Алексей Колышевский - Взятка. Роман о квадратных метрах Страница 25

– Да, да, юноша. Это именно то, что вы видите, а не какая-нибудь карикатура или, не ровен час, издевательство еврея над христианскими святынями. Ведь фонд, которым я руковожу, называется «Сокровищница русской мысли», и эта икона здесь так же необходима по протоколу, как и вот этот портрет, – с этими словами он кивнул на портрет сильно отретушированного криво улыбавшегося Ельцина в голубоватом пиджаке. – Так что вас привело ко мне? По телефону вы как-то невнятно упомянули, что вам необходима консультация. Неужели на вашу благотворительную контору наехали?

– Понимаете, Борис Ефимович… – начал было я, но он прервал меня.

– Понимаю, – и прикрыв глаза, вздохнул. – У вас смелый бизнес, но довольно опасный. Не удивительно, что вами заинтересовались рэкетиры.

– Нет, нет, – в ужасе замахал я руками на Бориса Ефимовича. – Какой там рэкет? Бог миловал!

– А кто же тогда? – Он вытянул шею и стал похож на грифа, такая у него была длинная и морщинистая шея. – Неужели органам понадобилось провести расследование вашего жульничества в сердобольной обертке? У них сейчас других дел хватает, не тот масштабчик, как говорится, хе-хе-хе.

– Да никто на нас не наезжал, – миролюбиво сообщил я руководителю «Сокровищницы». – Я теперь далек от благотворительности. Позвольте вам все рассказать буквально в двух словах!

И я рассказал историю, которая уже всем известна. Борис Ефимович выслушал очень внимательно, не перебивая, и лишь несколько раз сочувственно прошептал «да-да-да». После того, как я покончил с рассказом, он позвонил и распорядился насчет кофе, закинул руки за голову и высказался:

– Вам, юноша, надо стартовать громко. Таких затей, как ваша, сейчас вагон и прицепная тележка. Будете строить частникам, так либо быстро загнетесь, либо утонете, что одно и то же, либо будете влачить довольно жалкое существование, безуспешно пытаясь раздвинуть локтями конкурентов. Все это несерьезная ерунда. Прорыв нужен!

– Брусиловский? – саркастически ухмыльнулся я.

– А вы напрасно меня держите за поца, что так перебиваете, – обиделся Жигора, – при чем тут Брусилов? Хотя, гм… Допустим, ресторан «Брусилов»? Каково? Нет. Не звучит. Вот ресторан «Вертинский» звучит, а «Брусилов» не звучит. «Брусиловым» хорошо водку назвать, или там, коньяк какой-нибудь. Так я вот к чему! – оживился он. – Вам нужен хороший подряд, подряд с громким именем!

Борис Ефимович энергично вскочил из-за стола и принялся расхаживать по кабинету, порой бросая взгляды на икону:

– Вот вам, Слава, истинный крест, – он перекрестился, затрещал огонек лампадки, и мне показалось, что по нарисованному лику св. Николая прошла судорога, – что я знаю, как вам помочь. Вам нужен смокинг, приличные часы, словом, всякая дорогая фурнитура. И мы с вами отправимся в московскую мэрию на закрытый ужин по случаю одного небольшого торжества. Там случайных людей не бывает, запомните.

– А зачем? – с глуповатым видом спросил я, поглядывая на флажок Израиля.

– А затем, что вы меня возьмете в долю, молодой человек, – плотоядно облизнувшись, ответил Жигора. – Я представлю вас как сына президента югославского строительного холдинга Хашима Салчиновича. Есть такой человек, я с ним недавно встречался по одному своему дельцу, так что за качество легенды можете не волноваться. Станете кивать головой и говорить слова «пичка» и «курыц»[4]. Вообразим дело так, что я ваше доверенное лицо в России, генеральный директор представительства. Познакомлю вас с Кисиным. Слыхали такую фамилию?

– Кто ж не знает старика Кисина, – усмехнулся я. – Царь Горы! Главный московский строитель!

– Да, да, все так и есть. Натурально, царь! – Борис Ефимович не на шутку увлекся. Видно было, что замысел ему все больше по душе. – И вот представьте себе! Он дает нам подряд! Представляете?!

– Да представить-то можно все, что угодно. Хоть голую Еву Браун, – не вполне к месту вставил я, – да что от этого толку? Ну даст он возможность, ну согласуем. Бумажки-то сделать-подписать недолго. Но вот вопрос! Кто строить будет, ась?

– Как кто? Салчинович и будет строить! Мы его наймем в качестве субподрядчика! – Жигора внимательно посмотрел на меня и с сочувствием переспросил: – Что? Ничего не понятно?

– Более-менее понятно, но когда все вскроется, то что мы тогда будем делать? Вернее, что тогда буду делать я?

