Алексей Колышевский - Взятка. Роман о квадратных метрах Страница 26

3

После авантюрного Жигоры я отправился к человеку, который, как я уже и говорил, просил, чтобы все называли его просто «капитан». Это был человек родом с Кавказа, вислоусый, пожилой, курил трубку, и на лацкане его пиджака был приколот значок в виде парусника. В молодости он и впрямь имел отношение к морскому делу и даже закончил плавательное училище в Мурманске, после чего пошел по партийной линии и стал директором рыбного предприятия. В лапы ОБХСС он угодил уже под конец СССР, когда хватка этих лап значительно ослабла и лапы полюбили, когда на них «давали». Дав на лапу ОБХСС, «капитан» выпутался из пренеприятной истории, грозившей ему в лучшем случае пятнадцатью годами строгого режима, и перебрался в Москву, где мгновенно стал директором большого рыбного магазина «Океан», а также директором сперва одного хладокомбинта, потом второго, а потом подмял их все под себя, так же, как и вообще всю торговлю рыбой в Москве, и превратился в настоящего капитана, только сухопутного и окруженного тремя поясами обороны в виде свирепой чеченской гвардии. Офис капитана был расположен в бывшем детском саду, обнесенном высокой решетчатой оградой, а из всего прежнего антуража во дворе вызывающе торчал под мухомор разрисованный «грибок». В летнее время под ним стоял стул и сидел суровый чеченец, присматривал за входом. Зимой место пустовало, и лишь иногда белую девственность сугроба, наметенного под грибком, нарушала желтая струйка пробегавшего мимо кабыздоха.

В кабинет капитана вела настоящая судовая дверь с круглым, окантованным медью иллюминатором. Такие двери обычно встречаются на яхтах океанского класса: красное дерево, золоченые петли, ручка в виде львиной морды, словом, нэпманский шик. Сам капитан восседал за массивным столом мореного дуба с витыми ножками, и если дверь встречала львиным оскалом, то стол в какой-то степени продолжал этого льва: ножки стола заканчивались когтистыми, вызолоченными лапами. Полукресла были обиты зеленой кожей, стены крашены зеленой краской очень густого, точно мокрая трава, оттенка. На капитане был истинно капитанский зеленый пиджак. Истинно капитанским его делали якоря на золотых пуговицах и герб некоего яхт-клуба, нашитый поверх нагрудного кармана. Дубовый паркет покрывал зеленый ковер, сливавшийся с зелеными портьерами и зелеными побегами некоего крупного, фаллического растения, торчащего из мраморной кадки. В углу кабинета стояло зеленое знамя ислама с золотыми кистями. В огромном шкафу, за стеклом, виднелись модели парусников: крошечные, крупные, в бутылках. На шкафу стояла огромная модель каравеллы с белыми парусами, и тем изумрудная муть комнаты несколько разгонялась, словно добавили сгущенного молока в стакан с разведенной зеленой акварелью.

– А, дорогой! Вот и ты! – обрадовался мне капитан, словно старинному знакомому. – Как детишки? Поправляются? Хорошее дело делаете, молодцы! Я все время вспоминаю, что вам деньги пожертвовал. Думаю, наградит меня Аллах за мою доброту и великодушие! Аллах все видит и всем раздает по заслугам. Он и тебя вознаградит, вот увидишь!

– Да что-то пока не балует меня Всевышний, – осторожно пошутил я, улыбнулся с аккуратной, приниженной грустью, чтобы не перегнуть палку, как это часто случается, когда говоришь на подобные темы с мусульманином. За богохульство может быть принят любой поворот головы, любой неправильно дрогнувший мускул лица, и тогда все угрожает обернуться неприятностями вплоть до короткой очереди в живот. Я ничего не имею против Аллаха, Иеговы, Озириса, Зевса и прочих имен, так как все они суть имена одного и того же непостижимого человеческому разуму явления под названием Бог, и у меня, как у строителя, к Богу, как к великому строителю, особенное уважение и почитание. Ясно? Это я говорю специально для тех, кто сейчас уже начал насупленно сквернословить и вспоминать, где зарыт топор войны. Нет причины откапывать его. Бог один, и все тут. Давно пора успокоиться по этому поводу и заняться делами насущными. Я поведал капитану о грустных событиях последнего времени и заявил, что пришел к нему за наставлением, как к человеку, умудренному опытом, аж до самых седых его мудей. Гм… Ну, последнее я, конечно, опустил. Насчет седых, я имею в виду.

