Паскаль Брюкнер - Божественное дитя Страница 28

Однако, по мере того как Люсия выставляла напоказ все более вызывающие декольте, все более облегающие черные платья, позволявшие увидеть крутой изгиб мускулистых бедер, Ему становилось все труднее делиться с ней Своими познаниями. И где только она раздобыла такой головокружительный корсаж, такие серьги, звеневшие на каждом шагу? Он цепенел при виде Своей бесстыжей ученицы, вырядившейся, как шлюха, не мог оторвать глаз от ее зада, от длинных ног, которые она то вытягивала вперед, то скрещивала, умело подманивая Его. Что же это такое? У Него перехватывало дыхание: Господи, как она красива! Он пытался взять Себя в руки: красота существует лишь в форме концепции, а все остальное - это только обман чувств. Он не мог понять, отчего Люсия, поначалу столь скромная в своем темном костюме, с волосами, собранными в пучок, приходит теперь агрессивно накрашенной, с фиолетовыми веками и убийственно красными губами, с голыми плечами, в распираемой бедрами мини-юбке или в таком узком платье, что явственно проступают все детали ее анатомии, как если бы она была голой. Откуда эти лукавые взгляды, эти манеры наглой мадонны? Луи, считавший Себя неуязвимым для чувственного мира, в унынии констатировал свою слабость перед мирскими искушениями.

И вот однажды Люсия явилась одетой очень простенько - в короткой, выше пупка, маечке с глубоким вырезом, откуда выглядывали круглые груди с торчащими сосками, и в слишком широких колониальных шортах, приоткрывавших при каждом движении черные кружевные трусики. В этот роковой день Луи обнаружил вещь немыслимую и оскорбительную для такого чистого разума, как Он, - пробуждение низших частей тела. Да, пока Он пожирал глазами прелести Люсии, между ног у Него вдруг совершенно некстати зашевелился всегда пребывавший в спокойствии отросток. Как же низко Он пал - Ему не удалось укротить Свои инстинкты даже пятью годами напряженной умственной работы! Он стал ежедневно менять набедренную повязку, но сидевшая на ветке птица вес равно вспархивала, сминая и увлажняя ткань. Проклятая пичуга не давала Ему больше передышки ни на минуту.

Что делать, как помешать этому порыву? Птичка, несомненно, жаждала улететь к Люсии, а та, между прочим, все хуже учила уроки, почти не слушала, в открытую зевала. Иногда она сидела надувшись на протяжении всего занятия, сосредоточенно рассматривала свои ногти, полируя их до зеркального блеска; на вопросы отвечала односложно, а когда Луи пытался одернуть ее, только прыскала со смеху, отчего младенец испытывал такие муки, словно с него живьем сдирали кожу. Луи был совершенно сбит с толку: неужели ее совсем не интересовали проблемы Бытия у Хайдеггера, определение рассудочной деятельности как априорной данности у Канта, причины исчезновения буддизма в Индии после кончины императора Ашоки? Люсия гримасничала, ерзала на стуле, поминутно смотрела на часы. Господи, да ведь ей смертельно скучно! Нет, не может быть! Однажды она даже привела с собой миловидную барышню со вздернутым носом, свою ровесницу, и обе девчонки без конца хихикали, подталкивая друг дружку локтем, но через час подружка, у которой отвисла челюсть, стала клевать носом, и Луи потребовал, чтобы она убралась. Он выговаривал Люсии, однако та лишь пожимала плечами. Она использовала неправильные обороты речи, отвергая придаточные предложения и связывая слова как придется, с легкостью подхватывала уличный жаргон, раздражавший Его до крайности. Но порой, желая досадить Ему, она прибегала к нарочито изысканным выражениям, которые звучали просто смехотворно, когда она повторяла, словно попугай: "Соблаговолите заметить, соблаговолите оценить!" Однажды Люсия грубо ошиблась в употреблении наречия, сказав: "Если бы я обратно родилась". И Луи взорвался: как смеет она допускать подобные ляпы?! Как могут они приступить к изучению тропов - катахрезы, антономазии, оксюморона, - если она ничего не смыслит ни в синтаксисе, ни в грамматике?

