Александр Попов - 54 метра Страница 28

— Конечно же, прекрасно!!!

Она ушла, оставив наедине меня и заместителя начальника училища. Дальше опишу примерно, что он мне на все это сказал.

— Если ты…(глубокий вздох) Если ты…(еще вздох) Если ты чего-нибудь ляпнешь, сам понимаешь чего… Так вот, не видать тебе выпускного из этого училища, как своих ушей… (набирает полную грудь воздуха)… ты никогда не закончишь этого училища!! Понял?!! Ты знаешь, что они всем здесь плешь проели, пока тебя искали. Им предлагают отличников здешних, а они ни в какую. Говорят, давайте нам Попова из пятьдесят четвертого класса. И все. Что тут поделать? Дали. Но ты все-таки запомни, что я тебе сказал. Хочешь закончить? Думай что говоришь!

После этого разговора в моей голове появились два антипода. Один из них хотел рассказать о наболевшем. Чтобы предупредить людей о предстоящем испытании. А второй, неожиданно для меня, захотел окончить это училище. Ведь до выпуска каких-то три месяца. Столько вытерпеть, чтобы за шаг до финишной черты все бросить? Как это ни грустно, победил второй.

Тууу-тууу-тууу — это я звоню отцу.

— Алло! — его голос всегда заставлял меня вздрогнуть, тем более сейчас. Я поведал ему о предстоящем посещении нашей квартиры репортерами.

— Ты АХУЕЛ!!! — заорал папа в трубку с продолжением гневной тирады. Но ничего не поделаешь. В субботу я под прицелами камер, пересек наш город и оказался дома. Папа надел одну из многих масок праведного ангела и хлопотал по дому, пытаясь поставить чайник и всех угостить «утопленничками» (чайными пакетиками). И пошло-поехало. То кино, в котором я без сучка и задоринки, словно робот, утверждаю о высококультурном существовании воспитанника НВМУ. Я ненавидел себя в эти секунды. Я, возможно, сделал первый шаг к такому же притворному существованию, как мой отец. Но страшнее для меня была сама мысль жить с ним в одной квартире, где он мог ногой открыть любую дверь, заявляя: ЗДЕСЬ ВСЕ МОЕ!!! Он приходил домой словно король, садился в зале в кресло и ждал, пока ему разогреют и принесут еду на подносе. Если он был в плохом настроении, то мог запустить в тебя этой едой или облить молоком (чаем или кофе). А потом мог хлопнуть дверью и пойти «нажраться» до невменяемого состояния дешевого пива и начать буйные разборки. Для этого он переодевался в свою офицерскую форму и, бренча медалями, кричал, распуская руки: «Ты — матрос! А я офицер! Ты никто! А я белая кость!»

…Я стоял перед камерой и внутренне переживал, что не могу сказать правды…

…Выпуск прошел 15 июня 2001 года. На празднование я не пошел с одноклассниками. Мне единственному родители не дали денег (три тысячи рублей), потому что посчитали, что не заслужил. Но мне было стыдно в этом признаться, и поэтому я заявил, что не желаю участвовать в очередной пьянке. Я никого не хотел видеть. Получив отпускные за три года, я пошел и потратил их на «Апрашке», купив футболку и джинсы. Только на это и хватило. За все то время, которое я провел в училище, мне не было куплено ни одной вещи. Конечно, зачем? Ведь я же на полном ГОСОБЕСПЕЧЕНИИ. Отец вновь наорал на меня, заявив, что я растратчик и транжира. Я, придя домой, выпил бокал шампанского в компании ненавистного мне отца и лег спать. Ночью он меня разбудил, чтобы прочитать очередную ПЬЯНУЮ лекцию, о том, какая я неблагодарная свинья.

Так кончились мои нахимовские будни…

Р.S. Через тридцать дней я должен буду продолжить обучение в числе курсантов ВМИИ им. Крылова, бывшем им. Дзержинского. Куда и явлюсь в указанный срок.

Глава 19/1 (Низино)

Когда в жизни происходит что-то интересное и стоящее, то хочется этот момент схватить, поймать, запомнить все: запах, вкус, ощущение, место, обстановку, свет. Чтобы при желании мысленно перенестись туда и пережить все заново. Но именно когда ты переживаешь все это, в ту самую секунду, очень сложно записать ЭТО на бумагу. Не хочется тратить время на занесение фактов своей жизни, как будто ЭТО — документ, подтверждающий твое существование. Считаю данное поведение кощунственным и оскорбляющим саму суть и яркость жизненного момента. И только спустя время, когда события наложились одно на другое, и выстроились все ваши линии судьбы, тогда и можно попытаться выстроить все в сюжетную линию, понятную вам самим и окружающим.

А. ПОПОВ.

Если кто не знает (я, например не знал), НИЗИНО — это поселок городского типа под Петергофом. Воинская часть, в которой мы служили-учились, казалась необъятной. Забор местами подчеркивал границы, но в целом только лес знал, где она заканчивается. До самого Низино километра три, не меньше — и пустота. Вы спросите, что я там делал и как там оказался? Тогда вы, наверное, пролистнули книжку, и сразу окрыли ее на этом моменте. Но вкратце: я окончил Нахимовское военно-морское училище и попал в это училище-институт. Там случилась путаница с кадрами и с факультетами.

