Анна Матвеева - Завидное чувство Веры Стениной Страница 31

Юлька, выслушав эту драму воспитания, беспечно махнула рукой:

— За деньги возьмут, не переживай!

После этих слов Вера совсем загрустила. С деньгами у них было не очень-то. Ларе шла маленькая пенсия за погибшего кормильца, в музее платили чисто декоративную зарплату. Мама устроилась куда-то развешивать плакаты — варила клейстер, потом шла «на маршрут», но получала тоже гроши. Лидия Робертовна периодически вспоминала про внучку, однако присылала из Питера не деньги, а вещи — к тому же ношеные. Они пахли чужими детьми и все были на вырост. По видимости, чужие дети имели какое-то отношение к то ли тётке, то ли племяннице, приютившей несостоявшуюся Верину свекровь в Петербурге, — Вера не желала вдаваться. Вещи она в тот же день, как получала на почте, уносила в секонд-хенд, а потом заходила туда ежедневно — проверяла, как знакомого в тюрьме. Продавались обноски плохо, но иногда за них всё же удавалось выручить немного денег.

Вот когда Вера заново пожалела о «Девушке в берете»! Портрет можно было бы, если уж совсем придётся туго, продать, хотя, если честно, она бы на это, скорее всего, не решилась. Но хотя бы возможность такая была — возможности порой тоже согревают, не хуже так и не купленной норки.

А вот у Юльки в том году всё было — лучше не придумаешь. Джон, работа, Евгения, которая таскала из школы только пятёрки — как грибник, что жалует одни только белые, она брезговала четвёрками.

На излёте зимы Джон подарил Юльке национальную уральскую женскую одежду — шубу из голубой норки.

— Бабство, конечно, но я не смогла отказаться, — говорила Юлька, поглаживая блестящий мех.

«Норка суха», — мрачно думала Стенина. Она уже четвёртый год носила просаленную турецкую дублёнку из того же секонд-хенда.

Восьмого марта в дверь позвонили неуверенной, чужой рукой — открыла мама. Стенина вышла из своей комнаты, на ходу застёгивая халат. Незнакомая высокая женщина рухнула перед ней на колени, и Лара от восторга начала аплодировать — как в театре.

Приглядевшись к коленопреклонённой женщине, Вера поняла, что не такая уж она и незнакомая.

— Вы меня, наверное, забыли, — гостья торопливо говорила, пока Вера с мамой поднимали её с колен. — Это мой муж убил вашего. Простите, Вера Викторовна! Такой грех, такое горе!

Шатенка с «пейсами» превратилась в коротко стриженную блондинку, но её всё-таки можно было узнать. Веру приятно удивило, что эта женщина не так молода, как ей помнилось, — шея заштрихована морщинами, на пальце старушечье кольцо с янтарём — нестерпимо-жёлтым, как ушная сера. Даже имя вспомнилось — Лия. Имя-деепричастие.

С десятой попытки Лию усадили за стол, мама отправилась в кухню за пустырником. Пока она капала его в рюмку, Лия вцепилась в Верину руку, неприятно поглаживая её сразу обеими своими.

— Вы только не отказывайтесь, пожалуйста. Я сама теперь мать, я знаю, как тяжело растить ребёнка.

Лара, выпятив пузико, с удовольствием смотрела мультфильм про Чипа и Дейла — на несчастное дитя она смахивала не слишком, но гостья, скорее всего, видела вместо реальной девочки какую-то свою выношенную фантазию. Вообще, эту Лию несло в разговоре, как пьяного человека — пусть она была трезвой, но темы сшибала, будто кегли. Вера с трудом поняла, что Лия ещё до суда развелась с Гериным убийцей, потом вышла замуж за другого человека и родила двух мальчиков, они погодки — Стасик и Вадик. Гостья достала фотографии из сумочки и, мазнув ими воздух, тут же спрятала Стасика и Вадика обратно. Муж Лии — очень обеспеченный человек, коммерсант. Они хотят материально помогать Стениным — пусть только те воспримут это нормально.

Тут Вера заметила, что одета Лия не хуже записной богачки — всё из коммерческих магазинов, и пахнет от неё дорогим тональным кремом, а не убогими «Уральскими самоцветами». Лишь нелепое янтарное кольцо вносило лёгкий диссонанс, но, как знать, оно могло быть и памятью о бабушке.

Лия залпом выпила рюмку пустырника и теперь смотрела на Стенину, ожидая — казнят или милуют. Мама на заднем плане вполне однозначно покашливала.

— Мы будем ежемесячно привозить вам небольшую сумму — триста долларов. Пока Ларисе не исполнится восемнадцать.

— Ларе, — машинально поправила Стенина, и бедная Лия тут же стушевалась, как будто позволила себе невесть какую бестактность:

— Простите! Конечно же, Ларе!

