Марк Леви - Уйти, чтобы вернуться Страница 27

— Понимаю, я бы тоже. А теперь успокойся.

— Я не знаю, что могла бы сотворить, лишь бы наказать этих подонков! Я бы без всяких угрызений совести уничтожила чудовищ, пытавших беременных женщин. Бешеные собаки и те заслуживают больше жалости.

— Уничтожила бы — а потом угодила на всю жизнь за решетку? Это ты умно придумала!

— Поверь мне, я сумела бы сделать так, чтобы не осталось следов, — проговорила пылающая гневом Вэлери.

Глядя на нее, он еще сильнее сжал ее в объятиях.

— Я не догадывался, что эти страницы приведут тебя в такое состояние. Наверное, не надо было давать тебе это читать.

— Никогда и ничто меня так не возмущало! Мне хотелось бы полететь туда с тобой, чтобы вместе выследить этих чудовищ.

— Не уверен, что это хорошая идея.

— Почему? — взвилась Вэлери.

— Потому что большинство этих, как ты говоришь, чудовищ еще живы и, несмотря на прошедшие годы, они все еще опасны.

— Ну да, ты же боишься даже лошадей…

Следующим утром, выйдя из дому, Эндрю неожиданно для себя наткнулся перед подъездом на Саймона.

— Ты успел выпить кофе? — спросил тот.

— Может, поздороваемся?

— Идем, — заявил друг и потащил его за собой, озабоченный, как никогда.

Шагая по Чарльз-стрит, Саймон не произносил ни слова.

— Что-то случилось? — не вытерпел Эндрю на пороге «Старбакс».

— Принеси два кофе, а я покараулю столик, — распорядился Саймон, садясь в кресло у окна.

— Слушаюсь!

Стоя в очереди, Эндрю не спускал глаз с Саймона, озадаченный его поведением.

— Мокачино для меня, капучино для вашего высочества, — доложил он, подойдя к столику с двумя полными чашками.

— У меня плохие новости, — сообщил Саймон.

— Я слушаю.

— Я о Фредди Олсоне.

— Ты за ним увязался и выяснил, что он никуда не ходит… Я его давно знаю.

— Не смешно. Весь вчерашний вечер я провел за компьютером, изучал сайт твоей газеты. Меня интересовали твои статьи.

— Тоскливое занятие. Лучше бы позвонил мне.

— Посмотрим, как ты запоешь через две минуты. Меня занимала не твоя художественная проза, а комментарии читателей. Решил проверить, не пишет ли какой-нибудь псих о тебе гадости…

— Наверное, такие нашлись…

— Я не о тех, кто считает тебя плохим журналистом.

— Неужели кто-то помещает на сайте газеты такие отзывы?

— Бывает и так, но…

— Впервые слышу, — перебил его Эндрю.

— Ты дашь договорить?

— Надеюсь, твоя плохая новость еще впереди?

— Я набрел на серию враждебных откликов, никак не связанных с твоими профессиональными достоинствами. Редкая разнузданность со склонностью к насилию!

— Например?

— Такое никому не захочется о себе прочесть. Среди наиболее агрессивных мое внимание привлек некий Спуки Кид — очень плодовитый писака! Не знаю уж, чем ты ему насолил, но он тебя на дух не переносит. Я расширил область поиска, чтобы разобраться, не пишет ли тип, прячущийся за этим псевдонимом, в других форумах, не ведет ли интернет-дневник…

— И что?

— Он с тебя глаз не спускает. Стоит тебе тиснуть статейку, он тебя распинает. Собственно, чтобы тебя распять, ему не нужны твои статьи. Если бы ты прочел все, что я накопал в Интернете написанного под этим псевдонимом, то у тебя первого поехала бы крыша, то есть у второго — после меня.

— Если я правильно понял, какой-то неудавшийся бумагомаратель, млеющий, наверное, перед афишами концертов Мэрилина Мэнсона, ненавидит все, что я пишу. И это вся твоя плохая новость?

— При чем тут Мэрилин Мэнсон?

— Просто так, ни при чем. Продолжай.

— Нет, серьезно, просто так?

— «Спуки Кид» — название первой группы Мэнсона.

— Откуда ты знаешь?

— Я же плохой журналист! А дальше?

— Один мой знакомый — юный компьютерный гений, ну, ты понимаешь…

— Ничего не понимаю.

— Один из сетевых пиратов, забавляющихся по воскресеньям взломом серверов Пентагона или ЦРУ… Я в двадцать лет больше увлекался девушками, но что поделать, времена меняются…

— Ну, ты даешь! Как ты умудрился познакомиться с хакером?

— Много лет назад, когда я только завел собственную авторемонтную мастерскую, я сдавал машины на выходные богатеньким юнцам — надо же было как-то дотянуть до конца месяца! Один, вернув мне «корвет», кое-что забыл под центральным подлокотником…

— Неужели ствол?

