Александр Этман - На седьмой день: рассказы Страница 27

Коль смогли бы они жить в согласии – душа и тело – вот бы чудесно было... Но так, наверное, не бывает. Как сказала когда-то моя любимая Токарева: «Создатель фасует справедливо – или одно, или другое...»

ЮВЕЛИР

Мишкина жена ушла от него... в самолете. Когда они приземлились и лайнер подкатил к терминалу, Мишка вскочил и стал напяливать куртку. А Дина сказала:

– Присядь, мы должны поговорить.

– Дома поговорим, – сказал он.

– Садись, – попросила она. – У нас есть минут пять, пока все выйдут.

– Ты молчала весь полет, – пожал плечами Мишка, но послушно сел.

– Миш, я ухожу от тебя, – сказала Дина.

– Опять? – усмехнулся он.

– Не перебивай, пожалуйста. Я долго собиралась... Наша семья разрушилась. Давно. Мы просто не заметили, как это случилось. И я не знаю толком, кто виноват. Мне очень жалко тебя, но я ничего не могу с собой поделать. А жить во лжи не хочу. У меня есть любимый и любящий человек. Я ухожу к нему.

– Так! – сказал Миша. – Очень интересно!

Дина много раз грозила уходом, но дальше угроз дело не двигалось. Основную к Мишке претензию она всегда формулировала одинаково. Претензия звучала так: «Я – женщина!» Мишка понимал ситуацию так: он очень много работает и времени на жену у него практически не остается. Детей у них нет, видятся они от силы час-полтора перед сном. Он устает так, что на любовь, точнее на ее демонстрацию, нет сил. Мишка любит тихо: он дарит Дине цветы, делает красивые подарки, по утрам оставляет ей завтрак в тарелке, накрытой полиэтиленовой пленкой, а в воскресенье приносит его в постель. Раньше по пятницам они выбирались в кино, но в последнее время Дина разлюбила кинематограф. Она прикипела к театру. В Чикаго открылся самодеятельный театр, и Дина вспомнила студенческие годы, когда она играла в КВАТе – Клубе воинствующих атеистов в Политехническом. Оказалось, что Дининых способностей более чем достаточно для ключевых ролей в чикагском театре. И теперь она вечерами пропадала на репетициях. Наверное, там и нашла себе какого-нибудь романтичного козла.

Мишка торопливо искал слова. Спешка сказалась:

– Зачем ты поехала со мной в Майами?

– Хотела сменить обстановку, подумать.

– Подумала?

– Да.

– Подумай еще. Пожалуйста.

Самолет опустел. Они пошли к выходу. У кабины стояли пилот и стюардесса.

– Вы в порядке? – спросил пилот.

– Да, – ответил Миша. – Большое спасибо.

– Вам спасибо, – откликнулся пилот. – За то, что выбрали «Юнайтед».

Динкин желтый чемодан выкатился первым из недр багажного отделения. Как лидер в велогонке. Лидеры в велогонках почему-то ездят в желтых майках. Наверное, потому, что желтый цвет бросается в глаза. Миша снял чемодан с транспортерной ленты.

– Спасибо, – сказала Дина. – До свиданья. Прости.

– То есть как «до свиданья»? – удивился он.

– Меня встречают, – сказала Дина.

С того вечера прошло уже три месяца. Миша жил один в огромном доме. С Диной он не виделся и не разговаривал. Свои вещи она забрала на следующий день, когда он был на работе.

Спал Миша на диванчике в большой комнате. Включал телевизор и засыпал. В спальню не заходил. Друзьям не звонил. Да их у него и не было. Были их общие знакомые. По-видимому, это были все-таки ее знакомые. Телефон молчал. Миша даже радовался этому обстоятельству.

Сначала он ждал Дину каждый день. По утрам он готовил завтрак себе и ей и накрывал тарелку полиэтилетновой пленкой. Рядом ставил ее чашку, с сиреневым отчего-то петухом, насыпал туда ложку кофе. В вазочку ставил розу. И уходил.

Самым тяжелым оказалось проживать вечер субботы и воскресенье. Особенно воскресенье. Они всегда выдавались длинными и томительными. Чтобы воскресенья пробегали быстрее, в суботу он пил. Покупал бутылку хорошей водки и пил, почти не закусывая. И что удивительно – не пьянел. Во всяком случае, так ему казалось. Мишка думал. Разбирался в своей непонятной, разломившейся пополам жизни. Препарировал себя и Дину.

«Я – женщина!» – звучал в ушах ее голос. Ну и чего же тебе не хватало, женщина? Муж – преуспевающий ювелир. Дом размером в шесть тысяч квадратных футов. «Ауди» восьмой модели. Можно было, конечно, взять «мерседес», но ведь ты же сама захотела «ауди». Серьги, браслеты, кольца... Чего тебе не хватало, я тебя спрашиваю? Наверное, если бы был ребенок, она бы не ушла. Дети привязывают. За себя не страшно, страшно за дет е й ...