– Ах, да ничего не вскроется, молодой человек! – раздраженно бросил Жигора. – Что вы, ей-богу, словно с Луны свалились! Вы разве живете на свете первый день и не знаете, что любая стройка – это прежде всего колоссальная афера? Я вам предлагаю вполне цивилизованную и весьма доходную схему. Итак, я вас знакомлю с Кисиным и представляю отпрыском этого югослава – раз. Все знают, что югославы прекрасные строители, которые за работу берут очень дорого, но при этом и строят очень хорошо, то есть на европейском уровне – два. Заключается договор между мэрией и вашим кооперативом, который мы представим как дочернюю югославскую фирму – три. Пока все понятно?

– Ага, – закивал я, – вполне понятно.

– Ваш кооператив заключает договор с фирмой Салчиновича – четыре, так что в этом смысле все выглядит совершенно правдоподобно. А затем…

Тут меня осенило, и я бесцеремонно прервал своего собеседника:

– Брр! Постойте-ка! А сами эти югославы, они где?

Жигора, как мне показалось, с некоторым изумлением уставился на меня:

– Что значит «где»? В Югославии, конечно! Да вы на этот счет не переживайте! Все это быстро решается. Это моменты организационные, пустяки, ерунда! Заплатите юридической конторе, и они там вам все в два счета быстро оформят. Все эти визы для рабочих, разрешения на пребывание… Главное в другом! Главное быстро подписать контракт и попилить авансы!

– Как это «попилить»? – искренне не понял я. – Между кем и кем?

Жигора схватился за голову, и с ним сделался припадок нервного, гомерического смеха. С трудом успокоившись, он поглядел на меня с таким унынием, словно я был в его глазах совершенно конченым человеком, с которым уже и разговаривать-то было не о чем. Однако он все же снизошел до моего наивного примитивизма и пояснил:

– Все расчеты ведутся через вас, Слава. На вас, под мою гарантию, загоняются деньги согласно белой, то есть завышенной смете. Потом вы их распределяете между субподрядными организациями, обналичиваете, возвращаете Кисину, себе и мне. И так все время до конца строительства. Оставшихся пятидесяти процентов должно хватить на стройку, но это уже железно. Иначе когда вы в конце строительства заявите, что все выделенные средства вами освоены, то вам могут вчинить проверку, которая крайне нежелательна.

«То же, что работать прорабом, только масштаб другой. Геморроя много, но и выхлоп в разы больше, – подумал я. – Занятная комбинация. Вот только спрашивается, зачем мне нужен этот Жигора? Хитрый черт-посредник, который явно всего недоговаривает. Облапошит меня, как последнего дурака. Да. С таким загремишь под фанфары. Нельзя с ним иметь дела, очень уж скользок».

– Вы знаете, Борис Ефимович, предложение ваше замечательное. Но мне надо подумать, – сказал я, нервно побарабанив по столу подушечками пальцев.

– Подумать?! – изумился он. – А чего тут думать?! Делать надо! Такими предложениями, молодой человек, к вашему сведению, с кем попало не делятся. Получается, что я вам за здорово живешь целую схему отдал. А что взамен получил?

– Да не кипятитесь вы, Борис Ефимович, – задушевно начал я, пятясь к выходу. – По крайней мере дайте мне время до завтрашнего обеда, я же должен хотя бы на бумаге прикинуть что к чему, какой расклад вообще получается. Вы, кстати, свою долю не обозначили. Цифру назовете?

Этот вопрос слегка успокоил Жигору. Он оттянул ворот рубашки крючком указательного пальца и одновременно оттопырил нижнюю губу: получилось очень комично.

– В любом деле главное – что? Главное – соблюсти паритетность! – загадочно начал Борис Ефимович. – А паритетность – это что такое? Это, прежде всего, значит не обидеть самого себя, правильно оценив свою роль в бизнес-проекте. Так вот я и говорю, что идея – это всегда самое главное, потому, что это – креатив. Без креатива вообще ничего никогда не будет работать, – продолжал Жигора развешивать лапшу, – а значит, креатив, то есть моя идея и моя роль во всем этом, самые важные. Вы с этим согласны?

– Э-э-э, вполне, – закивал я, берясь за дверную ручку, – все очень логично. Получается, что вроде бы как на троих надо делить, да? В равных, разумеется, долях…

– Равенство придумали большевики! – вытянув руку в попытке удержать меня, прорычал Жигора. – Чья идея, тот и король! Я творческий организм, я генератор мысли, я отец идеи!

Глядя на него, я испугался. У меня на глазах человек все сильней проявлял свое истинное лицо, и на лице этом было написано безумие! Он же ненормальный! Такие, как он, рыдают над высохшим трупиком стрекозы и спокойно отказываются от собственных детей, мотивируя это «врожденной боязнью пеленок», а потом подписывают распоряжения о создании концлагерей, поблескивая стеклышками пенсне. Инфантильные имбецилы! От него исходили волны той силы, которую маленький зеленый гоблин из фильма про звездную войну и драки на световых мечах называл «темной стороной»! Наплевав на приличия, я стремительно покинул юдоль Бориса Ефимовича, и долго еще в ушах моих стояли его последние, рычащие слова: «Порву! Бездарность! Воры!»