— Нет, только травку, но в таком количестве, что можно было бы накормить целое стадо коров. Сам я никогда не баловался дурью. Если бы я сдал забытое им имущество в полицию, то он успел бы не только вылечить свои юношеские прыщи, но и заработать тюремный туберкулез, прежде чем снова усесться за компьютер. Но я не стал торговаться: вернул ему травку, ничего не требуя взамен. Он счел это «суперчестностью» и поклялся, что если мне когда-нибудь что-то понадобится, то я могу на него рассчитывать. И вот вчера вечером, часиков так в одиннадцать, я говорю себе: вот теперь мне пригодится его помощь. Не спрашивай, как он это сделал, я в таких фокусах полный профан. Просто сегодня утром он звонит и докладывает, что узнал IP-адрес этого Спуки — нечто вроде номерного знака его компьютера, появляющегося, когда он входит в Сеть.

— Твой флибустьер от клавиатуры идентифицировал этого Спуки, который источает яд при одном моем упоминании?

— Кто он сам — непонятно, зато известно, где именно он занимается своим ядовитым сочинительством. А теперь приготовься удивиться: наш Спуки шлет свои послания из локальной сети «Нью-Йорк таймс».

Эндрю остолбенело уставился на Саймона:

— Что ты сказал?

— То, что ты слышал. Я распечатал для тебя несколько образцов. Не скажу, что это стопроцентные угрозы тебя убить, но уровень ненависти опасно приближается к жажде убийства. Кто в твоей газете мог бы писать про тебя такие гадости? Вот самая свежая.

И Саймон протянул Эндрю листок с таким текстом: «Если бы вероломного Эндрю Стилмена раздавил автобус, то его колеса были бы забрызганы дерьмом, зато национальная пресса спаслась бы от позора».

— Похоже, ответ у меня уже есть, — тихо проговорил Эндрю, ошеломленный прочитанным. — Если хочешь, я займусь Олсоном сам.

— Сиди и не рыпайся, старик. Во-первых, у меня нет никаких доказательств, он же не единственный сотрудник «Нью-Йорк таймс». Во-вторых, если ты вмешаешься, он станет осторожнее. Предоставь это дело мне, а сам замри, пока я не дам тебе зеленый свет. Договорились?

— Договорились, — нехотя согласился Эндрю.

— Веди себя так, как будто в газете все в порядке. Поди знай, на что способен субъект, которого душит ненависть такого накала. Самое главное — безошибочно его опознать. Не важно, какое настоящее имя этого Спуки Кида — Фредди Олсон или нет, он первый в отряде тех, кто желает тебе смерти и даже охотно об этом сообщает.

Эндрю встал и подал другу руку. Он уже шел к выходу, когда Саймон окликнул его и спросил с улыбкой:

— Мне продолжить слежку, или ты и дальше будешь надо мной смеяться?

Остаток дня Эндрю посвятил своему аргентинскому досье: делал звонки, готовясь к командировке. Он так заработался, что от усталости задремал и увидел сон: длинная кипарисовая аллея, взбирающаяся на холм, и девочка, неподвижно стоящая в ее дальнем конце. Эндрю забросил ноги на стол и немного отъехал в кресле назад, устроившись поудобнее.

Девочка повела его в горную деревню. Он много раз пытался ее догнать, но она всякий раз ускоряла шаг и припускала вперед, маня его за собой веселым смехом. С наступлением темноты поднялся ветер. Эндрю вздрогнул: он так замерз, что зубы стали выбивать дробь. Перед ним выросло заброшенное строение, он вошел внутрь. Девочка ждала его, устроившись на подоконнике под самой крышей и болтая ногами в пустоте. Эндрю подошел вплотную к стене, но черты ее лица все равно не сумел разглядеть. Он видел только ее улыбку — странную, взрослую. Девочка шептала слова, которые доносил до него ветер: «Ищи меня, найди меня, Эндрю, не отступайся, я на тебя рассчитываю, у нас нет права на ошибку, ты мне нужен…»

Она скользнула вниз, в пустоту. Эндрю попытался ее поймать, но она исчезла, не долетев до земли.

Оставшись в сарае один, он весь дрожа опустился на колени. От приступа страшной боли в спине он лишился чувств. Придя в себя, он обнаружил, что пристегнут к железному креслу. Дышать было невозможно, легкие разрывались от жара, он задыхался. Его дернуло током, все мышцы свело, неодолимая сила швырнула его вперед. Откуда-то издали до него долетел крик: «Еще!» Он задрожал с головы до ног, артерии завязались узлом, сердце вспыхнуло факелом. В ноздри ударил запах горелой плоти, путы на руках и на ногах причиняли нестерпимую боль, голова упала набок, и он взмолился, чтобы пытка прекратилась. Биение сердца замедлилось. Воздух, которого только что не хватало, ворвался в легкие, и он сделал глубокий вдох, как после длительной задержки дыхания…