Александр Кабаков - Камера хранения. Мещанская книга Страница 25

Хуже всего складывалась судьба сменившей хозяев посуды. Ее хрупкая сущность подталкивала к самоуничтожению, и звон разбиваемых сервизов непременно вливался в прочую музыку революции…

Потом, как говорится, прошли годы, потом годы стали считать на десятки и пятерки поражения в правах…

Вещи снова сменили хозяев, снова полетели на пол фарфор и хрусталь…

И наконец настала передышка, кого-то выпустили, кого-то не посадили, хотя вполне могли бы, дали однокомнатную малогабаритку, пошли гости…

Тут и понадобились уцелевшие черепки и всё-всё-всё, в чем можно подать на стол то, что удалось достать…

Я попытаюсь вспомнить эту сервировку.

Оливье делали много, так что очень кстати была огромная кузнецовская супница из сгинувшего сервиза на 48 персон. Раскладывали салат мельхиоровым, неизвестного назначения черпаком, инициалы на котором не совпадали с теткиными. Небольшая селедочница со стертой, вроде бы мейсенской маркировкой отлично легла под шпроты «елочкой». Что до икорницы, то в нее как раз полностью вывалилась банка крабов, слегка пересохшая камчатская chatka вместе с солоноватым соком и прокладками из вощеной бумаги.

В хрустальную вазу для фруктов, настоящую баккара, положили домашнего маринования огурчики и чуть не разгрохали, когда все одновременно потянулись за лучшей в мире закуской.

Водку – в граненые лафитнички из Гуся-Хрустального: похоже, что была заказана партия для вокзальных буфетов первого класса. Вино – под кокетливое дамское «хватит!» – в ликерные «наперстки». Коньяк – в узкие фужеры для шампанского. И цветные, сапфировые и рубиновые, резные кубки неизвестно для чего стоят посреди стола пустые…

А теперь – чай! Из кобальтовых чашек, и сахарница тоже синяя, и заварочный чайник, вот только крышка его из гладкого желтоватого тяжелого фаянса… Правда, кое-кому чашек не досталось, приходится по-железнодорожному обжигаться тонким стаканом в жестяном подстаканнике с выштампованным паровозом, или Кремлем, или флагами вперемешку с пушками. Иногда подстаканник может оказаться серебряным, подаренным к юбилею…

Тарелки же почти все десертные, уродливо кривые, буро-серые с буро-зелеными листиками по краю и суровой надписью «Общепит»…

Как они попали в приличный дом?! А вот так и попали. Как вилки и ножи с чужими инициалами, как осколки чьего-то сервиза, как черепки жизни. Все так или иначе кем-то ворованное.

Но, если честно, – мы совсем не думали об этом тогда.

Куда без шапки пошел?!

Ильф и Петров в своих путевых записках «Одноэтажная Америка» описали как одно из поразительных явлений распространившуюся в тридцатых годах молодежную американскую моду ходить даже в холодное время и под дождем с непокрытой головой. Именно моду и именно молодежную. А старшее поколение в Новом Свете, как и в Старом, включая страну окончательно победившего все обычаи социализма, еще и в пятидесятые годы не мыслило появиться на улице без шляпы (почтенные буржуа-служащие) или кепки (пролетарии и кое-кто из богемы). Здороваясь со знакомыми, воспитанные люди приподнимали щепотью, за переднюю выпуклую складку шляпу или за козырек кепку. В Америке полагалось снимать головной убор в присутствии женщин – впрочем, в офисах женщин за женщин не считали и ходили при них в шляпах…

С непокрытой головой не появлялся на людях и слабый пол, что в СССР, еще не вполне переставшем быть Россией, поддерживалось традициями всех главных и не совсем истребленных религий – православия, ислама и иудаизма. Впрочем, работница в повязанной углом назад косынке, как правило, из красного коммунистического ситца, или модница в шляпке, державшейся на прическе с помощью десятка шпилек, меньше всего думали о конфессиональных правилах – просто непокрытая женская голова считалась неприличием с давних времен, и никакие революционные перемены это не отменили.

Следует особо отметить: шляпы и шляпки, кепки и косынки носили не ради защиты от холода или дождя – их носили исключительно по традиции, как, например, и галстуки, давно утратившие первоначальную функцию защиты груди и шеи от ветра, и в качестве бесполезного, но важного элемента официальной мужской одежды дожившие до нынешних дней…

Итак, шляпы.

