Эдуард Лимонов - Убийство часового (дневник гражданина) Страница 27

По дороге в штаб батальона, рядом с пушкой ЗСУ, глядящей в «румынскую» сторону, обнимаются девушка и гвардеец. Ее рука ласково сползла ему на задний карман брюк. И это война. Я встречаю старую знакомую: «бабка Зоя» идет куда-то с сумкой. Просит меня позвонить родственнице в Москве. Дает телефон.

В штабе комбата не оказалось. Мы находим его в обширном сарае. Сидит на стуле, окруженный бойцами, среди них его фронтовая подруга Таня, и принимает просителей. Грустный, животастый мужик просит бензина — отвезти больную жену в Тирасполь. «Дать бензина». Один из ротных командиров, не явившийся утром на совещание, мнется перед комбатом и наконец выкладывает правду: «Напился я накануне вечером, прости, комбат». Комбат не прощает, это уже не в первый раз. «Я тебя снимаю, ты не можешь быть командиром. Исполняй обязанности, пока не найду тебе замену». Приводят полицая. Рыхлый человек среднего роста. Серые брюки, серая рубашка. Некто Чебанов. Недавно все местные газеты обошла фотография истерзанного «румынами» человека. Звезда и буква V вырезаны на груди, на руках и ногах, на животе. Население утверждает, что его выдал «румынам» Чебанов. «На улице Шестакова мучили человека, — медленно начинает комбат. — У нас есть неопровержимые показания, что это ты его предал. Его настигли на улице после встречи с тобой…» — «Это неправда», — угрюмо говорит полицай. «Неправда? А вот женщина знает и видела другое…» Комбат дает слово свидетельнице. Она видела Чебанова и его жертву вместе за четверть часа до нападения на последнего. «Почему ты не пришел сюда, к нам, бороться за Приднестровье?» — спрашивает комбат, рыжие глаза холодеют. «Я об этом думал, но не принял решение». — «У тебя ведь было оружие как у полицейского. Где твое оружие?» — «Осталось в отделе». Костенко вздыхает. «Ты все врешь, — заключает он. — У нас о тебе другие сведения. У меня нет времени слушать твою ложь. Даю тебе десять минут на размышление… Витя, отведи его обратно, в подвал, пусть там подумает… Или нет, вон посади его на скамейку. Десять минут. Вот тут корреспонденты, пусть они будут свидетелями, признаешься, обещаю, что отвезут тебя судить в Тирасполь. Не признаешься — пеняй на себя…» Чебанова уводят. Исхода дела мы не дожидаемся. Есть возможность увидеть убитую снайпершу, мы уезжаем, вскочив в БТР…

Когда через несколько дней мы опять оказываемся в штабе комбата Костенко, нам уклончиво отвечают, что Чебанова «нет». Как хочешь, так и понимай. Я надеюсь, что предателя-полицая шлепнули и тем заставили восторжествовать и правосудие, и справедливость.

Роман в бронежилете, боец батальона «Днестр», за рулем «уазика». За его сиденьем — здоровенный ручной пулемет. Шурыгин на первом сиденье, я — сзади. «Уазик» наполняют девичьи вопли: «Политрук, политрук — ты наш красный друг!» — стонут девицы. Роман утверждает, что это группа «Каир». По-моему, это группа «Колибри». Мы держим путь в Дубоссары. Роман — бывший солдат полка особого назначения из Одессы. Красивый статный парень с налитыми молодой силой руками. «Политрук, политрук — ты наш красный друг!»

Останавливаемся ненадолго в Григориуполе. Жарко, красивые клумбы с цветами. Под солнцем на главной площади млеет Доска почета — Табла де оноаре. С удивлением обнаруживаю, что молдавский близок и очень к французскому, по-французски будет: табло донор. Шурыгин встречает знакомого майора, начальника оперативного отдела местной милиции. Обедаем вместе в военной столовой. На стенах аппликации из цветов: танцующие условные то ли гуцулы, то ли молдаване в национальных жилетах. Простые столы с пластмассовой голубой поверхностью, стулья из фанерита. У столовой бродят дети и с восхищением глядят на солдат. Солдаты нравятся детям. Мальчик лет восьми, стесняясь, просит меня дать ему подержать автомат. Даю. Счастлив.

Дорога (очень, кстати сказать, отличного качества, не в пример Москве и ее искалеченным улицам) идет вдоль Днестра. На другом берегу — враги «румыны». Дорога простреливается с той стороны. Но самое опасное место впереди, нам предстоит проехать несколько километров по ничейной земле, меж двух линий окопов, — «румыны» захватили тут кусок левого берега — Кочиеровский плацдарм. Дело в том, что Днестр в этом месте делает колено, и вот этот полуостров, образованный изгибом Днестра, захватили и держат «румыны». Роман едет тут не в первый раз, потому предупреждает нас: «Что бы ни случилось, останавливаться я не буду. На ходу, может быть, погибнет кто-то из нас, а если остановлюсь, погибнем все». И он нажимает на газ. «Уазик» рвет по шоссе. Справа наши окопы, в них видны казаки, слева — густой сад, там никто не виден, но мы знаем, что «румынские» окопы там, в какой-нибудь сотне метров. Я чувствую, что левая часть лица, обращенная к их окопам, леденеет.

