Светлана Шенбрунн - Розы и хризантемы Страница 26
- Категория: Проза / Современная проза
- Автор: Светлана Шенбрунн
- Год выпуска: -
- ISBN: -
- Издательство: -
- Страниц: 139
- Добавлено: 2018-12-08 10:10:16
Светлана Шенбрунн - Розы и хризантемы краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Светлана Шенбрунн - Розы и хризантемы» бесплатно полную версию:Многоплановый, насыщенный неповторимыми приметами времени и точными характеристиками роман Светланы Шенбрунн «Розы и хризантемы» посвящен первым послевоенным годам. Его герои — обитатели московских коммуналок, люди с разными взглядами, привычками и судьбами, которых объединяют общие беды и надежды. Это история поколения, проведшего детство в эвакуации и вернувшегося в Москву с уже повзрослевшими душами, — поколения, из которого вышли шестидесятники.
Светлана Шенбрунн - Розы и хризантемы читать онлайн бесплатно
— Что это? — спрашиваю я.
— Мощи, внученька, — говорит бабушка.
— Что это — мощи?
— Нетленные останки святого Пафнутия!
— А это что?
— Где?
— Вот там…
— Это чтобы жертвовали на церковь.
— А где Бог?
— Бог везде, внученька!
— Везде? И вот тут?
— Везде!
— А почему я его не вижу?
— Потому что он в нас! — говорит бабушка.
Я не понимаю:
— Как это — в нас?
— И в тебе, и во мне, и вокруг! Он нас видит, а мы его — нет.
Старухи наклоняются над ящиком, крестятся, целуют стекло. Бабушка подталкивает меня. Мне противно целовать ящик — после всех старушечьих ртов, но я все-таки слегка касаюсь его губами — чтобы не огорчать бабушку. Потом старик с бородой и в красивом платье дает мне какую-то таблетку и немного сладкой водички. Я вижу картину — голый человек не то стоит, не то висит, прислонившись спиной к какой-то деревяшке, склонив набок голову и раскинув руки.
— Бабушка, кто это?
— Иисус Христос, внученька, — говорит бабушка.
— Почему у него нет одежды? Он бедный?
— Он — не бедный, он — Боженька.
— Бог?
— Бог. Господь Бог наш — Иисус Христос.
— Ты сказала, его нельзя видеть…
— Нельзя. Но он — в трех лицах!
— Как это?
— Бог Сын, Бог Отец и Бог Дух Святой!
— Три бога?
— Бог — един! В трех лицах — един!
Нет, это невозможно понять.
Мы наконец выбираемся наружу.
— Бабушка, — спрашиваю я, — если Бог везде, зачем ты ходишь в церковь?
— Так надо, — говорит бабушка. — Чтобы причащаться. И молиться.
— Разве ты не можешь молиться дома?
— В церкви учтивее!
— Мама, как это — Бог Дух Святой?
— Не болтай ерунду, — говорит мама.
— А тот Бог, что выгнал Адама и Еву из рая, — он сын, отец или дух святой?
— И отец, и дух святой. Пока не сотворил человека, был дух святой, а как сотворил, стал отец.
— Нина, ребенок заболел, — говорит бабушка. — Посмотри, все лицо красное!
— Где — красное? Что — красное? Что ты выдумываешь!
Но к вечеру она сдается и вызывает врача.
— У нее скарлатина, — говорит врач. — Придется ее госпитализировать.
— Доктор! Только не на Соколиную Гору, — умоляет мама. — Я сама инвалид второй группы, еле на ногах держусь. Я туда даже съездить не смогу.
— Все твои идиотские походы в церковь! — накидывается она на бабушку, когда врач уходит. — Притащила заразу!
Меня кладут в Боткинскую. Длинный барак разделен перегородкой на две части. В одной лежат те, кто только заболел, в другой — выздоравливающие. Сестра провожает меня до кровати, смотрит, как я укладываюсь.
— Ну, хорошо?
Я киваю.
— Хочешь чего-нибудь?
Сказать или лучше не надо?..
— Я есть хочу…
— Отлично! Если хочешь есть, значит, скоро поправишься! Только сегодня больше кормить не будут. Спи. Проснешься — принесут завтрак.
Сестра уходит.
— Новенькая! — кричат вокруг ребята. — Как тебя зовут? Ты чего молчишь?
— Почему я новенькая?
— Потому что ты только что поступила! Как тебя зовут?
— Света.
На завтрак дают манную кашу. Нянечка протягивает мне полную тарелку каши, я беру ее обеими руками. Края горячие, пальцы сами собой разжимаются, тарелка падает на пол, разбивается, каша растекается по доскам. Что я наделала! Что теперь будет!.. От страха я начинаю плакать.
— Ну, а чего реветь-то? — говорит нянечка, берет другую тарелку, снова наливает кашу и ставит мне прямо на одеяло. — Не переверни!
Если бы я дома разбила тарелку, мама бы целый день ругала меня. И уж конечно, ничего не дала бы.
Нянечка приносит щетку, на которой болтается тряпка, и вытирает пол.
Комната, где мы лежим, называется палата. Посреди палаты, за стеклянной перегородкой, стоит стол медсестры, а вокруг лежат тридцать мальчиков и девочек. После завтрака все начинают разговаривать, играть, один мальчик слезает со своей постели и бежит в угол к товарищу.