Она с мольбой заглядывала Вере в глаза — так покупатели советских времён ловили взгляды всемогущих продавщиц на ключевых должностях.

— Если это для вас так важно… — сдалась Стенина.

— Очень важно! Очень! — Лия порылась в сумке и вытащила из-под Стасика с Вадиком мятый конверт. — Вот! Первое поступление! А это для Лары — Барби.

Лара с визгом кинулась обнимать гостью:

— Барбия!

Это была её давняя мечта. Копипаста обещала заказать пару кукол Бакулиной в Париж, но всё как-то не получалось. А тут — пожалуйста, длинноногая пластмасса с идиотской улыбкой. Лара, как собака драгоценную косточку, потащила «Барбию» в детскую — чтобы зарыть получше, а то вдруг отнимут. А Лия заплакала, и Стенина впервые в жизни увидела перед собой человека, который только что уронил с плеч гору. Правда, гора при падении задела саму Стенину — но об этом она решила не задумываться.

— Всё правильно, — рассудила вечером Юлька. — Молодец, что согласилась.

— Да я и не могла отказаться, — объясняла Вера. — Но, Юлька, она же ни в чём перед нами не виновата. Позировала голышом — подумаешь!

Слово своё Лия сдержала — Стенины исправно получали деньги вплоть до прошлого года. Вначале их привозил водитель, всякий раз вместе с конвертом доставлявший то продукты, то игрушку, то билеты в кукольный театр. Однажды привёз корзину раков — почему-то Веру это покоробило. Раки сами коробились в корзине, пока их не забрал Джон и не съел с удовольствием (и с укропом). Спустя пять лет всё тот же водитель привёз банковскую карточку, и деньги стали поступать на счёт первого числа каждого месяца. Стенины привыкли, особой благодарности у них не было — но обыкновенная, не особая, была. И, конечно, без этих денег Вера не смогла бы устроить дочку в гимназию.

Они с Ларой вышли из дома за целый час до назначенного времени. На малышке было новенькое платье — его купил Джон для Евгении, но Евгении оно оказалось слишком широким и длинным, а Ларе пришлось в самый раз. Бархатное синее платье, белые колготки на толстеньких ножках, французская косичка и самая мрачная мордашка, какую только можно вообразить. Вера раз двести объяснила дочке, как надо себя вести на «экзамене». У неё самой сердце глухо билось как будто на вылете из горла.

Мама сказала, что пойдёт в церковь — помолится, чтобы всё прошло удачно. Вера, мимоходом вспомнив Валечку, решила, что это не помешает.

Короткая дорога в гимназию шла мимо прежней Вериной школы, — обычно она обходила её стороной, но тут вдруг решилась — и зря. Навстречу шла Макаронина с модной итальянской сумкой, оглядела их с Ларой с ног до головы и сделала вид, что не узнала. А Вера зачем-то поздоровалась с ней. Всё это длилось какие-то секунды, но настроение у Веры подпалилось с одного краю и теперь опасно тлело по всей площади. Тут ещё и горемычная Лара запнулась на ровном месте, в стиле Евгении, и выпачкала колготки свежей зелёной травой. Вещи Ларе всегда было жаль сильнее, чем людей, — она так горестно оплакивала грязные колготки, что Вера с трудом удержалась, чтобы не наподдать ей ещё по одному месту. Лара ныла и размазывала слёзы по лицу, французская косичка растрепалась, бархатное платье уже не выглядело новым.

Приёмная комиссия состояла из трёх дам опасного возраста — от тридцати до сорока, хотя одной могло быть и пятьдесят, просто она тратила много времени на борьбу с этим фактом. Встретили Стениных со слегка оскорблёнными лицами: на входе в класс девочка разревелась с новой силой, и училки как бы давали понять, что претендентка не очень-то вписывается в парадигму. Пятидесятилетняя буратиньим голосом спросила, почему Лара плачет, и дочка, не выносившая даже малейшего привкуса фальши, зашипела на неё как змея.

Тут подключилась вторая дама, она была хорошенькой и разбиралась в детской психологии. С таинственным видом учительница поманила Лару за собой, и та уже через пять минут весело щебетала с Катериной Ивановной за партой у окна. Так начался экзамен.

— Читает медленно, — признала Катерина Ивановна, и Вера её тут же разлюбила, хотя только что готова была целовать ноги в лакированных туфельках. Или, как минимум, туфельки.

Математику Лара и вовсе завалила, если можно так сказать об экзамене, где нужно было посчитать треугольники и найти лишний элемент — ворону среди попугаев.

— Самое главное, она ещё психологически не готова к школе, — резюмировала третья дама, завуч. — Вам уже исполнилось семь?