Может, он недостаточно образован для нее? Может быть. Мишка с детства знал, что станет ювелиром. Оно, детство, собственно, и прошло в ювелирной мастерской на углу Суворова и Привокзальной, где работали его дед, отец и дядя. Читали в семье мало. Несколько раз отец доставал ему пригласительные на елку в Театр оперы и балета. «Щелкунчик» ему нравился. А потом в зал заходил Дед Мороз, и они вдвоем со Снегурочкой пытались зажечь огни на елке, но у них не выходило. Тогда они просили детей помочь им, и все дети дружно кричали: «Елочка, зажгись!». И тогда елочка зажигалась. А потом Миша стоял в длинной очереди за подарком. Он протягивал какой-то тетке свой пригласительный, и тетка давала ему подарок в пакете. Там были конфеты и мандарин. Мандарин Мишка съедал сам, а конфеты нес брату. Мишкин брат Толик родился с каким-то дефектом, до восьми лет не ходил и почти не разговаривал. То есть разговаривал, но понять его могли только свои. Мама говорила, что это Господь Бог наказал отца за грехи. Толик очень любил конфеты. А потом он научился ходить, и однажды, это было на море, про него случайно забыли, и он пошел купаться и утонул. Как он утонул, Мишка понять не мог – там воды было по щиколотку... После похорон мама сказала, что они скоро уедут в Америку. И они уехали.

В Америке Мишке сначала не понравилось. Он думал, что Америка – это страна, где одни небоскребы, все в огнях и неоновых рекламах. А оказалось, что этого совсем мало и что в основном Америка состоит из двухэтажных домов, а рекламу на витринах пишут гуашью. Мишку сразу же определили в школу, где заставили изучать ужасно трудный язык – иврит. В первую же пятницу они поехали к дяде Бено, дедушкиному брату. Бено жил в Америке давно и владел крупным ювелирным магазином. Он разложил перед Мишкой бриллианты и спросил:

– Что скажешь?

Мишка взял специальную лупу, пинцет, направил свет лампы на бархатную подушечку и через минуту сказал:

– Это не бриллианты.

– Ты в бизнесе, мальчик! – сказал дядя Бено.

Документы в университет он даже не подавал. Работал и зарабатывал. Иногда ездил со знакомыми в бар. Однажды попал на футбол. Не понравилось, замерз. Стадион в Чикаго построили прямо на озере, и зимой там такой ветрище, что коченеешь за три минуты.

Когда Мишке исполнилось двадцать восемь, умер отец. Мишка поехал в похоронный дом договариваться о церемонии. Там он и увидел Дину. Она еще плохо говорила по-английски, а он уже плохо по-русски. Ее в похоронный дом устроили работать знакомые уже через неделю после приезда. Когда церемония завершилась и процессия уже была готова двинуться на кладбище, Мишка зашел в кабинет к Дине и неожиданно для себя нагло потребовал номер домашнего телефона.

Дина улыбнулась и сказала:

– Давайте потом.

– Давайте, – сказал он.

На кладбище ему было весело. А свадьбу сыграли через год. С тех пор Дина не работала.

– Мне нужно работать? – спросила она.

– Как хочешь, – ответил он. – Если не будет скучно, сиди дома, воспитывай детей.

Но с детьми не получилось. Долгое время Мишка не понимал, отчего так. Дина никак не могла забеременеть, хотя они очень старались. Мать считала, что виновата Дина.

– Погляди, тощая какая! Надо кушать по-человечески.

Однажды Дина пришла к нему в магазин и попросила сходить с ней к врачу. Мишка думал, что ей просто страшно одной, но оказалось, что на прием записан он. Веселый американец объяснил Мишке, что хочет изучить его сперму. Мишка растерялся, но их с Диной отвели в отдельный кабинет, и там она так расстаралась, что у него все получилось за три минуты.

– Ого! – сказал он жене. – Ну, ты даешь! Где научилась?

– Дурак! – сказала Дина.

Через две недели из клиники пришло сообщение, что у Мишки – неправильная сперма. То есть, правильная, только в ней чего-то не хватает. Получалось, что детей у них не было из-за него. Мишке прописали строгую диету и какие-то таблетки. Он свято соблюдал первую и глотал вторые. Но, очевидно, Господь Бог перенес наказание за какие-то неведомые Мишке грехи с отца на сына. Детей не даровал...

По воскресеньям Мишка спал. Целый день. Потом ужинал и ложился снова. И очень рано уезжал на работу, не забыв, правда, приготовить завтрак для Дины. Так было и в этот понедельник. Он приехал в даунтаун, поставил машину на стоянку, включил сигнализацию. Потом пошел по улице, рассеянно заглядывая в витрины. Ночь еще держала город в своих прохладных объятиях. Он открыл магазин, прошел в свой кабинет, сел, вытер пыль с их фотографии. Фотография была сделана в Динин день рождения в самой настоящей гондоле: какие-то итальянцы открыли бизнес – катали честной народ на гондоле по Чикаго-ривер и пели венецианские песни, стараясь перекрыть голосами шум метро и прочего транспорта. Большого успеха предприятие, судя по всему, не имело, и гондольеры вышли из бизнеса. А фотография осталась. Дина смотрела на Мишку и улыбалась. Она ничего не знала про гондолу, а он ничего ей не говорил до самой последней секунды. И привел на пристань под каким-то дурацким предлогом. Она увидела гондолу и заплакала. А потом уже, конечно, улыбалась. И вот тогда ее и сфотографировал гондольер.