Проехали опасный кусок дороги. Останавливаемся у окопов казаков. Окопы вырыты по кромке фруктового сада, вдоль шоссе. Брустверы уложены мешками с песком. Несколько человек, свободных от поста, спят на одеялах, рядом с окопами. Группа казаков обедает, сидя вокруг патронного ящика. На мой вопрос: «Как тут у вас?» — объясняют: «Тихо. Вчера приходили парламентеры от «румын». «Румыны» просили не стрелять. И они не будут. У них там свадьба была. Напились, орали всю ночь. Есть один снайпер, сука, прямо к позициям подползает по ночам, так сами «румыны» нам говорили: пристрелите его, суку, он большие деньги за каждого убитого получает…» (Странности войны!) Чуть дальше бетонные плиты перекрывают дорогу на Кошницу. Позицию держат терские казаки. Командир — есаул Колонтаев Владимир Николаевич. Казаки рады свежим людям, к нам постепенно стекаются все свободные от постов. Мы попали к ним в момент обмена пленными, в короткую передышку. Вдалеке, мне протягивают бинокль, на шоссе шевелятся фигурки. Двое, не торопясь, шагают в нашу сторону. Казаки особенно рады нашему фотоаппарату. (Аппарат нам дал Кругликов. Сам он летает на военном вертолете на другом участке фронта.) Вообще, солдат, может быть, потому, что будущее его неопределенно и, может быть, свалит его пуля через несколько минут, солдат страстно любит фотографироваться. Хочет зафиксировать навсегда свое эфемерное существование? Решаем сфотографироваться на память все у бетонных плит, перегораживающих шоссе. Подымаясь на шоссе, слышу, как небритый молодой казак спрашивает другого: «Это не Лимонов случайно?» — «Лимонов…» — отвечаю я и подхожу пожать ему руку. «Вы молодец, что приехали…» Меня узнают читатели в поездах и в метро, на улицах ночной Москвы, на снежных улицах Енисейска и в Краснодаре, узнают в Париже и Нью-Йорке, бывает, но когда меня узнают люди войны, на самом-самом фронте, я очень и очень тронут. Спасибо тебе, небритый казак, защитник дороги на Кошницу… Есаул Колонтаев рассказывает, что казаки ползают в расположение противника, снимая их мины. «Мы добираемся до самых их окопов. Мы могли бы взять их окопы завтра, но нас одергивает командование…» Есаул выводит меня за укрепление, показывает мины, которые «никогда никто не разминирует. Их взрывают обычно. А вот мы умеем… сложили их сюда». Пяток круглых дисков невинно себе лежат в траве, тусклые. Достаточно уронить на них небольшой камень, чтобы они взорвались. «Еще мы выкапываем их мины и закапываем их на новые места». — «Зачем?» — не понимаю я. «Что же мы за казаки, если кому-то пакость не сделали», — смеется есаул. Я осматриваю чудовищно раскрошенные минами и снарядами плиты. «Меняем каждые несколько недель, — объясняет есаул. — Можете представить себе, какой интенсивности обстрел идет». Едем на Дубоссарскую ГЭС. Повсюду в полях осыпается пшеница и ячмень, но мы видели лишь один комбайн в поле. «Румыны» не дают собирать урожай, обстреливают. Спелые вишни и абрикосы опадают. Богатейшая южная земля не прибрана из-за войны. «Политрук, политрук — ты наш красный друг…» — стонут те же девицы. Песня начинает мне нравиться. Сворачиваем к плотине. В одной из зеленых улочек видим КамАЗ, заваренный листами стали, — первый самодельный, легендарный теперь БТР Приднестровья. С прибытием нового командующего 14-й армией генерала Лебедя ПМР смогла превратить свою «Аврору» в исторический памятник. На плотине бородатый начальник охраны показывает нам следы румынских мин, взорвавшихся среди трансформаторов электростанции. Семь трансформаторов пробито, масло их вытекло в Днестр. Плотина непрерывно и безрассудно обстреливается с «румынского» берега. Ведь если прорвет Дубоссарскую плотину, то вал воды в двадцать метров высотой, пятьсот МИЛЛИОНОВ кубических метров воды обрушатся на ОБА берега. Случится катастрофа. Обходим посты на плотине. Среди сопровождающих нас гвардейцев Саша Бойко. Украинец. Рассказывает мне с горечью о том, как национализм разделил его семью. Его брат, кандидат филологических наук, член движения «Рух». «Когда у нас тут начались события, я написал ему, спросил его совета, что делать? Он мне ответил: «Ты должен подчиниться национальной власти республики, в которой ты проживаешь…» Но ведь эта земля испокон веков принадлежит всем: молдаванам, русским, украинцам, болгарам. Я не хочу идти под власть румынов. Я первым содрал их флаг. И молдаване не хотят. Здесь многие отлично помнят, как сделали румыны молдаван гражданами второго сорта во время последней войны. У нас треть личного состава отряда — молдаване. А мой братец-интеллигент, умная голова, советует смириться».