Александр Бирюков - Длинные дни в середине лета Страница 30

— Лучше бы бегал, — сказала Света. — Может, у него из-за этого? Я хотела у тебя спросить. Полгода я его уже совершенно не интересую. Понимаешь? Это ведь может сказаться на его отношении к жизни, работе? Ведь это сильно меняет человека?

— Наверное, — сказал Юра, — я читал про это.

— Ну что она, правда? — сказала Наташка. — Будет она его кормить сегодня? Ребенок надрывается.

— Свет! — крикнул Виктор. — Может, хватит сплетничать?

Что-то упало на кухне или Света со злости дверью хлопнула, ответа не последовало.

— Знаешь, — сказала Наташка, — я, конечно, не такая умная, как ты. Нас ведь ничему такому не учили. Да и вредно, говорят, если актер очень много думать будет.

— Как сороконожка.

— Вот-вот! Только ты ведь вот чего не учитываешь. Пускай мы сегодня недополучили — аплодисментов мало, цветов не было, а кто-то даже с середины спектакля ушел. А ты знаешь, как это обидно, когда в зале кресла хлопают? Так бы, кажется, и завопила: «Куда же ты, миленький! Я ведь для тебя стараюсь!» Или надавала бы ему по щекам. Только это — ерунда. А главное, чтобы хоть одна доярка над моей Таней заплакала. А у этой доярки будут дети, то есть они уже есть, наверное, и они будут умнее, чище, тоньше, чем мы. Вот что главное. И мой Обратно сыграет им Гамлета.

— Бедные дети! — сказал Виктор. — Ты представляешь, сколько мегатонн искусства для них приготовлено!

Громко хлопнула входная дверь, и Вера, не раздеваясь, влетела в комнату.

— Где Обратно? — закричала она. — Я его еще на лестнице слышала. Папа, включай скорее телевизор, сейчас тираж «Спортлото» будет.

— Во-первых, здрасьте, — сказала Света, перехватив ее у порога. — Во-вторых, марш раздеваться и умываться — разве такой к ребенку можно? Наташка, где у тебя кефир! Сейчас будем кормить.

— Наконец-то. А то я думала, что отсюда матерью одиночкой поеду.

— Ну и накурили! — сказал Юра, он тоже пришел в большую комнату. — Никакой заботы о детях.

— Вам мешать не хотели, — сказал Виктор. — Садись, сейчас мы проверим силу московского «Динамо».

«Динамо» оказалось в редкостном ударе. Юре удавались совершенно фантастические серии — по два «попа» подряд, и ни сборная Бразилии, ни сборная Англии, ни сборная ФРГ ничего не могли противопоставить могучей «силе в движении», как сказал об этом обществе когда-то сам Алексей Максимович Горький. Сборная Польши проиграла всухую — 100:0. Наташка визжала от восторга и целовала этот волшебный коробок после каждой победы.

— Все! — сказал Виктор, проиграв четыре матча, подряд. — Этот день войдет в историю. Нет силы выше «Динамо».

От чая Васильевы отказались. Обратно, подавленный обилием впечатлений, уже засыпал, и пора было трогаться. Виктор побежал ловить такси.

— Дядя Юра, — хныкала Вера, тираж опять оказался для нее несчастливым, — рассчитай мне на машине, какие цифры зачеркивать.

— Деточка! Да над этим лучшие умы трудятся. И все без толку.

Пришлось отвалить ей рубль, чтобы не плакала.

— Все вы одинаковые, — рассердилась Света. — Чему ребенка учите? Это же хуже водки.

— Говорят, что портвейн хуже водки, — совсем не к месту выступила Наташка, — и совсем это неверно.

— Может, правда поменяемся, сказала Света, — если такое, родство душ обнаружилось?

— А квартиры? Дети? — Наташку заинтересовали конкретности. — Ладно, Веру мы возьмем. Но тогда нам квартира большая нужна. А ты, Светка, в Химки поедешь?

— Ладно, поедет, а пока до свидания, — согласился Юра, он стоял с уже завернутым Обратно в передней. — Пойдем скорее, ребенок вспотеет.

— Давайте подумаем, — сказала Света, — и в следующий раз все решим.

С такси Виктору повезло, и ждать почти не пришлось, только вышли — машина у подъезда. Он к тому же и о себе успел позаботиться — из кармана взглядывала бутылка с беленьким алюминиевым флажком на затылке.

— Мы там серьезную проблему поставили, — сказала Наташка, — посоветуйся с семьей.

— Тренируйся, — сказал Юра, — через неделю матч-реванш. Это тебе не книжки читать, тут руками работать нужно.

Может быть, и не следовало так подчеркивать свое торжество, но ведь недаром говорят, что испытание славой — одно из самых трудных. А для Юры оно только началось, опыта еще нет. Вот он и не удержался. А следовало бы проявить снисхождение.

