Чарльз Мартин - Между нами горы Страница 32

В сумерках я повернул назад, к стоянке. Впереди, ярдах в двадцати, мелькнуло что-то белое. Я вставил в лук стрелу и замер в ожидании. Так я прождал пять минут – и дождался: прыжок, еще, еще! Кролик: большие уши и лапы, скачет себе под деревьями.

Я прицелился, выдохнул и выпустил стрелу. Одновременно с началом полета стрелы кролик подпрыгнул дюймов на шесть, и моя стрела зарылась в снег, даже не коснувшись его.

Я долго искал стрелу, но от копания в снегу мои потрескавшиеся руки нестерпимо заболели, и я решил отложить поиск до завтра.

Вернувшись, я застал костер в хорошем состоянии – дрова весело потрескивали, было тепло. Эшли ухитрилась вскипятить воды и разогреть остатки нашего мяса. Через день оно явно закончится. Посмотрев на мой лук и сосчитав оставшиеся стрелы, она спросила, что произошло.

– Я промахнулся.

– А если бы не промахнулись?

– Тогда у нас на ужин был бы кролик.

– Давайте в следующий раз я буду держать мишень, когда вы стреляете.

– Если вы сможете ее поймать, я согласен. – Заметив ее улыбку, я спросил: – Вы не возражаете против прогулки?

Она подняла брови.

– Серьезно?

– Вполне. Если вы на меня обопретесь, то мы дохромаем до гряды. Мне нужны ваши глаза.

– Вы что-то увидели?

– Может, да, а может, и нет. Трудно сказать. Не хочу рисковать, пока мы оба на это не посмотрим.

– Чем мы рискуем?

– Я думал, что мы спускаемся, но то, что я увидел, наводит на мысль, что мы еще несколько миль будем двигаться по плато. Два-три дня на смену направления, еще три-четыре – чтобы наверстать упущенное. Всего семь дней, если я не ошибся.

Излишне было говорить, что положение у нас хуже некуда. Лишняя неделя нас доконает. Возможно, мы и недели не протянем.

– Что там?

– Не пойму. Похоже на дерево, только лежит оно горизонтально на уровне верхушек других деревьев. Горизонтальный штрих в море вертикалей.

– А мне не повредит эта прогулка?

– Нет. И на санях туда ни за что не добраться. Мы пойдем медленно. Шажок – остановка, шажок – остановка.

– Я вам доверяю. Думаете, это нужно?

– Дело не в доверии. Просто четыре глаза надежнее двух.

– Когда вы хотите идти?

– На рассвете. Восходящее солнце – это как раз то, что нам нужно.

Как ни рискованно было тащить туда Эшли, необходимо было разобраться, куда нам идти дальше. От места падения самолета мы брели наугад. Но теперь, когда мы забрались слишком далеко, чтобы возвращаться обратно, решение следовало принимать вместе. Я ведь понимал, куда мы можем забрести за неделю: вопрос о направлении превращался в вопрос жизни и смерти.

А еще я знал, что нам нужен прорыв.

Мы залезли в свои спальные мешки и стали смотреть на костер, освещавший снизу еловые ветки. Впервые мне стало так жарко, что я был вынужден расстегнуть молнию на спальном мешке. Заглушив голод, я первым делом занялся ногой Эшли. Опухоль спадала, было заметно, как в месте перелома образовывается рубец. Хорошие признаки!

Я сел напротив нее, положил себе на колени ее здоровую ногу и стал массировать свод стопы, лодыжку, подколенное сухожилие и сухожилия по бокам подколенной ямки, чтобы улучшить кровообращение.

– Вы что, учились массажу? – удивленно спросила она.

– Вы пролежали две недели. Надо ускорить кровоток. Если вы попытаетесь встать прямо сейчас, то результат будет незавидный.

– Правда?

Я ткнул большим пальцем в ее правую ягодицу. Она застонала от боли, потом отдышалась, и мышцы расправились. Одно дело – каким человек кажется со стороны, и совсем другое – каким он оказывается, стоит только лишь до него дотронуться. Эшли была связкой мышц – длинных, сухих, гибких. Вероятно, это и спасло ей жизнь. Обычный человек при таком падении не выжил бы.

Я взялся за ее левую ногу, стараясь быть осторожным. Необходимо было размять мышцы стопы и лодыжки, улучшить кровообращение.

– Не хотелось бы вас злить, чтобы вы, поправившись, не надавали мне пинков. Вы – одна сплошная мышца.

– Когда валяешься, начинаешь об этом забывать.

– Ничего, вспомните. Несколько недель – и вы будете как новенькая.

– Ваша жена – хорошая бегунья?

– Когда я впервые увидел ее в школе, то решил, что это текущая вода, а не человек. Представьте, как ходит водяной человек… Она буквально текла по беговой дорожке, почти не касаясь земли.

Когда я принялся за ее лодыжку, она поморщилась.

