Генри Олди - Черный Баламут. Трилогия Страница 29

Рука юноши потянулась к поясу, где висели в чехле малые чакры — остро заточенные по краю метательные диски-кольца с прорезью в центре для пальцев… И снова замерла.

Негоже перед очищением лишать жизни живое существо! Но, с другой стороны, ему все равно предстоят очистительные ритуалы и омовения. Они наверняка смоют и кровь животного, пролитую накануне!

Гангея колебался. Соблазн был велик — но разве не должен подвижник противостоять соблазнам и искушениям?

Пробив тучи и листву, солнце вдруг швырнуло в чащу щедрую горсть бликов, перед глазами зарябило от переливчатых пятен, и Гангея не сразу понял, что же он видит. А когда понял — улыбнулся невольно одними краешками губ.

Его проблема прямо на глазах решалась сама собой. К гарнам осторожно подкрадывался матерый самец-леопард, которого никакие сомнения о вреде насилия отродясь не мучили.

«Рога-то ему точно без надобности, — усмехнулся про себя Гангея. — Будет мне и кастет, и чистота души. Вторая антилопа, жаль, убежит, ну да ладно, обойдусь…»

И, мысленно пожелав леопарду удачной охоты, юноша тенью скользнул прочь — чтобы не мешать.

Очень скоро в чаще раздался торжествующий рев, затрещали, задергались, словно пытаясь убежать, кусты — и, внимательно прислушавшись, Гангея понял: леопард, оказывается, охотится не один, а с подругой. Более низкое и бархатистое рычание самки юноша, питомец леса, ни за что не спутал бы с рыком леопарда-самца, как не спутал бы горожанин голоса мужчины и женщины.

«Вот и пара кастетов», — Гангея довольно потер ладони.

В том, что вторая антилопа уже вступила на свой последний путь, ведущий в желудки пятнистых хищников, он не сомневался.

Ждать, пока леопарды насытятся и удалятся, пришлось довольно долго. Гангея искренне пытался использовать это время для благочестивых размышлений, но получалось плохо. Удовлетворенное рычание четы хищников, хруст костей, острый запах свежей крови и самих леопардов отнюдь не способствовали сосредоточению мыслей на вечном и возвышенном. Не помогло даже цитирование на память целой главы из Атхарва-Веды. Вместо этого перед мысленным взором то и дело возникала картина кровавого пиршества, скрытая от взгляда зеленой стеной, она тем не менее была настолько реальна, что временами юноша ощущал себя одним из пирующих леопардов, чувствуя во рту вкус теплой плоти жертвы.

«Уж лучше бы я смотрел из-за дерева, — подумалось Гангее. — Тогда бы мое воображение по крайней мере не терзало само себя!»

Он лгал: к терзаниям примешивалось и возбуждение, которое отнюдь не вызывало гадливости, а скорее наоборот — заставляло сердце биться чаще.

Покончив с трапезой, леопарды явно решили заняться любовью — звуки, что доносились до юноши, были весьма красноречивы. Гангея в отчаянии заткнул уши и зажмурился — но проклятое воображение разыгралось не на шутку. Хищники будили в юноше древнюю тьму инстинктов, и в последнее время молодой ученик Рамы-с-Топором стал всерьез побаиваться зверя, который частенько рвался на волю из сокровенных тайников его души.

В такие минуты он понимал, или ему казалось, что понимает: различие варн у брахманов-жрецов и кшатриев-воинов — не пустой звук! Эта разница коренилась в сути, во врожденных свойствах и наклонностях, и не зря смешанные браки высших варн с низшими осуждались, а детям-полукровкам было гораздо трудней найти свое место в жизни.

Сведи воедино змею и орла — получится чудовище!

«Я — сын богини! Я — сын царя Шантану! — в отчаянии твердил он себе, когда сомнения одолевали. — Я не зверь!»

Обычно это помогало. Помогло и сейчас. Дикий соблазн видений неохотно рассеялся. Юноша вздохнул с облегчением и вытер со лба испарину. На сегодня тьма отступила, но когда-нибудь…

Гангея запретил себе думать об этом.

Наконец леопарды угомонились. Еще час-другой они пролежали возле остатков добычи, отдыхая от любовных игр и давая утробе переварить пищу, — после чего удалились, едва начало смеркаться.

Гангея выждал, покинул укрытие и направился к останкам гарн. До темноты он успеет смастерить намеченные кастеты, переночует где-нибудь неподалеку, в развилке дерева (тратить Жар и силы на чтение защитных мантр не тянуло) и с рассветом отправится дальше. До слияния матери-Ганги и Ямуны было рукой подать.

