Макар Троичанин - И никаких ХУ! Страница 27

- Так я принесу завтра.

Наставник молодых футболистов ещё шире расплылся в доброжелательной улыбке.

- Завтра и приходите, так и быть – проведу с вами мастер-класс, - тихо и ехидно заржал и окончательно растворился в сумраке вестибюля.

Когда возвращались не солоно хлебавши, Марья Ивановна, тактично сохранявшая молчаливый нейтралитет во время занимательной мужской беседы, не удержалась и выразила своё лестное мнение о мастере.

- Не нравится мне этот тип. Сразу видно: пьянчуга, грубиян и нахалюга с неразвитыми задатками интеллекта и низменными моральными устоями. Нужен ли нам такой наставник, да ещё с забытой-перезабытой практикой? Уверена, что если он и умел когда-то что-нибудь ногами, то теперь – только языком, да и то по пьяни.

Викентий Алексеевич и сам был не рад, что связался с тёмной лошадкой, но сознаваться не хотелось, и потому, наклонив голову и вздохнув в смущении, он попытался осторожно оправдаться:

- Мне он тоже не ахти как понравился, но… - улыбнувшись, искоса заглянул в строгое лицо члена делегации, - …на безрыбьи и рак – рыба.

- Ну и уволокёт он нас раком в своё тёмное прошлое, - не сдавалась Мамма-мия, оберегая от вредного влияния родную тепличную научную шарашку.

- Зачем ты сразу так? – поморщился, пытаясь урезонить верную помощницу, опростоволосившийся в подборе кадров директор. Он не признавал конфликтных ситуаций. – Прежде чем осуждать, да ещё с первого взгляда, - начал адвокат защитительную речь в пользу тёмного протеже, - надо его и ему подобных понять…

- …и простить? – вставил своё обидное неуступчивый обвинитель. – Весь ты в этом: понять – примириться – простить! Христос Алексеевич! – и ударила в поддых: - Ты и жену простил, хотя она тебя выставила на улицу голью и запретила всякие контакты с дочерью.

Изгнанник зарделся, вынужденный отбиваться на два фронта.

- Причём здесь жена? Она, безусловно, ни в чём не виновата. Это я охмурил-уговорил выйти за меня и не оправдал её далеко идущих надежд-ожиданий. Ты пойми, Маша: у мастеровистых спортсменов одинаково короткая и непредсказуемая судьба с предсказуемым печальным концом. Где им было набраться интеллекта, когда в спорт, забирающий все мысли до донышка, они уходят молодыми безмозглыми неоперившимися пацанами? С чего развиться моральным устоям и укрепиться им в прочный нравственный каркас? С кого скопировать заповедные правила поведения, если постоянно рядом такие же, как он, включая тренеров? Да и времени и желания на самосовершенствование после изнурительных тренировок и изматывающих соревнований нет – душа съёжилась до предела, зачерствела, отдав всю энергию на укрепление мускулов. Когда получить достойное и всестороннее образование? Постоянные переезды, тренировки, жизнь на базах в изоляции  позволяют в лучшем случае с превеликими трудами, с поблажками и привычными пересдачами зачётов и экзаменов закончить в десяток лет какое-нибудь заочное отделение физкультурного или гуманитарного факультета. Кому они нужны с такими дипломами и спортивной трудовой книжкой? По сути дела они – современные гладиаторы, отдающиеся целиком и полностью, душой и телом беспощадной и безжалостной толпе, ненасытной на зрелища, особенно с драматическим, а ещё лучше – с трагическим исходом. А потом – никому не нужны, будь они хоть с головы до ног увешаны медалями. Только умирают они, вернее – отмирают, в отличие от средневековых гладиаторов, мучительнее и медленнее, сжимаемые гароттой незнакомой обыденной жизни. Всё отдано спорту: силы, разум, душа, время. Вот и получаются тупоголовые и бронешкурые монстры с ограниченным трибунами кругозором и неограниченными самодовольством и самонадеянностью, законченные эгоисты с развитой безнаказанной вседозволенностью, боготворящие только одно – сильное тело. У каждого был свой Эверест, большой или маленький, на вершину которого взбираться было тяжко и долго, а задержаться на ней, оглядеться и упереться не дали подпирающие снизу. Добрался и, казалось, уже всё есть: слава, награды, известность, деньги, куча друзей и знакомых, казалось, что так оно и будет всегда, так почему бы и не дать себе маленькую поблажку на тренировках и в спортрежиме? С этого малого у каждого и начался стремительный спуск кувырком, расшвырявший всё, что было: и славу, и деньги, и друзей. У подножья оказался один-одинёшенек, да ещё и без средств существования, без жилья и достойной посильной работы. Как тут не запить, не забыться в ночных клубах с одноразовыми друзьями? И никто не остановил на краю, не дав скатиться на дно. Вот так-то, дорогая Марья Ивановна! А ты говоришь: не нравится! Он, может быть, сам себе не нравится, а куда деться? Только в сторожа, охранники, грузчики или в криминал.