– Когда мы вернемся, вы обязательно должны обучить этому Винса. – Она запрокинула голову, затаила дыхание. Придя в себя, Эшли спросила: – Серьезно, где вы этому научились?

– Мы с Рейчел продолжали бегать, пока учились на медицинском факультете. Я был ее тренером, она моим. Ей это было необходимо, потому что она унаследовала у матери особенность строения ног.

– Какую именно?

Я потрогал ее ногу рядом с большим пальцем.

– Бурсит.

– Вы массируете женщинам стопы, чтобы избавить их от бурсита?

Я нажал ей на свод стопы, заставив поджать пальцы.

– Вам трудно в это поверить?

Она покачала головой.

– Вот это, я понимаю, любовь!

– Винс не массирует вам ноги?

– Нет, даже если я выдам ему резиновые перчатки.

– Надо будет с ним потолковать.

Она щелкнула пальцами.

– Отличная мысль! Раз вы составляете список тем, не упустите свой фокус с добыванием огня.

– Нет уж, – сказал я с улыбкой.

– Почему?

Я надел ей на ногу носок и засунул ногу в спальный мешок.

– Потому что я бы начал с другого.

– С чего?

– С приобретения спутникового телефона.

Не знаю, что было лучше: свет костра или ее смех.

Глава 26

Согревшись у костра, я лежал без сна, провожая насмешливым взглядом очередной авиалайнер, пролетавший над нами на высоте 30 тысяч футов. Эшли спала, негромко посапывая. Легкий ветерок шевелил ветви нашего шалаша и заставлял подмигивать бессчетные звезды в небесах. Мне не давало покоя решение, которое предстояло принять завтра. Действительно ли я что-то разглядел или после двух недель мучений начал принимать желаемое за действительное?

Неожиданный звук заставил меня прислушаться. Мне почудился хруст снега. Я уже представлял двоих людей, остановившихся под нашим деревом: они вздыхали и кряхтели. Гости, видимо, были довольно грузными, иначе откуда взялся этот хруст? Я потянулся к Эшли, но она перехватила мою руку.

Я вылез из спального мешка, схватил лук и стрелу и засел между Эшли и «дверью». Рука Эшли лежала у меня на затылке, из моего рта вырывались облачка пара. Снова подморозило, и я весь покрылся мурашками. Менее чем в пяти футах от нас расхаживало, фыркая, неведомое существо. Потом я услышал стук.

Оленьи рога!

Поняв, что олень чешет рога о дерево, я облегченно перевел дух. Эшли поняла, что опасность миновала, и убрала руку. Существо еще пофыркало, издало звук, похожий на тяжелый вздох, и ускакало.

Я положил лук и залез в спальный мешок.

– Бен? – нарушила тишину Эшли.

– Что?

– Вы сможете уснуть?

– Легко.

Я придвинулся поближе к ней. Из ее мешка виднелись только глаза и губы. Она уже спала. Я долго бодрствовал, наблюдая за паром, поднимавшимся из моего рта, и вспоминая почему-то песенку «Что делает рыжего рыжим» из диснеевского «Питера Пэна». Кажется, я даже спел ее шепотом. Вот что делает с человеком высота в сочетании с голодом!

Через некоторое время я опять проснулся. На моем лице лежали волосы. Человеческие волосы, пахнувшие женщиной и щекотавшие мне нос. К щекам они прикасались как нежнейший шелк. Первым моим побуждением было отодвинуться, чтобы не нарушать личное пространство Эшли.

Но я не шелохнулся.

Я остался лежать, жадно вдыхая ее аромат. Медленные вдохи, длинные тихие выдохи. Я вспоминал, как пахнет женщина.

Мне понравилось!

Эшли повернула голову и прижалась лбом к моему лбу, дыша мне в лицо. Я медленно вдохнул, потом, стараясь ее не будить, еще. И еще. Так продолжалось довольно долго.

Постепенно я уснул, полный чувства своей вины – и вожделения.

Когда я проснулся, было темно. Луна забралась высоко и сияла изо всех сил, ее свет проникал сквозь ветки над моей головой и отбрасывал на снег игольчатую тень. Костер прогорел, но угли еще не потухли. Я подул на них, заставив заалеть, добавил хвороста, и через считаные секунды огонь заполыхал снова.

Эшли зашевелилась. От огня на ее лицо ложились длинные узкие тени. Она сильно исхудала, сбросила все двадцать фунтов, вокруг запавших глаз залегли черные круги, белки глаз были в красных прожилках, изо рта плохо пахло – организм пожирал себя изнутри.

Мой вел себя не лучше.

Я оделся, помог одеться ей, закутал и потащил к выходу. Тянуть сани можно было только ярдов сто, потом начинался крутой подъем, и там мне пришлось поставить ее на ноги. Она обхватила меня за шею. Я переставил ее вправо, чтобы сломанная нога была между нами.

Она случайно оперлась на сломанную ногу и застонала.