Ник Хорнби - Смешная девчонка Страница 3

– А что такого – у него же не десять тысяч мальчиков в подчинении, – заметила Барбара.

– Да нет, я сам по себе, только иногда один пацан помогает, – сказал Лен. – А сегодня в Блэкпуле такое событие. Я же не идиот – вместо себя пацана присылать.

Он жестом попросил Барбару сделать шаг назад.

– Улыбочка! – распорядился ее отец. – Или так говорят только дилетанты?

– Да нет, мы тоже. Хотя иногда я вместо этого кричу «Трусики!» – для разнообразия.

Джордж, удивленно качая головой, рассмеялся. Барбара видела, что он отводит душу.

– А кавалера нет? – спросил Лен.

– Его с работы не отпустили, Лен, – ответил за дочку Джордж и немного помолчал, размышляя, не слишком ли фамильярничает. – У них в выходные и праздники каждый человек на счету. А ее тетя Мари тоже сегодня не пришла, потому как на две недели уехала отдыхать на остров Мэн. Семь лет без отпуска. Просто в трейлере поехали, но и на том спасибо. Смена обстановки – все равно что отдых.

– Записывайте, Лен, – сказала Барбара. – Трейлер. Остров Мэн. Смена обстановки – все равно что отдых. Она с дядей Джеком поехала, пап? Или мальчишек тоже взяли?

– Ему это не важно, – сказал отец.

– А где она работает? – спросил Лен, кивая в сторону Барбары.

– Не знаю, – отозвалась Барбара. – Надо будет у нее спросить.

– В косметическом отделе универмага «Р. Х. О. Хиллз», – ответил отец. – А ее Айдан – в отделе мужской одежды. Они на работе познакомились.

– Ну, теперь она там надолго не задержится, верно? – предположил фотограф.

– Это почему? – не понял Джордж.

– Я не первый год фотографирую ваших «мисс Блэкпул». Как они посещают больницы, всяческие шоу, благотворительные вечера… Обязанностей – выше крыши, причем круглый год. Мы теперь будем частенько видеться, Барбара, так что привыкай к моей перекошенной физиономии.

– Надо же, Барбара, – выдохнул отец. – Могла ли ты помыслить?

Больницы? Благотворительные вечера? Круглый год? О чем она только думала? Тетя Мари лишь упомянула, что придется участвовать в церемониях открытия новых магазинов и зажигать рождественские елки, но кто же мог знать, что она подведет людей, если просто исчезнет; и вообще – что значит быть королевой красоты Блэкпула триста шестьдесят четыре дня без передышки?

– Куда ее понесло? – удивился Лен.

– Куда тебя понесло? – удивился отец.

Через пятнадцать минут вице-мисс, Шейла Дженкинсон, долговязая рыжеволосая дурешка из Скелмерсдейла{7}, уже стояла в короне, а Барбара вместе с отцом возвращалась домой на такси. Неделю спустя она уехала в Лондон.

Расставание с отцом было нелегким. Барбара знала: он боится одиночества, но ее это не остановило. Уже в поезде она задумалась, что же огорчило ее сильнее – печаль и страхи отца или же собственное бессердечие: у нее даже в мыслях не было изменить свои планы. Зато расставание с Айданом прошло безболезненно. Он, похоже, вздохнул с облегчением, а вслух сказал, что в Блэкпуле она бы только создавала ему проблемы. (По весне он женился на другой и создавал ей проблемы пятнадцать лет кряду.)

А в Лондоне – если, конечно, не требовать слишком многого – все пошло как по маслу. Вблизи Юстонского вокзала Барбара увидела дешевую гостиницу, заплатила из своих сбережений за трое суток вперед, отправилась в бюро по трудоустройству и тут же получила место в универмаге «Дерри энд Томс» (причем в отделе косметики) на Кенсингтон-Хай‑стрит. Казалось, только загадай для себя ухудшенную версию своей прежней жизни – и Лондон тут же исполнит твое желание. Лондону вообще было все равно, откуда ты родом, если не брать в расчет владельца табачного киоска и кондуктора автобуса: те с хохотом начинали передразнивать каждое твое слово, стоило только открыть рот. «Бульшой!», «Пиккаделле!», «Чашка кофа!» А то еще приглашали других покупателей и других пассажиров посмеяться вместе с ними.

Одна девушка из отдела женской обуви, Марджори, предложила ей в складчину снять квартирку в районе Эрлс-Корт, поближе к универмагу; Барбара согласилась, только потом осознав, что ей придется спать в одной комнате с Марджори.