Самое удивительное заключалось в том, что их, одни и те же, носили круглый год. Фетровое или – с бархатистой поверхностью, подороже – велюровое сооружение было опоясано по линии перехода тульи в поля лентой из рубчатого плотного шелка, называвшегося «репс». В жару фетр и велюр промокали по́том насквозь, так что мужчины, не слишком следившие за собой и просто не имевшие материальных возможностей, а потому не менявшие шляпу каждый сезон, ходили с некрасивыми разводами на шляпной ленте. Разводы эти были безошибочной приметой старых неряшливых холостяков и не придававших значения внешности, не от мира сего ученых мужей… К слову: приверженность образованного сословия шляпам породила популярный в тесноте общественного транспорта упрек «а еще шляпу надел!».

Цвета мужских шляп соответствовали мрачной гамме мужской одежды вообще: черный, синий, серый, коричневый… Одно время – конец сороковых и первая половина пятидесятых – вошли в обиход темно-зеленые шляпы из особо тонкого велюра с мягко свисающими полями. Зеленая шляпа была отличием и презрительным прозвищем легкомысленных бонвиванов, пижонов. Их следует отличать от стиляг, по американской моде и по причине несовместимости с набриолиненной прической-«кок» шляп вообще не носивших, – о них мы уже вспоминали и еще поговорим отдельно.

Особо стоит сказать о шляпах начальства, тон которым задавали те, кто стояли 7 ноября и 1 мая на трибуне ленинского (впоследствии на недолгое время ленинско-сталинского) мавзолея. Вряд ли можно было найти на Земле другой набор столь безобразных головных уборов. Надевались они каким-то особым коммунистическим образом, так что торчали на выдающихся головах перевернутыми горшками, а поля их загибались самыми противоестественными способами. Так что даже самые благообразные из вождей выглядели, по народному определению, «пыльным мешком пришибленными». Рекорд уродства представляла шляпа Берии, всегда надвинутая по самые уши, из-под которой видно было только пенсне…

Что до женских шляпок, то кроме уже упомянутых в рассказе о типичной прихожей менингиток и таблеток с вуалями распространены были чалмы, скрученные из шелка почти аутентично, шлемы с плотно прилегающими «ушками» и некие подобия мужских, с широкими полями и лентой, завязанной сзади большим бантом. Последние решались носить только актрисы и прочие дамы художественных занятий.

Можно было бы перечислять бесконечно, поскольку фасонов женских шляп было существенно больше, чем мужских. Но именно поэтому перечисление затруднительно: каждая шляпка была не похожа ни на какую другую и не поддавалась типологической классификации. Делали женские шляпки мастерицы-шляпницы, профессия эта была почтенной и весьма востребованной, не меньше, чем профессия белошвейки, специализировавшейся на корсетах-грациях или бюстгальтерах, чем мастерство сапожника-кустаря или подпольного ювелира, не боявшегося уголовной статьи и переплавлявшего золотой фамильный лом в новенькие сережки и только-только возвращавшиеся в жизнь обручальные кольца… В витринах шляпных мастерских торчали фетровые колпаки – заготовки будущих шляп, и шляпница натягивала такой колпак на болванку, как бы на женскую голову, придумывая будущий фасон.

Место и время, где и когда советский трудящийся позволял себе шляпу легкомысленную, прохладную, из плетеной соломки, естественного кремового цвета или крашеной (особой любовью красавиц пользовались черные соломенные шляпки), – исключительно санаторий или дом отдыха, где проходил полноценный трехнедельный отпуск. Ввиду общей скудости одежд товарищам отдыхающим при летнем заезде в некоторые санатории – в частности в военные, где отдыхал и лечился отец, – выдавали белый полотняный костюм вроде моряцкой робы. К такому наряду полагалась казенная же полотняная панама… А в здравницах, где отдыхали самые заслуженные трудящиеся, например в санатории Совета министров и, с другой стороны, в шахтерском, раскинувшемся рядом с нашим, военным, об эстетической стороне отдыха заботились настолько, что одевали «санаторно-больных» (истинное наименование!) в спальные пижамы из полосатого атласа. Прекрасно помню мужественных темнолицых обитателей шахтерского курортно-санаторного учреждения, гуляющих по аллеям экзотических растений в томных спальных нарядах лилово-зеленой расцветки. Поскольку к пижамам панамы не выдавались, их счастливые временные обладатели покупали соломенные шляпы – здесь же, в магазинах «Курортторга».

Сильное впечатление производили пары – впрочем, редкие, поскольку руководство предполагало правильным отдых поодиночке, отсюда изобилие анекдотов и трагических историй о курортных романах… Да, пары выглядели поразительно: кавалер в пижаме и классической строгой соломенной шляпе с дамой в маленькой шляпке из черной или синей соломки и вечернем платье из крепдешина, часто до земли, или в шелковом комбинезоне с широчайшими штанинами – распространенная летняя мода начала пятидесятых…