Сначала я попал на «дизельный». Каждый факультет — это мирок, в котором есть свой царь (начальник факультета) и все остальные: крепостные, бояре, свита. Так вот, в царстве пятого — «дизельного» факультета образ здоровой жизни переваливал за все среднестатистические рамки, потому что «ЦАРЕМ» оказался бывший спортсмен, занимавшийся то ли одним, то ли сразу несколькими видами спорта. «На картошку» он курсантов выгонял точными попаданиями из пневматического ружья. Вы, наверняка, не раз пользовались такими в тирах, но вряд ли знаете, как неприятно выковыривать металлические пули из тела (синяки потом размером со спелое яблоко). В общем, спортсмен-охотник. Наверное, это похоже на ваш мир? Президент увлекается теннисом — все за ракетки, дзюдо — все на татами. Жду не дождусь, когда президент будет заниматься тантрическим сексом, даже на выборы пойду. Интересно просто, что же тогда будет?..

Так вот, курс молодого бойца (КМБ), для меня уже не первый, пришелся на период выхода популярного фильма «Солдат Джейн». Если кто не помнит: в этом фильме девушка проходит специальную подготовку для «наикрутейшего» подразделения морских котиков. Их тренировка делилась на три этапа (по моим лично представлениям и понятиям). Этап первый: растаптывание личности и определение психологического и физического пределов. Неприспособленные выбывают. Этап второй: перемешивание в коллективе. Личные неприязни должны быть устранены. Выполняется это только путем внедрения принципа «один за всех и все за одного». Вовремя подтянутые к героям внешние трудности объединяют их в единое целое. Этап третий: возвращение новой и более сильной личности. Олицетворение смерти и перерождения. Скажем так, большинство в этом фильме увидело только первый пункт. Их привлекли власть над людьми и сам факт унижений этих людей. В их головах отложилась схема: мученье — крутизна. Поэтому и получилось: готовили как спецназ, а в итоге — стадо дебилов с таким же пониманием реальности. А проблема в том, что нет объективного понимания происходящего.

В общем, к концу КМБ я снова хотел есть и спать. Жира в теле совсем не осталось. Но в этот раз не из-за того, что еды не было. А из-за того, что старшины, копируя поведение из фильма, не давали времени поесть.

— Встать! Сесть! Встать! Сесть! — приседали мы так почти весь обед или ужин. Или забегали по лестнице вверх и вниз.

— Все, ваше время приема пищи закончилось! — говорили они, и мы бежали очередной кросс, по кругу, пока они загорали в центре стадиона. Бежали и выблевывали то, что было с таким трудом помещено в наши желудки. В общем, все нормально. Это не будущие офицеры, а тренеры по фитнесу, обреченные вести группки для лысеющих геев-меценатов (О как!). Я надеюсь на это.

Примерно в таком состоянии меня застал конец августа. Последние теплые деньки. Потому что дальше может быть или сразу зима, или лондонские дожди. Наступило время «Ч». «Ч» ерезвычайного произвола по сбору картошки, по другому не назовешь. Одетые в грязные, рваные робы, подстриженные наголо, мы напоминали свежепривезенных узников концлагеря (кости еще не торчат). Мы стояли на плацу в субботу в десять утра, и мне безумно хотелось быть чистокровным евреем именно по субботам, чтобы ничего не делать. Хотя по пятницам я бы с удовольствием становился мусульманином — с той же целью. Ну, а по воскресеньям, само собой, хотелось предаваться лени под православными флагами (вы уж все не серчайте, правда, очень хотелось).

Погрузка в автомобили закончилась быстро. Хотя автомобилями это было трудно назвать. Какой-то антикварный выкидыш для перевозки скота. Громко пердя и кашляя, «говновозки» помчались в синюю даль (о, как поэтично!). Кабриолеты 37 года выпуска имели странную конструкцию, благодаря которой путешествовать в них представлялось возможным, устроившись подальше от бортов. Иначе они могут открыться, и ты вывалишься в дорожную пыль. И на корточках, потому что если ГАИ увидит, «пешком пойдете!» В такие моменты кажется, что все это кино. Что сверху летит кукурузник, в котором звучит «Полет валькирии», и внутри сидит боевой генерал. Там, с высоты мы ему кажемся боевой колонной, готовой бросаться на танки и погибать один за другим, пока не кончится горючее у вражеских машин. Он уже с умилением представляет, как будет говорить пламенную речь на братском захоронении и пускать прощальную слезу. Вот камера опускается ниже, задерживается у перепачканных лиц сидящих на дне кузова героев. В их лицах читаются отрешенность и обреченность. Они все понимают, что впереди их ждет КАРТОШКА. Она — страдалица земли. Ее столько раз проклинали поколения военнослужащих, что пора бы ей стать размером с арбуз и расти на поверхности, для удобства. Думаю, что скоро так и будет, раз начали гены камбалы добавлять. Мутантами скоро все будем, как и картошка.