Викентий Алексеевич даже устал от блестящего защитительного монолога, сымпровизированного и выпаленного одним духом, и был доволен собой: такими неоспоримыми доводами можно было убедить любую аудиторию, любой суд. Но – не Марью Ивановну.

- Ты хочешь сказать, - сухо спросила она, сердито сузив глаза, - что наши мальчики, завоевав спартакиадный приз, сопьются и скатятся на дно ночных вертепов?

Философ теории взаимосвязанных взлётов и падений даже фыркнул от несуразного предположения единственной аудитории, не убеждённой в необходимости сострадания к великим, волею судьбы очутившимся у подножья былой славы, и воспринявшей идею прощения весьма приземлённо.

- Сравниваешь! Наши – до мозга костей интеллектуалы и интеллигенты с надёжными моральными тормозами. Они хорошо знают, что хорошо, и неплохо, что плохо. Для них данное слово – больше, чем постановление ООН: сказано - … - теоретик запнулся, вглядываясь в открывшуюся глазам практику. – Слушай, что они там делают? – и ускорил шаг, чтобы на месте убедиться в том, что увидел издали.

А случилось то, что интеллектуально-интеллигентные мальчики с надёжными тормозами, пользуясь отсутствием надзирателя, слегка отпустили тормоза и на время забыли про веское слово. Вольготно расположившись на лужайке за скамейками, они смастрячили на скорую руку пикничок, выложив перед собой массу предусмотрительно захваченной съедобы. Одну маёвку составляли более старшие молодые футболисты, вторую – более молодые. Пиком у старших была бутылка водки, и по остатку было видно, что они на половине пути к славе. У молодёжи вершиной была пузатая бутылка элитного трёхзвёздного коньяка, и сквозь затемнённое стекло нельзя было определить, как далеко они поднялись.

- Хорошо устроились, спортсмены, - с неприкрытым сарказмом поздравил капитан-директор восходителей к славе.

- Присоединяйся, Викентий, - предложил оживший после тяжелейшей травмы Макс. – Зефира, подвинь телеса, освободи место для начальника и поухаживай за ним.

- Не беспокойтесь, не нужно, - артачился свой гость на чужом пиру. – Допингуете? – подошёл он ближе к освободившемуся месту.

- Да какой там допинг? – возразил Старче. – Всего-то по три пятидесятиграммовые дозы на брата и одна – сестре, захочешь – не забалдеешь.

Викентию Алексеевичу с его железобетонным здоровьем и одной бы хватило, чтобы закосеть.

- И молодёжь втравили в нездоровый образ жизни! – строго попенял начальник, разочаровываясь в интеллектуально-интеллигентских качествах подчинённых с расхлябанными моральными тормозами.

- Их втравишь! – отрёкся от наставнической роли Макс. – Они сами кого угодно совратят. Нет бы употребить полезную для здоровья расейскую кристально-прозрачную, так лакают, не морщась, мутный забугорный клоповник, портят сердечно-сосудистую систему.

Витёк задорно хохотнул:

- Расширяем сосуды, а вы сужаете и без того захламлённые свои.

- Вы же вчера обещали вести здоровый образ жизни, - попеняла подопечным и профорг-президент. – Не держите слова, лоботрясы, а ещё с высшим и кандидатским образованием, некоторые несчастных детей завели.

- Так обещали-то с завтрашнего дня! – нагло оправдывался Фигаро, не завёдший детей. – С завтрашнего и начнём. Не сердись, Мамма-мия! Ей бо, слово даём!

- Пустомеля! – только и было ему ответом.

- Вот! – укоризненно произнёс Макс, втравивший молодёжь в нездоровый травительный образ жизни. – Ты им слово, они тебе два и оба в пику. Чувствуются отдельные недоработки руководства и профсоюза в воспитательной работе в целом здорового коллектива. Садись, шеф, стоять – нездорово.

Но шеф продолжал вредничать.

- Сергей, а ты почему сектантствуешь? – обратился он, злясь, к невиновному, оседлавшему скамейку и в одиночестве одолевавшему полулитровую минеральную горку с ватрушечными скалами. – Чего вы его изгнали? – снова напал на старших.

- Сам изгнался, - поправил Циркуль. – Его даже от вида допинга мутит, совсем дошёл от нездоровой жизни, того и гляди зафосфоресцирует. Не получится из него толкового футболиста, разве только поставить в самые крайние нападающие.