Мария Арбатова - Меня зовут Женщина Страница 25

Во-первых, ни в одной стране мира не относятся с таким серьезом к культуре и к себе в культуре, как у нас. Во-вторых, любовь назначать «лучших и талантливейших» — чисто советский удел, а строить свою жизнь как поддержание этого тезиса — это уже наше советское клиническое поведение, заменяющее нам нормальную жизнь, как садомазохисту акт борьбы заменяет акт любви. С театром ясно, да он и не по карману. Опера? С приглашенными звездами, которые к нам не заезжают, хотелось бы копья поломать, но обмененных на двоих денег хватит на плохонький билет. На один! Так что каковы бы ни были духовные запросы, родное правительство оставило для вас только вход в благотворительные магазины тряпок и слайды, на которых вы улыбаетесь всеми зубами на фоне двухэтажного голубого автобуса с рекламой водки «Горбачев».

По поводу моды на зарубежное образование тоже стоит подумать, собственно, она и погнала нас в вояж. Устав от гражданской войны с собственной школой, в которой преподавательница географии разбила однокласснику наших детей голову, и ни РОНО, ни «Комсомолка», ни Господь Бог не призвали ее к покаянию, мы решили отдать Петю и Пашу в западный колледж, чтоб они закончили среднее образование с целыми головами.

Увы, Итон, прообраз Оксфорда и Кембриджа, произвел тягостное впечатление. Зеленая лужайка, каменные скамейки, как в бане, трогательная форма, интернатская система обучения и отсутствие в глазах студентов и школьников того, ради чего, собственно, мы так далеко и везли Пашу и Петю. Такие зажатые, замученные, перепуганные лапочки, только без пионерских галстуков. Путь к внутреннему комфорту ребенка там также лежит через семью, а не через страну, а семья европейская так же плевала на ребенка, как и наша, она только лучше его упаковывает.

Рональд, бывший директор колледжа, при всем своем патриотизме согласился со мной. Англия, как и всякая страна, состоит из людей, а нам из-за нашей колючей проволоки кажется, что люди состоят из страны. Единственный человек в Лондоне, доверить которому можно было бы воспитание детей, — это Рональд, но Рональд — такое же отклонение от нормы в Англии, каким был бы в СССР. Я знаю о нем сто историй.

Например, история о том, как готовилась демонстрация всех учеников города против атмосферы в колледжах. У Рональда в колледже была предельно демократическая атмосфера, но, видя детское бурление и гудение, он немедленно собрал их и сказал: «Я — старый политический волк, я приветствую вашу политическую активность и хочу поделиться с вами опытом». Далее рассказал о том, как лучше выбирать забастовочный комитет, организовывать демонстрацию, писать плакаты и т. д. Поблагодарил за внимание, пожелал успехов и оставил их для дальнейших самостоятельных действий, предоставив в распоряжение здание колледжа. В день демонстрации колледж Рональда единственный работал как обычно, это было решение забастовочного комитета.

— Я был доволен, они одновременно и побыли самостоятельными, и получили знания, — сказал Рональд.

Один четырнадцатилетний бой явился в колледж после каникул с волосами, лежащими на плечах. Рональд сделал вид, что не заметил этого. Тогда бой подошел к нему и спросил:

— Сэр, как вам нравятся мои длинные волосы?

— Мне не нравятся ваши длинные волосы, но ведь вам тоже не нравятся мои короткие, — ответил Рональд.

— Но ведь вы можете заставить меня подстричься. — настаивал бой.

— Я — директор колледжа, и моя задача воспитать вас самостоятельным человеком. Как же я могу заставлять вас?

На следующий день бой пришел с короткой стрижкой и виноватой улыбкой. Рональд вышел из Коммунистической партии, как только понял, что ею руководят из Союза. Рональда нельзя назвать безупречным англичанином, его можно назвать только безупречным Рональдом. Человеком, общение с которым воспитывает на всю жизнь.

Самое красивое в Англии — это Вестминстерское аббатство, переполненное великими тенями, бродящими в сумраке мраморных кружев.

— Паша, Петя, смотрите, это трон английской королевы.

— Такой ободранный?

— Он очень древний и очень строгий. В нем сидели все короли Англии.

— А кто на нем выцарапывал свои инициалы?

— Одно время он стоял неогороженный, и посетители ножами вырезали свои имена и даты. Это не страшно, в этом даже есть какая-то демократичность, — говорит Пнина.

Переглядываемся: живущие в стране, исписанной матом вдоль и поперек, мы представляем себе демократичность по-другому.

— И вот на этой неудобной деревянной штуке сидит Королева?

— Да. Его несут к месту церемонии. Наша королева такая милая, а эта стерва Тэтчер унижает ее. Она сама определяет бюджет дворца, эта плебейка! Сейчас мы заедем к ее резиденции, — обещает Пнина.