От бедных антилоп хищники оставили, что называется, «рожки да ножки» — и это вполне устраивало юношу. Гангея достал из котомки охотничий нож с костяной рукояткой, ветошь, бронзовую пилочку — и принялся за работу, досадливо тряся головой. Тучи лоснящихся мух кишели над падалью.

…Сумерки изрядно сгустились, когда ученик Пара-шурамы поднялся на ноги и удовлетворенно осмотрел результат своих трудов. Оба кастета вышли на славу. Сложенные внахлест и в двух местах аккуратно переплетенные узкой лентой сыромятной кожи, витые рога выглядели достаточно грозно. Гангея вполне мог гордиться работой.

Что он и делал не менее получаса, заодно прыгая по поляне и бодая рогами воображаемого противника.

Врагу приходилось плохо, и он умирал в корчах.

Наконец юноша опомнился, собрал нехитрый скарб, сунул оба кастета за пояс и отправился к ближайшему ручью. Отмыть руки от засохшей крови оказалось не так-то просто, и пока он мылся, стемнело окончательно. Впрочем, Гангея заранее присмотрел себе место для ночлега — могучий платан с тройной развилкой приблизительно в четырех посохах от земли.

Леопардов юноша не боялся — знал, что до завтра они сюда не вернутся. Да и завтра — не обязательно…

Рассвет застал его в пути.

Не прошло и трех часов, как он вышел на берег великой реки.

В прибрежных тростниках пищали остроклювые датьюхи-камышницы. Ветер пах рыбой и утренней сыростью, он ерошил высокие стебли, и солнце медленно поднималось над горизонтом, дробясь россыпью золотых бликов в водах матери-Ганги. Посреди вольно раскинувшегося речного плеса темнела вереница островков, западный был крупнее прочих, и зоркий глаз юноши различил на нем темное пятнышко.

Ашрам пустовал, это Гангея знал наверняка: давно уже никто из аскетов-подвижников не навещал ветхого строения.

Что ж, сегодня у хижины появится новый хозяин — пускай всего на три дня. Найдется время и стены подлатать, и крышу поправить. Пусть люди пользуются.

Гангея прикинул на глазок расстояние и решил, что доберется без особого труда — плавал он лучше любого из рыбаков. Еще бы! Грешно сыну Ганги, матери рек, текущей в трех мирах…

Именно поэтому он не боялся крокодилов — зубастый мерзавец скорее откусит собственный хвост, нежели тронет сына госпожи!

Юноша туже затянул плетеный шнур котомки, спрятав кастеты внутрь, приладил на спине поклажу — и уже успел ступить в воду, когда узрел идущий к нему рыбачий челн. Серебряной бляшки на дне котомки с лихвой хватило бы заплатить за переправу, причем туда и обратно, поэтому Гангея решил подождать — лучше плохо плыть на челне, чем хорошо тонуть, как гласит народная мудрость.

Солнце било прямо в глаза, и перевозчика удалось рассмотреть, лишь когда челн оказался совсем рядом. Верней, не перевозчика, а перевозчицу.

Это оказалась стройная смуглянка примерно одних с ним лет. Простое домотканое сари плотно облегало ее фигуру, и Гангея невольно сглотнул, засмотревшись на плавные изгибы юного тела — ткань скорее подчеркивала, чем скрывала их. В больших, слегка раскосых глазах девушки крылась непонятная печаль. И запах рыбы от реки почему-то усилился.

Девушка сделала два последних, точно рассчитанных гребка, и нос лодки мягко ткнулся в песок рядом с Гангеей. Он машинально заглянул в челн: свежий улов отсутствовал.

— Тебе нужно на тот берег? — опустив приветствие, поинтересовалась девушка и окинула пришельца оценивающим взглядом.

— Нет, только к островному ашраму…

Оторваться от созерцания девичьего стана было трудно: глаза вылезали из орбит, но смотреть в сторону отказывались наотрез.

— Там же никто не живет! — искренне удивилась перевозчица.

— Теперь живет, — улыбнулся ученик Парашурамы и ткнул пальцем себе в грудь. — Я живу. Правда, всего на три дня. Так ты отвезешь меня?

Девушка кивнула, оправив волосы, скрученные узлом на затылке.

Гангея легко оттолкнул челн от берега и прыгнул следом, едва коснувшись рукой борта. Утлую скорлупку качнуло, юноша уселся прямо на дно (оно оказалось, против ожидания, сухим) и стал глазеть, как девушка разворачивает свою посудину.

По всему выходило, что ей не впервой править челн по стремнине.

— Интересно, откуда рыбой так пахнет? — поинтересовался Гангея через минуту, не найдя иной темы для поддержания разговора.

— От меня, — резко ответила девушка, запнувшись на середине очередного гребка, и вдвое чаще заработала веслом.