Александра Маринина - Ад Страница 29

– А чего ж он к врачу-то не идет? – удивился Камень. – Насколько я помню из твоих рассказов, в то время уже частная медицина стала развиваться, и всяких специалистов появилось видимо-невидимо. Ну, я понимаю, в поликлинике МВД эту проблему не решить, и врачей нет нужных, и стыдно, но частным-то образом можно полечиться.

– Полечиться-то можно, а вот куда от себя самого убежать? – рассудительно заметил Ворон. – Ведь с детства, с пацанских времен еще было вбито в голову, что половое бессилие – это стыдно и является поводом для насмешек. У Родислава просто язык не поворачивается озвучить свою проблему вслух, признаться кому-нибудь, даже и врачу. Для него это немыслимо.

– И какие же способы он придумывает, чтобы себя оживить?

Ворон слетел пониже, собрался было что-то сказать, но передумал и спрыгнул на макушку Камню, приблизив голову вплотную к его уху.

– Он к проституткам ходит, – шепотом сообщил он. – Представляешь? Выбирает каждый раз разных и пробует. Все равно ничего не получается, но он продолжает искать. И еще он порнографию смотрит.

– Где?! – в ужасе воскликнул Камень. – Прямо дома?! При Любе?!

– Да тише ты! – одернул друга Ворон. – Чего орешь? Услышит кто-нибудь, о чем мы с тобой разговариваем, – сплетен потом не оберешься. Не бойся, не дома он смотрит.

– А где же?

– В бане, с приятелями. И проституток туда же приглашают. Родислав все надеется, что вот он насмотрится порнухи, оживет, а тут и девочку ему подгоняют – и все получится. Никто ничего не замечает, потому что смотрят все, а потом с девочками уединяются, а уж у кого там чего получилось или не получилось – этого никто не знает. Все, конечно, потом вместе встречаются и делают вид, что все отлично, но как было на самом деле – это большой вопрос. Я, например, ради любопытства пару раз в этих банях все комнаты осмотрел, когда дело до девочек дошло, так должен тебе сказать, что у некоторых, конечно, все нормально, но не у всех. Кто выпил много, кто перепарился, кто просто не в настроении оказался, а у кого и такие же проблемы, как у нашего Родислава. В общем, у всех по-разному, но когда они опять за столом встречаются, то делают довольные рожи, сальные глаза и многозначительно ухмыляются, дескать, они там шороху навели и показали этим соплюшкам, что такое настоящий секс с настоящим мужиком. Ой, Камешек, до чего ж они все смешные! Ты бы их видел! Толстые, черепа лысые, тела волосатые, брюхо висит, ноги кривые, морды пьянющие, несут какую-то ахинею, а туда же – гиганты секса и акулы российского бизнеса. Из десятерых мужиков у двоих-троих был настоящий секс, а остальные – кто совсем ничего не смог, а кто сгорел за три минуты, но разговоры ведутся такие, что можно подумать, будто они сплошь и поголовно все половые террористы. Врут друг другу и не краснеют.

– Да они не друг другу, они в основном сами себе врут, – задумчиво проговорил Камень. – А как же ты все это углядел? Ты ж клялся и божился, что за сексом не подсматриваешь.

– А я и не подсматриваю. Но уши-то мне никто не затыкает. Я все слышу, а это равнозначно тому, что я все вижу. Ну что? Порадовал я тебя? Такой правды ты от меня хотел?

– И такой тоже, – твердо ответил Камень. – Прошу тебя, не надо ничего от меня скрывать. Любая правда лучше неизвестности.

– А вот люди так не считают.

– Но мы-то с тобой не люди, мы с тобой – Вечные. И мы прекрасно понимаем, что то, что так пугает людей в их кратковременной земной жизни, не имеет в масштабах вечности ровно никакого значения. Кстати, ты что-то давно не упоминал о таинственных мужчинах, которые то и дело пасутся возле Романовых, то следят за ними, то спасают.

– Так я их больше не видел.

– Не видел или не обращал внимания? – прищурился Камень.

– Ну, не обращал, – пробормотал Ворон, на всякий случай спрыгивая на землю и отскакивая подальше от Камня. – Они же все время разные, эти мужчины, а ты что, хочешь, чтобы я всех людей на улице рассматривал? А таких явных ситуаций, как с маньяком или с Любиной сумочкой, больше не было.

«Или ты просто на них не попадал, – подумал Камень. – Ладно, я потом у Змея спрошу. Уж он-то все знает».

– Как они в Турции отдохнули? – миролюбиво спросил он. – Или ты еще не смотрел?

– Смотрел, а как же, – оживился Ворон. – Отлично они отдохнули! Наплавались, назагорались. Отельчик, правда, фиговенький, всего три звездочки, окна номера на водокачку выходят, но после советских гостиниц он казался райскими хоромами. Завтрак и ужин – шведский стол, на ужин на выбор по два супа, по два горячих блюда и по два разных гарнира, а уж закусок и салатов – десятка полтора. Представляешь, какое это произвело впечатление на Любочку и Родислава? Родислав-то все-таки целых три раза был в служебных командировках за границей, про Испанию я тебе рассказывал, а еще он ездил в Болгарию и на Кипр, в полицейскую академию, так что о приличных гостиницах какое-никакое представление он имеет, а уж для Любочки это все было как в сказке. Очень она осталась довольна.

– А Леля? Ей понравилось?