Домика на Даунинг-стрит, нещадно демонстрируемого программой «Время», мы так и не видим. Носы наши утыкаются в такую серьезную решетку и такое количество полиции, что уж какой там домик. Около нас буквально обыскивают телевизионщиков. Конечно, премьер-министр, покушения и все такое, но после заслонов у резиденции Тэтчер Горбачев, разгуливающий в толпе, выглядит просто графом Монте-Кристо. Вежливые по всей Англии полицейские стоят здесь фиолетовые от злости. Лондонцы говорят, что если начнут бомбить остров, единственное, что устоит, — это решетка резиденции.

Вообще же английская полиция выглядит и ведет себя очень мило. Особенно это касается ее женской половины. Красотки в полицейских чепчиках круглые сутки охотятся за непаркованными машинами. Автомобиль может стоять на улице не больше пяти минут, с первой секунды шестой минуты платите штраф. Так что катайтесь час, ищите свободное место на платной стоянке хоть в километре от нужного пункта, а потом плетитесь до него пешком. Уж больно Англия тесна, чтоб машины стояли на улице, уж больно англичане дисциплинированны, чтоб спорить с девицами-полицейскими, уж больно девицы честны, чтоб накидывать лишнюю секунду.

— Сегодня мы обязательно едем в Виндзор! Нельзя побывать в Англии и не увидеть дворца Виктории!

Едем в Виндзор. Потрясают антикварные магазины. Таких антикварных просто не бывает, это — театры, а не магазины. Садишься за фисгармонию, оборачиваешься на себя в дымчатое витиеватое зеркало и натыкаешься в нем на нежную улыбку продавца.

— Если вы русские, передайте привет Горбачеву. Он: хороший парень. Я был в Ленинграде, это самый красивый город в мире. Он раздавливает своей красотой. И не надо тратить столько денег на оружие. Мы хотим с вами дружить, а не воевать, — говорит продавец в одном из антикварных.

Самый дорогой ресторан в Англии находится тоже в Виндзоре, в отреставрированном домике четырнадцатого века. Заглядываю внутрь. Мило, всего четыре столика, непонятно, чем там таким кормят, но все очень; приветливы.

Вокзалу, на который когда-то прибыла Виктория, усилиями мадам Тюссо возвращена жизнь. Расставленные куклы сначала веселят, потом удивляют и, наконец, пугают совершенством.

— Я не могу сидеть с ними на одной скамейке, — говорит Паша. — Они как покойники. Нет, они хуже покойников.

Восковая Виктория сидит перед вечно горящим камином, восковые мальчишки выкрикивают газетные новости, восковые лошади танцуют под восковыми всадниками, восковой Диккенс обращается с трибуны, юная восковая Виктория соглашается взойти на королевский трон. Очарованные и подавленные, вы выходите с этого некрофильского праздника и страстно ищете глазами живых людей.

Когда возвращаемся домой, выясняется, что плащ Рональда провалялся всю ночь в плохо закрытом багажнике машины и до ниточки промок. Чтобы никого не огорчать, Рональд проходил в мокром плаще по февральскому Виндзору целый день. Его знобит, но он счастливо улыбается. Это колониальное воспитание.

— Дорогая, сегодня мы обедаем с тобой в африканском ресторане с секретарем общества дружбы Англии и СССР. Это очень важно для твоих дел, — строго смотрит на меня Пнина.

Какие там дела, прекрасно понимаю я. Их в Англии не интересует собственная современная драматургия, будут они заниматься моей! На фразу «я пишу пьесы» в десяти случаях из десяти они спрашивают, сколько фунтов в неделю я могу за это выручить. Всякие песни об альтернативной культуре, советском андеграунде вызывают у них глубокую зевоту. В украинском селе, где мы купили дом, нас с пристрастием допросили, кто мы такие, что имеем возможность отдыхать целое лето. «Саша — певец, а я — писатель», — виновато объяснила, я. Про мужа поверили, услышав, как он по утрам распевается, разгоняя своими верхами и низами окрестных гусей, а по поводу меня сурово объяснили, что нет такой работы «писатель», что если я — спекулянтка, то надо так прямо и говорить, тогда они мне закажут ковер привезти, и нечего косить молодой бабе под какого-то там «писателя».

Англичане разговаривали примерно так же: «Вы писатель, а какой у вас еще бизнес?», быстро отбив охоту беседовать о делах. Однако если Пнине приятно покровительствовать, то я готова идти в любой ресторан. Оказываемся в каком-то бедном районе. Выбитые стекла, горы мусора, ободранные ребятишки на роликах. Негр со стеклянными от наркотиков глазами продает сказочно дешево зонтики диких расцветок.