* * *

Люсия не явилась ни завтра, ни послезавтра - без всякого предупреждения. Луи совершенно потерял голову. Он позвонил к ней домой. Ее мать уведомила Его, что девушка, почувствовав внезапно крайнюю усталость, уехала отдыхать. Записки для Него она не оставила. Взяла ли она с собой, по крайней мере, "Теорию Хаоса" или "Никомахову Этику"? Он поручил нескольким шпионам постоянно наблюдать за ее жилищем. Засыпал ее телеграммами, где угрозы перемежались с мольбами. Он пытался утешить Себя: кто она, в конце концов, такая? Всего лишь кокетка, жалкая вошь, от которой разит мускусом и пачулями. Да кем она себя возомнила? И понимает ли, с кем имеет дело? Но вошь неизменно преображалась в богиню. О, пустота существования без Люсии! Вся мудрость мира не могла заменить возможности ринуться следом за этим обольстительным созданием. Дамьен и его жена Улърика, смотревшие на балерину косо, умоляли Луи покончить с недостойным фарсом и целиком посвятить Себя долгу - Он гневно отсылал их прочь. Не в силах больше терпеть, Он открыл юной ученице Свои намерения в длинном письме: именно с ней собирался Он разделить миг последнего торжества, именно с ней хотел осуществить искупление человечества.

Через неделю Люсия вернулась. Проекты Эрзац-Краснобая оставили ее холоднее мрамора. Все это представлялось ей слишком напыщенным и туманным. Занятия возобновились, но она откровенно била баклуши. Крохотный Торквемада, устав запугивать ее, пошел на уступки - отныне четверть часа отводилось играм. И урок, начинавшийся многомудрой лекцией о Невидимой руке у Лейбница и его последователей, завершался партией в морской бой или триктрак. Надо признать, что сорванец, обладая большими способностями, почти всегда выигрывал, хотя и соглашался на эти тривиальные развлечения скрепя сердце. Очень быстро соотношение изменилось - четверть часа на Спинозу или квантовую механику, полтора часа на головоломки и кроссворды. Никакими силами нельзя было заставить Люсию заниматься: легкомыслие се граничило с полным равнодушием - плевать она хотела на все причины и следствия. Этот импульсивный характер приводил Луи в отчаяние. Но муки Его на том не закончились. В один прекрасный день прелестная ветреница показала, на что она способна.

Луи как раз объяснил ей - увы, слишком скомканно и поспешно философию Мани, основателя манихейства, учения о дуалистической природе мира, которое было принято павликианами в Армении, богомилами в Боснии и катарами в Лангедоке. Затем, желая развлечь ее, он предложил ей прокомментировать лютеранский хорал, положенный на музыку И.С.Бахом в кантате 161: "Приди, сладкий час смерти; мир, обольщения твои - тягота, я ненавижу твои радости, словно яд, твой веселый свет - знак погибели для меня". Люсия застыла с раскрытым ртом, потом тихонько покачала головой и произнесла бесцветным голосом:

- Луи, Вы не имеете права отлучать меня от мира, я еще так мало жила.

- Я стремлюсь просветить вас, чтобы избавить от ужаса жизни.

- Избавить от ужаса? Но жизнь мне в радость, и никакое это не бедствие.

- Радость невежд! - загремел младенец. - Когда вы подниметесь на высоту культурного уровня Луи, эти радости, как вы их называете, покажутся вам жалкими и пустыми.

- Пусть жалкие и пустые, но меня они вполне устраивают. К тому же других я просто не знаю. А Вы только утомляете меня Своими проповедями.

- Как? Луи указывает вам путь истинный, и это вас утомляет?

- Но зачем нужны все эти познания? Делают ли они Вас счастливее или лучше?

- Счастливее? - Малыш задохнулся от негодования. - Для Луи это смехотворно! Счастье доступно всем, а Луи обещает вам необыкновенную судьбу. Божество, Люсия, не имеет права разделять чувства прочих людей. Божество стремится к Истине, а не к пошлым и мелким радостям. Вот почему Луи избавит человечество от слишком тягостного существования.

- Да о чем Вы толкуете? Меня тошнит от Ваших велеречивых фраз. Я хочу смеяться, танцевать, а уж когда состарюсь, тогда и подумаю о проблемах Истины и Бытия,

- Кажется, Я выразился как нельзя более ясно... - В Своем смятении Луи вновь заговорил о Себе в первом лице единственного числа. - Конечно же, мы можем слегка притормозить, снизить темп и, если это вам так нравится, потанцевать между двумя уроками. Моя сестренка Селина познакомила Меня с рок-н-роллом, румбой и основами мамбо.

- Потанцевать? - Люсия залилась смехом, и эти звуки вонзались в мозг малыша стеклянными осколками. - Для танцев нужны двое, а Вы всего лишь младенец, Луи. Вы едва достанете мне до колен, к тому же нас разделяет непреодолимая преграда.

- С помощью науки вы уменьшитесь до Моих размеров и переедете жить ко Мне. Здесь хватит места для двоих. Когда вы почувствуете, как хорошо в мамином гнездышке, как в нем мягко и уютно, вам уже не захочется никуда уходить, поверьте Мне.

- Я не собираюсь затвориться с Вами в этом кожном мешке. Восемнадцать лет назад я рассталась со своей матерью, и чужой мне не нужно. Все это просто смешно, и мне, пожалуй, лучше не возвращаться сюда.