– Да ну ее, – Ворон раздраженно взмахнул крыльями, – ей, по-моему, вообще ничего, кроме ее собственных страданий, не нравится. Выходила на пляж, садилась в тенечке и читала толстенный том английской поэзии в оригинале. Из Москвы такую тяжесть перла, представляешь? Ходила целыми днями с постным лицом и молчала. А твой Родислав, между прочим, знаешь что вытворял?

– И что же?

– Он часов в одиннадцать утра заявлял, что ему уже жарко, и оставлял Любу на пляже, а сам шел в номер, якобы отдыхать, включал телевизор и смотрел по платному каналу порнографическое кино.

– Зачем? У него что, была возможность пригласить проститутку, если вдруг… ну, ты понял, что я имею в виду.

– С ума сошел! – фыркнул Ворон. – Какая проститутка? У него жена есть, ежели чего случится.

– И как, случилось? – с надеждой спросил Камень.

– Ну прям! Ничего не случилось. Слюнки текут, а толку никакого. Это я тебе так, для информации сообщил, коль уж ты настаиваешь, чтобы я ничего не скрывал. Но в целом отдых удался. Они по вечерам в деревню ходили, там магазинчики всякие с сувенирами, ювелиркой и трикотажем, Родислав Любе золотые сережки купил, большие такие, висячие. Я не очень понимаю, но они говорили, что это дутое золото. Дутое – это что, ненастоящее? Типа бижутерии?

– Остолоп, – беззлобно усмехнулся Камень. – Самое настоящее. Просто снаружи изделие крупное, а внутри пустое, легкое. Если бы было литое, то в нем золота было бы на многие тыщи, а когда дутое, то получается намного дешевле. Столько лет на свете живешь, а элементарного не знаешь. А Леле они что-нибудь купили?

– Да что ты привязался со своей Лелей! – рассердился Ворон. – Никогда ею не интересовался, а тут вдруг Леля да Леля. Не ходила она с ними в деревню, в номере сидела и поэтов своих смаковала. Или уходила вечером на пляж, сидела на лежаке и смотрела на море.

– Мечтала, что ли? – заинтересовался Камень. – О чем?

– Не «о чем», а «о ком», – поправил его Ворон. – О Вадиме, о ком же еще. Но это так, примерно, потому что я на нее не настроился и мысли ее читать не могу пока. Если бы она с кем-нибудь говорила, тогда другое дело, а она ведь молчит все время.

– Откуда же ты знаешь, что она о Вадиме мечтает?

– Ну, это-то на поверхности лежит, – рассмеялся довольный собой Ворон. – Это и без специальной настройки я могу прочитать. Вот в глубины подсознания я залезть могу только к Любе и к Родиславу, ну, к Лизе еще могу. А с поверхности-то я у кого хошь считаю. Что касается подарка, то Люба с мужем выбрали дочери красивый браслет, предлагали ей пойти с ними в магазин, посмотреть, но она не пошла, так что пришлось им покупать самим, не зная, понравится ей или нет.

– И как, понравился?

– А то. Глазки блеснули у нашей Лели, когда она браслет увидела и на руку надела. Но она тут же опять маску всемирной скорби нацепила и тихо так говорит, мол, спасибо, дорогие мама и папа, за ваш замечательный подарок, это мне будет память о том, как мы хорошо все вместе отдыхали за границей. И с такой тоской на родителей посмотрела, словно завтра все они умрут и эта поездка навсегда останется самым светлым пятном в ее безысходной жизни. Одним словом, девка – полный караул. Никакой радости жизни, одни сплошные страдания. Она весь отпуск родителям испортила.

– Так уж и испортила? – усомнился Камень.

– Я тебе так скажу, – авторитетно произнес Ворон. – Без нее им было бы куда лучше. А то им приходилось все время на Лелю оглядываться: как она, да что она, да не скучает ли бедняжечка, не грустит ли, да как она себя чувствует. Бывали моменты, когда им так хотелось порадоваться! Вот представь: купили они телефонную карту, позвонили Коле домой или на работу, поговорили с ним, убедились, что он жив-здоров и не в тюрьме, потом деду отзвонились, у него тоже все в порядке, голос бодрый, на здоровье не жалуется, потом даже Ларисе позвонили, с ней поговорили, там тоже все более или менее, Геннадий напился, валяется, храпит, но никого не покалечил и в милицию не загремел, бабка лежит, почти не встает, но квартиру пока не спалила, не затопила и не взорвала. Отходят они от телефонной будки и понимают, что жизнь удалась: в Москве все путем, здесь тепло, море, солнце и никаких проблем. Идут они, к примеру, в кофейню в деревне, пьют крепкий вкусный кофе, холодной водичкой запивают, кругом музычка восточная играет, люди веселые, беззаботные, и такая радость Любу и Родислава охватывает, такой покой и умиротворение, и глаза у них сияют, и предвкушают они завтрашний день, такой же спокойный, радостный, наполненный всеразличными удовольствиями, а Родислав планирует на парашюте полетать, а Люба его отговаривает, мол, она за него волноваться будет, и хохочут они, хохочут, и Родислав жену за плечи обнимает… И вдруг как вспомнят они про Лелю, которая осталась в отеле одна и сейчас, может быть, грустит или тоскует, – и всё, радость как рукой снимает, начинают про дочку говорить и сокрушаться, жалеть ее, переживать. И самое главное – им как будто даже стыдно быть такими счастливыми, когда рядом вечно хмурая Царевна Несмеяна. Получается, они рядом с Лелей права на личное счастье не имеют. Вот я и говорю, что без нее-то им куда как лучше было бы.