Многие люди падки на лесть, и это лучший способ овладеть их душой на столько времени, сколько понадобится вам для того, чтобы поиметь их. В этом говенном мире все только и делают, что пытаются поиметь друг друга, и многим это удается. По моим скромным наблюдениям, многие кавказцы очень часто покупаются на лесть, особенно это касается чеченцев. Это сильная и хитрая нация, но лесть для них сущий сок анчара. И в этом есть преемственность легенды про пятку железнокожего Ахилла. У всех есть незащищенная пятка, через которую можно воздействовать на внутреннюю сущность, добираясь до мозга по извилистым сосудам тела. Суперстроитель Бог не просто видит у человека эту пятку, это слабое место, он знает о нем. А вот прораб-прощелыга, вроде меня, он, конечно, не супер, он тоже человек, но имеет некоторое преимущество: прораб быстро находит незащищенное место и жалит прямо в его центр, впрыскивая под кожу яд из бутылочки с нужным номером. Я для себя маркирую бутылочку с ядом лести номером «4». Вводить его надо медленно, но все же не так медленно, как, допустим, номер «9» – «Пробуждение ненависти по отношению к кому-либо».

Наговорив капитану комплиментов, похвалив его каравеллу и выслушав рассказ о том, при каких обстоятельствах она попала в зеленый кабинет (подарок принявшего ислам аквалангиста Кусто), я увидел (хотя вернее было бы сказать «мне показалось»), что капитан мой друг, и выдернул шприц с номером «4» из его слабого места. Шприц был пуст, яд подействовал мгновенно. Это вам не Жигора-безумец. Безумцев ничто не берет, и даже лесть оказывает на них самое короткое действие, да и то лишь в редких случаях. Они недоверчивы, эти безумцы, и недоверие в них доведено до абсолюта. Может, в этом и есть сущность безумства: в недоверии всему и вся? Капитан не был безумцем, капитан был неплохим, в сущности, человеком, потому что знавал море и любил его. Может быть, это и не критерий, но тот, кто, сидя в тысяче километрах от моря, бредит им, безусловно романтик, а значит, как минимум, не плохой человек. Я не стал ходить вокруг да около, а напрямик спросил, знаком ли он с Кисиным.

– Ха! – только и воскликнул капитан и достал из ящика своего стола на львиных ножках зеленый альбом для размещения фотографических снимков размером 10 на 15. – Вот мы с ним на яхте в Турции, – ткнул он пальцем в один из снимков, на котором фигурки людей были такими маленькими, что лиц не разберешь. – А вот это он у меня на дне рождения. Еще есть парочка фотографий, где мы у него в бане паримся и шашлык жарим. «Знаком ли я с Кисиным»? Да он мой лучший друг! – Тут он спохватился, что много болтает, и, прищурившись, спросил, с какой целью я интересуюсь.

– Понимаете, я хочу строительный бизнес начать, но не так, чтобы с полного нуля, не с подножного корма, так сказать, а с чего-то крупного. А все крупное решается на уровне московского правительства. Вот бы вы меня познакомили с вашим другом, а?

И тут капитан начал смеяться. Он смеялся так мощно, так раскатисто и так откровенно, что я мысленно пожелал ему подавиться, после чего он и впрямь закашлялся и замахал на меня руками:

– Да о чем это ты?! Кто он и кто ты, соображаешь? Ему палец поднять – и дом стоит в двадцать этажей, готовый к заселению, бровью пошевелить – и дорога готова, мост, да что угодно! У него таких желающих, как ты, хоть пруд пруди!

– Понятно, – скорбно кивнул я и встал с зеленого полукресла. – Извините, что побеспокоил вас, капитан. Просто каждый когда-то с чего-то начинал, вот и я думал, что у меня получится вас убедить помочь мне. Еще раз прошу прощения, что отнял у вас время. Всего вам доброго…

– Да куда ты собрался? Садись, слушай! Это я так тебе сказал, чтобы ты понимал вообще, о чем просишь. А просишь ты немало. – Капитан захлопнул фотоальбом и придвинул к себе телефонный аппарат. – Я позвоню, ты не переживай. От меня еще никто не уходил с тяжелым сердцем.

Он набрал какой-то номер, представился, попросил, чтобы его соединили, и я, ощутив дрожь в коленках, понял, что он разговаривает с самим Кисиным обо мне!

– Володя, – задушевно убеждал капитан телефонную трубку, – у меня есть хороший друг, он молодой парень, толковый, хочет работать. Что? Да! Работать, говорю, хочет. Пользу людям приносить, дома строить красивые. У него своя фирма. Как называется? Сейчас, секундочку…

– Как твоя фирма называется? – прикрыв трубку, спросил у меня капитан.

– Э-э-э… – Я потер лоб и беспомощно поглядел по сторонам. Ничего, кроме зеленого цвета. Гринписовец херов… И тут меня осенило. – Гринстрой! – выпалил я, моля Бога, чтобы это название было никем не занято. – Строительная корпорация «Гринстрой».