К этому времени ее одержимость даже окрепла: Люсиль Болл сделала из нее мученицу амбиций. Кухонное оконце выходило на железнодорожные пути, и от грохота поездов с оконных рам на пол сыпалась сажа. В Лондоне почти вся зарплата улетала на еду, жилье и проезд. Марджори, такая же неприкаянная, как Барбара, никогда и никуда не выходила, так что вечера они коротали вдвоем. Питались супом из жестянок и подсушенным хлебом – на газовую горелку вечно не хватало шестипенсовиков. С «Люси» пришлось распрощаться, так как телевизора в квартирке не было, а потому каждое воскресенье Барбару особенно мучила тоска по дому. Напрасно она внушала себе, что в Блэкпуле с такой же тоской вспоминала бы Лондон. От этого лишь думалось, что счастье не светит ей ни тут ни там. Порой Барбара медлила у застекленных щитов службы занятости, но спроса на телевизионных клоунесс не наблюдалось. Ночами она не смыкала глаз и беззвучно плакала над собственной глупостью. А чего она, собственно, ожидала?

Марджори присоветовала ей покупать театральный журнал «Стейдж» и читать в нем раздел объявлений. Многие девушки, работавшие в «Дерри энд Томс», поведала она, в обед читали «Стейдж», а потом куда-то исчезали.

– Я кого-нибудь из них знаю, хотя бы отдаленно? – спросила Барбара.

– Разве что Марджи Нэш, – ответила Марджори. – Ты небось слышала, как мы ей косточки перемывали.

Барбара отрицательно покачала головой. Это известие разбередило ей душу: значит кто-то все же нашел тайный ход, ведущий из универмага прямиком в шоу-бизнес.

– Ее застукали с покупателем в мужском сортире на четвертом этаже, а потом она призналась, что украла юбку. Так вот: каждую неделю Марджи покупала «Стейдж».

И Барбара, не услышав никакого предостережения в рассказе про Марджи Нэш, тоже стала каждый четверг покупать этот журнал в газетном киоске у станции метро «Кенсингтон-Хай‑стрит». Но разобрать, что к чему, оказалось непросто. Многие объявления выглядели шифровками:

Шефтсбери – «Наш человек Крайтон». Кеннет Мор, Миллисент Мартин, Джордж Бенсон, Дэвид Кернан, Дайлис Уотлинг, Анна Барри, Юнис Блэк, Глин Уорснип, Патриция Ламберт{8} (Дельфонт/Льюис/Арнольд).

Кого же именно приглашают таким объявлением на непонятное застолье? Вряд ли самих Кеннета Мора, Миллисент Мартин и прочих, так ведь? Уж они-то, конечно, сами знают, когда им надлежит быть в Уэст-Энде. А Барбару и ей подобных куда-нибудь приглашают? А если вдруг где-то напечатаны такие же загадочные объявления, адресованные ей самой, – как об этом узнать, как откликнуться? Там ведь ни даты, ни времени, ни условий.

Для многих постановок, насколько можно было судить, требовались субретки, но Барбара не знала, что такое субретка, а словаря под рукой не было, равно как и адреса районной библиотеки. Впрочем, если для этого дела нет нормального слова, значит лучше туда не влезать, пока совсем уж не припечет.

На последних страницах журнала вакансии обозначались более откровенно – там и без словаря все было ясно. Клуб «Эмбасси» на Олд-Бонд‑стрит приглашал энергичных, миловидных девушек для эскорт-услуг. В «Нелл Гвинн» на Дин-стрит требовались хористки и/или танцовщицы, но непременно «с эффектными внешними данными» – других просили не беспокоиться. В хипповый клуб «Виски-Э‑Гоу-Гоу» на Уордор-стрит приглашались «кошечки» ростом не ниже метра шестидесяти, но она заподозрила, что рост для них не главное, а каковы могут быть остальные требования – об этом даже не хотелось думать.

Ей совершенно не улыбалось прикидывать, достаточно ли она эффектна, чтобы стать «кошечкой» или эскорт-хористкой. У нее были опасения, что, уехав из Блэкпула, она померкла; точнее, внешность ее здесь оказалась куда менее примечательной. Как-то раз в столовой для работников универмага она стала высматривать реальных красоток – и насчитала семь. Семь тоненьких, восхитительных созданий в одном лишь «Дерри энд Томс» и только за время обеденного перерыва. А сколько таких придет сюда в следующую смену? А сколько таких в отделах косметики «Селфриджес», «Хэрродс», «Арми энд Нейви»?

В одном она была уверена почти на сто процентов: никто из этих девушек не собирался смешить публику. Только на это и оставалось уповать. Каковы бы ни были их устремления, – а Барбара не могла бы поручиться, что у них есть хоть какие-то устремления, – заключались они совсем не в этом. Чтобы смешить публику, требовалось косить глазами, высовывать язык и сыпать глупыми или наивными фразами, а эти девушки с ярко-алыми губками, обливавшие презрением неказистых и немолодых, нипочем не снизошли бы до такого дурачества. И если уж на то пошло, от «кошечек» и хористок тоже никто не требовал юмора.