— Куда? Куда, пострел? — ругается нянечка. — Сейчас кликну Валю, чтоб укол сделала!
Мальчишка возвращается на место и прячется под одеяло, но, как только нянечка отворачивается, опять бежит в угол.
Девочки загадывают загадки. Мне тоже хочется загадать какую-нибудь загадку, но я ничего не могу вспомнить. Я решаю придумать загадку.
— Стоит домик бел — не снег и не мел. Попадет в чай, скажи ему «прощай».
— Это не загадка, — фыркает Оля, что лежит у окна.
— Загадка! — не сдаюсь я.
— Таких загадок не бывает.
— Бывает!
— Я знаю, — говорит еще одна девочка. — Это — сахар! Правильно?
— Все равно это ненастоящая загадка, — говорит Оля.
После обеда в палату приносят новую девочку. Сестра укладывает ее в постель, накрывает одеялом и уходит к себе за перегородку.
— Новенькая! — кричит палата. — Как тебя зовут?
Девочка ничего не отвечает, даже не смотрит на нас.
— Новенькая! Эй, ты, новенькая! Ты чего молчишь?
Кто-то подбегает к постели новенькой, наклоняется над ней и говорит:
— Она спит!
Сестра заглядывает в палату.
— Не тревожьте ее. И не шумите.
— А почему она не говорит?
— Она очень тяжело больна, понятно? У нее голова болит, она не может разговаривать. Лежите тихо.
Ночью я несколько раз просыпаюсь и вижу свет в углу. У постели новенькой сидит врач, потом сестра. Утром девочку заворачивают в простыню и уносят. Нянечка перестилает постель, и на это место кладут мальчика.
— Новенький! — кричат ребята. — Новенький, тебя как зовут?
На шестнадцатый день меня переводят в отделение выздоравливающих. Но кладут не в общую палату, а в бокс. Бокс — это угол, отгороженный стеклянной перегородкой. Тут стоит всего одна койка. В другом боксе, напротив моего, лежит девочка Ира. Она так ослабела, что не может даже головы поднять. Ее кормят с ложечки жидкой кашей и поят из маленького чайника. Два раза в день ей делают укол — укол делает не сестра, а врач. Все ребята приподымаются на кроватях, чтобы видеть, как Ире делают укол. В шприце пенициллин — новое американское лекарство. Родители Иры заплатили за него шестьдесят тысяч. Так все говорят.
— Откуда они взяли столько денег? — спрашиваю я у одной из девочек.
— Они знаешь какие богатые! У нее отец полковник.
— Кино, кино привезли! — кричат в палате.
Мне разрешают выйти из бокса. Мы все усаживаемся на двух кроватях, только Ира остается лежать. Ей уже лучше, иногда она разговаривает с нами, но еще не встает. Дядя с усами устанавливает какой-то аппарат. Свет выключают, и на стене появляется картина. Только что ничего не было, и вдруг — целая картина! Люди на картине начинают двигаться, совсем как живые.
— Красная площадь! — кричат большие ребята. — Красная площадь! Немцы! Смотрите, немцы! Флаги свои складывают!
Потом снова включают свет, и стена снова становится обыкновенной белой стеной.
— А мы на Красной площади были! А мы парад видели!
Все прыгают и скачут. Коля — он самый старший в палате, ему тринадцать лет, — перепрыгивает через кровать соседа.
— Ну, разбойники! Ну, разбойники! Вот сейчас ноги свяжу и укол сделаю! — обещает нянечка.
Но никто ее не боится. Все знают, что она ничего не сделает.
В боксе очень скучно лежать. Особенно когда сестра закрывает дверь. Тогда я даже не слышу, о чем говорят в палате.
Я лежу и смотрю в окошко. Вдруг кто-то стучит в стекло. Я приподымаюсь на постели. Это бабушка. Она такая маленькая, что ее почти не видно.
— Внученька! Открой! Открой раму! — кричит она.
Я оглядываюсь — нет ли поблизости няни или сестры — и открываю.
— Вот! Это тебе! — Бабушка протягивает мне деревянного медведя.
Медведь очень хороший — если его дергать за ниточку, у него двигаются руки и ноги. Но я ни за что не возьму его. Я знаю, что из больницы игрушки не отдают обратно, потому что они становятся заразные. Я не хочу, чтобы мой медведь остался в больнице насовсем.
— Спрячь, — говорю я бабушке, — и никому не показывай. А то заберут!
— Что ты, внученька! Как это — заберут? Я его на Инвалидном рынке купила, двадцать пять рублей отдала! Она не знает.
Я понимаю: «она» — это мама.
— Спрячь, — прошу я и начинаю плакать.
— Что ты, внученька? Что ты плачешь?
Как я могу объяснить ей? Мне так хочется поиграть с этим медведем… Но нельзя, нельзя брать его…
— Нельзя, — говорит бабушка, — чтобы ребенок был без игрушек! Она не понимает!
— Я потом буду играть с ним, — обещаю я, — когда вернусь домой. Хорошо?
Кто-то стучит в стекло. Я приподымаюсь и вижу маму.
— Нянечка! — кричу я. — Ко мне пришли!
Все ребята кричат так, когда к ним приходят, а я никогда еще не кричала. Только сегодня решилась наконец крикнуть:
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.