Ерундовое, конечно, событие — победа в этой детской игре, и не событие даже, а просто ерунда. Но пустячок, а приятно — кажется, так принято говорить, И Юра чувствовал, что эта победа доставила ему немалое удовольствие, и если никакие ребята не взялись печатать шаг, когда пошел в передней этот дурацкий разговор об обмене, то это прежде всего заслуга блестящего московского «Динамо», влияние того праздничного настроения, которое принесла Юре его победа. И когда Наташка уже в машине, заглянув в лежащий на коленях у Юры сверток и убедившись, что Обратно уснул, сказала: «Все хорошо. Только неудобно, что с пустыми руками приехали. Нужно было какую-нибудь бутылку захватить», — опять эти ребята не зашагали. «Ладно, — сказал Юра, — в следующий раз возьмем. Или они к нам приедут, я куплю. Я, наверное, ни в какую командировку не поеду».

Он переложил Обратно на левую руку, а правой притянул к себе Наташку. И было ему хорошо, спокойно. И ей, кажется, тоже.

— Нажаловалась? — спросил Виктор, когда Света пришла из ванной. Вера уже закрылась в своей комнате и не то куклам сказку рассказывала, не то читала вслух — отсюда не разберешь. Виктор сидел с бутылкой перед телевизором. Шел какой-то спектакль. В бутылке уже было меньше половины.

— А ты тоже хорош. Зачем ты ей голову морочишь? Пусть она свою Таню играет и радуется. Зачем ей твои сомнения, если ты в них сам разобраться не можешь?

— Ты можешь. Думаешь, что если защитилась, то умнее тебя и нет?

Света не ответила, она пошла на кухню, вернулась со стаканом, вылила в него остаток портвейна и выпила.

— Вот и все, что я могу, — сказала она, — разделить с тобою все пополам. Но, кажется, тебе этого мало.

— Да, — сказал Виктор, — лучше бы я это выпил сам. Сейчас ты будешь говорить всякие умные слова, а магазин уже закрылся.

ВЕТЕР ПОПЕРЕК ПОЛОСЫ 

В последний день командировки Евдокимов попросил собрать руководителей и доложил им итоги. Он приводил только очевидные факты, опуская то, что хотя и казалось ему установленным, но могло вызвать даже малейшие возражения. Тон доклада самый сдержанный — никаких разносов и иронии, только факты, выводы делайте сами, дорогие товарищи, а мы вам из Москвы поможем, если потребуется. Но и снисхождения, естественно, никакого — не нужно прятаться за объективные причины, все сваливать на трудные северные условия. Вы ведь тут и зарплату с северным коэффициентом и надбавками получаете, не правда ли?

Конечно, последнее — не открытым текстом, между строк, скажем, во фразе об особом внимании к развитию дальневосточных и северных районов и к нуждам северян, но и так все ясно. Какие есть вопросы к докладчику?

Вопросов, как и следовало ожидать, не было — вот что значит правильно построить доклад. Туркин в ответном слове поблагодарил за большую работу и ценные советы, которые помогут преодолеть, улучшить и тэ дэ. Но ссылка на эти северные условия все-таки прозвучала, и Евдокимов подумал, что, видимо, на сей раз он оказался либеральнее, чем следовало, или Туркин упрямее, чем он предполагал, нужно это учесть в ближайшем будущем, а конкретно — в справке по результатам командировки, сформулировать в ней основные причины порезче, а Туркину уделить особое внимание.

После совещания прозвучало обычное приглашение поужинать в самом тесном кругу — на посошок, так сказать, на дорожку, тем более что работали вы, не примите это за лесть, но честное слово, Александр Александрович, как зверь, можно теперь и расслабиться. Все, одним словом, как обычно. И, как обычно, Евдокимов спокойно и твердо отклонил это предложение — премного благодарен, но дорога дальняя, нужно оглохнуть (знаем мы эти застолья: дружеский интим после двух рюмок, хватание за руки — «Понимаешь, Сан Саныч, мы тут тоже...», а в завершение всунут какой-нибудь сувенир — на память о вашем пребывании). Попробуй после этого объективно доложить о недостатках, а то и просто безобразиях, не рассиропиться. А если не рассиропишься и все укажешь объективно, неловко будешь себя перед этими людьми чувствовать, словно подвел их в чем-то, не оправдал доверия. Нет, упаси бог, подарок не взятка, а ужин не подкуп, смешно подумать, что за какие-нибудь сорок — пятьдесят рублей можно купить мнение такого высокого гостя... Но вот и давайте не будем.

— Ну что ж, — сказал Туркин, заметно оседая, словно освобождаясь от роли, которую он играл эти четыре дня — доброжелательного, участливого хозяина, готового с предельном вниманием отнестись к каждому замечанию гостя, — поиграли и будя. — Что ж, — протянул он, — нам тоже всего доброго. Виктор будет стоять у гостиницы в девять пятнадцать и отвезет на вертолетную площадку. Извините, если что не так...