн и бегом устремилась к стоящему неподалеку пятиэтажному дому.

— Мэри-Джейн, — сказал Вилли. — Ты видела?

— Ага.

Они замедлили шаг. Вилли внимательно посмотрел на Гретхен.

— Знаешь, у меня идея. Давай не пойдем ни в какую компанию, а устроим свою собственную вечеринку.

— Я ждала, когда ты это предложишь, — призналась Гретхен.

— Рота, кру-у-гом! — скомандовал он, ловко повернулся и щелкнул каблуками. Они зашагали обратно, в сторону Пятой авеню.

В баре «Дубовый зал» они выпили мятного джулепа из холодных оловянных кружек. Потом вышли на улицу и сели в двухэтажный автобус, идущий в цр. Они устроились на верхнем этаже. Вилли снял пилотку. Ветер тут же растрепал ему волосы, и он стал выглядеть еще моложе. Гретхен хотелось притянуть его, положить его голову себе на грудь и поцеловать в макушку, но вокруг было слишком много людей.

Сойдя на Восьмой улице, зашли в ресторан «Бревурт» и уселись за столик на открытой веранде. Вилли заказал мартини. «Для аппетита», — пояснил он, потом они ели дыню, жареного цыпленка и пили калифорнийское красное вино. Почти всю бутылку он выпил сам. Он много выпил за этот день, но казалось, выпитое никак на него не действует. Глаза у него оставались такими же ясными, язык не заплетался.

Они молчали и глядели друг на друга. Если я его срочно не поцелую, думала Гретхен, меня увезут в сумасшедший дом.

После кофе Вилли заказал по рюмке коньяку. Сколько же он истратил за сегодняшний день? Гретхен прикинула в уме — никак не меньше пятидесяти долларов!

— Ты богатый? — спросила она, когда он расплачивался.

— Духовно. — Вилли перевернул бумажник дном вверх. На стол выпали шесть бумажек — две по сто долларов и четыре по пять. — Все состояние Вилли Эббота, — сказал он. — Хочешь, чтобы я не забыл о тебе в своем завещании?

Двести двадцать долларов! Гретхен была потрясена, Даже у нее самой на счету в банке лежало больше — то, что осталось от бойлановских восьмисот долларов, — и тем не менее она никогда не позволяла себе пообедать больше чем на девяносто пять центов. Неужто она вся в отца? От этой мысли ей стало не по себе. Вилли собрал деньги и небрежно сунул их в карман.

— Война показала мне, чего они стоят.

— А родители у тебя богаты? — снова спросила Гретхен.

— Отец служил таможенником на канадской границе, — ответил Вилли. — К тому же он был честным. Нас было шестеро детей. Мы жили как короли. Мясо три раза в неделю!

— А меня деньги волнуют, — призналась Гретхен. — Я видела, во что бедность превратила мою мать.